ее всего будет оправдан без какого-либо вмешательства с ее стороны. Если так, то это хорошо. Но если его не оправдают? На этот ужасный вопрос ответа не было. Синдерелле же не будет грозить высшая мера наказания. Причины ее преступления совсем другого рода. Она могла бы сослаться на ревность и крайнее раздражение, ее молодость и обаяние во многом могли бы помочь. Тот факт, что из-за трагической ошибки понес наказание Рено-старший, а не его сын, не изменит состава преступления. Но в любом случае, каким бы мягким ни был приговор суда, он будет означать длительный срок тюремного заключения.
Несомненно, Беллу нужно защитить, и в то же время Жак Рено должен быть спасен. Как все это сделать, я не имел ясного представления. Оставалось положиться на Пуаро. Он знает, что делать, что бы ни случилось, он сумеет спасти невинного. Он найдет какой-либо предлог. Возможно, это будет трудно, но он с этим как-нибудь справится.
Так я успокаивал себя, но в глубине сердца оставался леденящий ужас.
Глава 24«Спасите его!»
Мы вернулись из Англии вечерним пароходом, и на следующее утро были уже в Сен-Омере, где находился в заключении Жак Рено. Не теряя времени, Пуаро посетил следователя Оте. Поскольку Пуаро не возражал относительно моего присутствия, я составил ему компанию.
После разных формальностей и расспросов нас провели в кабинет следователя. Он сердечно приветствовал нас.
— Мне говорили, что вы вернулись в Англию, месье Пуаро. Я рад узнать, что это не так.
— Я действительно ездил туда, месье Оте, но это был только мимолетный визит. Второстепенный вопрос, но такой, что его стоило выяснить.
— И действительно стоило?..
Пуаро пожал плечами. Следователь кивнул вздыхая.
— Боюсь, что мы должны согласиться с версией Жиро. Эта скотина безобразно себя ведет, но он, несомненно, умен. Мало шансов на то, что он в чем-нибудь ошибается.
— Думаете, что не ошибается?
Теперь настала очередь следователя пожать плечами.
— А что, вы пришли к какому-либо другому заключению?
— Если говорить откровенно, господин следователь, мне кажется, что в версии Жиро много неясных мотивов.
— Например?
Но из Пуаро трудно было что-либо вытянуть.
— Я их еще не успел конкретизировать, — протянул он. — Мои замечания носят общий характер. Мне нравится этот молодой человек, и я не могу поверить, что он виновен в таком ужасном преступлении. Кстати, что он сам говорит по этому поводу?
Следователь нахмурился.
— Я не могу его понять. Такое впечатление, что он совершенно не может защищаться. Больших трудов стоило заставить его отвечать на вопросы. Он ограничивается общим отрицанием своей виновности, а что касается всего остального, то прячется за упрямым молчанием. Я снова буду допрашивать его завтра. Может быть, вы захотите присутствовать при этом?
Мы охотно приняли приглашение.
— Печальная история, — сказал следователь со вздохом. — Я глубоко сочувствую мадам Рено.
— Как ее здоровье?
— Она еще не пришла в себя. Это своего рода милосердие, бедная женщина от многого избавлена. Доктора говорят, что опасности нет, но, когда она придет в себя, ей будет необходим максимальный покой. Насколько я понимаю, в ее теперешнем состоянии виновато не только падение, но и душевная травма. Будет ужасно, если она сойдет с ума. Но я этому нисколько не удивлюсь… — Оте откинулся назад, покачивая головой и делая унылое выражение лица, чем хотел подчеркнуть, как мрачно представляет себе перспективы дела.
Наконец, он вернулся к действительности и, спохватившись, проворчал:
— Ах, да! У меня есть для вас письмо, месье Пуаро. Одну минутку, куда же я его положил?
Он принялся копаться в бумагах. Наконец, нашел послание и передал Пуаро.
— Оно было вложено в конверт с моим адресом, видимо, чтобы я направил его вам, — объяснил он. — Но, так как вы не оставили адреса, я не мог этого сделать.
Пуаро рассматривал письмо с любопытством. Адрес на нем был написан размашистым, косым, незнакомым почерком, но писала его явно женщина. Пуаро не стал читать письмо. Он положил его в карман и встал.
— До завтра, месье следователь. Большое спасибо за вашу любезность.
— Я всегда к вашим услугам. Эти молодые детективы школы Жиро все одинаковы — грубые, самоуверенные парни. Они не понимают, что следователь с моим… э… опытом непременно обладает некой проницательностью, своего рода чутьем. Наконец, вежливость, свойственная старой школе, более мне по вкусу. Поэтому, мой дорогой друг, распоряжайтесь мной как вам будет угодно. Мы кое-что знаем, вы и я… э?
И, искренне смеясь, очарованный собой, Оте распрощался с нами. К сожалению, я должен отметить, что первой фразой Пуаро, обращенной ко мне, когда мы шли по коридору, была:
— Самовлюбленный старый идиот этот следователь! Своей глупостью он вызывает жалость!
Выходя из здания, мы столкнулись лицом к лицу с Жиро, который выглядел щеголем.
— Месье Пуаро! — крикнул он небрежно. — Так вы вернулись из Англии?
— Как видите, — сказал Пуаро.
— Конец дела теперь не так уж далек!
— Я согласен с вами, месье Жиро.
Пуаро отвечал сдержанно. Его удрученный вид, казалось, радовал Жиро.
— Это самый бесхарактерный из всех известных мне преступников. Ни малейшей идеи, как себя защитить. Что-то необыкновенное!
— Настолько необыкновенное, что заставляет задуматься, не так ли? — резюмировал Пуаро мягким голосом.
Но Жиро его не слушал. Он вертел трость с самодовольным видом.
— Всего доброго, месье Пуаро. Я рад, что вы наконец убедились в виновности молодого Рено.
— Извините, но я полагаю обратное — Жак Рено невиновен.
Жиро минуту выглядел изумленным, потом расхохотался, постучал выразительно пальцем по лбу и отрывисто произнес:
— Он рехнулся!
Пуаро с достоинством выпрямился. Опасный огонек зажегся в его глазах.
— Месье Жиро, на протяжении всего этого дела ваша манера обращения со мной была намеренно оскорбительной! Вас следует проучить. Я готов побиться об заклад на 500 франков, что отыщу убийцу месье Рено раньше, чем это сделаете вы. Согласны?
Жиро беспомощно поглядел на него и вновь пробормотал:
— Рехнулся!
— Ну, давайте, — настаивал Пуаро, — согласны?
— Мне неохота брать у вас деньги.
— Пусть вас это не беспокоит, вы их не получите.
— Ну ладно, согласен! Вы говорите, что моя манера обращения с вами оскорбительна. Но ваша манера тоже вызывала у меня раздражение порой.
— Я польщен тем, что слышу, — сказал Пуаро. — Желаю вам доброго утра, месье Жиро. Пойдемте, Гастингс.
Я не сказал ни слова, пока мы шли по улице. У меня было тяжело на сердце. Пуаро объявил о своих намерениях слишком категорично. Я сомневался более чем когда-либо в своих силах спасти Беллу от наказания. Эта неожиданная стычка с Жиро разозлила Пуаро и пробудила его пыл.
Неожиданно я почувствовал у себя на плече чью-то руку. Обернувшись, я увидел Габриэля Стонора. Мы остановились и поздоровались. Стонор предложил проводить нас до отеля.
— А что вы здесь делаете, мистер Стонор? — спросил Пуаро.
— Человек не должен оставлять в беде своих друзей, — сухо ответил он. — Особенно когда их несправедливо обвиняют.
— Так вы не верите, что Жак Рено совершил это преступление? — спросил я нетерпеливо.
— Конечно, нет. Я знаю этого юношу. Признаюсь, что в этом деле были один или два момента, которые совершенно ошеломили меня, но тем не менее, несмотря на его глупое поведение, я никогда не поверю, что Жак Рено может быть убийцей.
Я расположился душой к секретарю. Его слова как будто сняли тайную тяжесть с моего сердца.
— Я не сомневаюсь, что многие разделяют ваши чувства! — воскликнул я. — Ведь улик фактически против него до смешного мало. Я считаю, что его оправдают. В этом нет никакого сомнения.
Но Стонор отреагировал на мои слова иначе, чем мне хотелось.
— Я бы много дал, чтобы разделить ваш оптимизм, — сказал он печально. Затем, повернувшись к Пуаро, спросил:
— А каково ваше мнение, месье?
— Я думаю, что дела Жака принимают плохой оборот, — ответил Пуаро спокойно.
— Вы верите, что он виновен? — резко спросил Стонор.
— Нет. Но боюсь, что ему будет трудно доказать свою невиновность.
— Он ведет себя более чем странно, — пробормотал Стонор. — Конечно, я понимаю, что дело гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Жиро неосведомлен, поскольку он здесь впервые, но вся эта история действительно чертовски странная. И уж если на то пошло, словами делу не поможешь. Мадам Рено хочет что-то скрыть, и я буду следовать ее примеру. Это ее спектакль, а я слишком уважаю ее, поэтому не намерен совать палки в колеса, но я никак не могу разобраться в поведении Жака. Что бы с ним ни произошло, он должен защищаться.
— Виновность Жака — чепуха! — вскричал я, вмешиваясь в разговор. — Во-первых, нож… — Я запнулся, не зная, как встретит Пуаро мои откровения, и продолжал, более осторожно подбирая слова:
— Мы знаем, что у Жака Рено не было при себе ножа в тот вечер, и мадам Рено может подтвердить это.
— Правильно, — сказал Стонор. — Когда она придет в себя, то, безусловно, скажет это и многое другое. Ну, а теперь я должен вас оставить.
— Один момент, — окликнул Пуаро Стонора. — Сможете ли вы послать мне весточку, как только мадам Рено придет в себя?
— Безусловно. Пришло незамедлительно, — прокричал он через плечо и зашагал в сторону виллы «Женевьева».
— Довод, касающийся ножа, будет убедительным и в суде, — заметил я, когда мы поднимались по лестнице. — Я не мог говорить откровенно в присутствии Стонора.
— Вы совершенно правильно поступили. В сложившейся ситуации мы должны попридержать наши сведения насколько возможно. Но ваш довод об отсутствии ножа у Жака Рено вряд ли ему поможет. Вы заметили, что сегодня утром я отлучался на час, прежде чем мы выехали из Лондона?
— Да.
— Я разыскивал фирму, в которой Жак Рено заказывал свои сувениры. Это было не очень трудно. В общем, Гастингс, они сделали по его заказу не два ножа, как мы думали, а три.