Том 7. Ахру — страница 47 из 65

дто что-то выползает, и весь он движется. Я рисовал этих движущихся “испредметных” — с натуры» (Подстриженными глазами. С. 56). Свою манеру рисования Ремизов также связал с идеей непосредственного отображения мысли и чувства в линиях и красках: «Я рисовал... “обезьяньи знаки”: линии, как они сами из себя вылиниваются, по Кандинскому...» (Пляшущий демон. С. 57).

С. 89. ...из Киево-Печерского Патерика житие Моисея Угрина... — Житие описывает подвижническое противостояние греху и отказ от плотских страстей. См.: Памятники литературы Древней Руси. Т. XII. М., 1980. С. 542—554. Этот текст Розанов приводит и комментирует в качестве иллюстрации феномена монашеского «самоотрицания пола» в своей книге «Люди лунного света» (Уединенное. С. 126—136).

С. 90. Милый Алеша! Прости за «Убогого»... — В альбоме «Розанов» письмо № 18.

Я издаю: «Когда начальство ушло»... — «Когда начальство ушло... 1905—1906 гг.» (СПб., 1910). Ср. с рецензией Андрея Белого: «Книга Розанова — живая запись истории; это — документ; и вместе с тем это характеристика событий 1905—1906 года с исключительно редкой точки зрения. <...> В событиях недавнего прошлого Розанову открылся прежде неведомый религиозный пафос неведомой прежде религии» (Русская мысль. 1910. № 11. С. 374—376).

...твой божественный рисунок. — В конце книги имеется рисунок без подписи (Полет ведьмы в ступе и черт). Авт. коммент.: «Письмо на желтой оберточной бумаге в конце моего рисунка. Рисунок, перерисовав, отдал с копией на белой бумаге В. В. Рисунок мой, действительно, появился в книге, но узнать его трудно — “настоящий” художник поправил. У меня был дикий рисунок, часть которого образовалась от пролитых разбрызганных чернил, а тут получился вид человеческий с приличной Бабкой-Ягой, все очень хорошо, и ничего — никакого чувства. А подарил я этот рисунок В. В. с житием “Моисея Угрина”, переписанного мною же из Киево-Печерского Патерика на проводах Мережковских перед их отъездом за границу в 1906 г., когда многие так уехали после революции, они вот, А. Н. Бенуа». О своем рисунке Ремизов также вспоминал в письме к Н. В. Зарецкому от 20 января 1932 г.: «...от моего рисунка осталось мало <...> у меня была ведьма — живот толпатиком, от полета она вся напряжена и нога слилась с другой, на картинке же живот круглый, как полагается и две ноги. <...> Но В. В. в этом не разбирался: исправленное ему показалось и чище и “художественней”» (Морковин В. Приспешники царя Асыки // Československa rusistika. XIV. 1969. 4. S. 183).

Милая Серафима Павловна! «Мудрый Змий»... — В альбоме «Розанов» письмо № 19; написано на бланке редакции газеты «Новое время». Авт. коммент.: «О “откровении” и о “громком” тайны В. В. Розанов знал очень хорошо».

С. 92. ...написал повесть «Неуемный бубен», прочитал в «Аполлоне», — не приняли. — Сохранился письменный отказ от 15 февраля 1910 г., подписанный секретарем журнала «Аполлон»: «...я посылаю Вам Вашу рукопись, согласно Вашему желанию, — она понравилась, но так длинна, что до осени едва ли могла бы появиться в “Аполлоне”, — а это, кажется, Вас не устроило бы» (РНБ. Ф. 634. № 112. Л. 1). Ремизов, находясь в издательской «блокаде» после обвинения в плагиате, возлагал последние и отчаянные надежды на решение редактора журнала С. К. Маковского: «Бели бы все знал Сергей Константинович, ведь, я ему обязан изданием “Пруда”, как я верил, и на этот раз он меня выручит, меня нигде не печатают, а “Аполлон” меня реабилитирует...» (Встречи. С. 33).

С. 92. И хоть других уж навастривал (А. Н. Толстого, М. М. Пришвина)... — В конце 1900-х гг. Ремизов действительно способствовал литературной карьере Пришвина, который позже вспоминал, что именно благодаря Ремизову его «мужицкий, земляной» рассказ «У горелого пня» (1910) был принят к печати «рафинированными словесниками Аполлона» (Письма Пришвина. С. 178). Ср. также с замечанием Иванова-Разумника о том, что в «очень милых» «Сорочьих сказках» Ал. Толстого были «отражения “Посолони” Ремизова» (Иванов-Разумник. Творчество и критика. СПб., [1911]. Т. II. С. 72).

...стараниями А. И. Котылева, действовавшего ~ и мордобоем. — Журналист и издатель Александр Иванович Котылев (1885—1917) играл в жизни Ремизова роль «чудесного помощника» из волшебной сказки. Подробно излагая историю об обвинении в плагиате в своих воспоминаниях, Ремизов описывал стиль поведения своего приятеля следующим образом: «— Мерзавцу, — возгласил Котылев <...> — в театре публично набьем морду <...> А ведь Котылев, как сказалось, убежден, что я содрал сказку и попался» (Встречи. С. 24). Эксцентричность и широта характера Котылева, а также этимология его фамилии, переосмысленная Ремизовым в духе народной мифологии (отвагу льва и хитроумие кота), позволили писателю создать нарицательный образ героя под именем Кот-и-Лев в сказке «Никола Чудотворец», в котором органично сочетались два качества его прототипа: «море ему по колено и на догадку горазд» (Ремизов А. Николины притчи. Пг., 1918. С. 79).

...А. А. Измайлов из побуждений самых высоких ~ написал про меня в вечерней Биржовке. — Подразумевается обвинение Ремизова в плагиате, которое прозвучало в «Письме в редакцию», подписанном псевдонимом Мих. Миров, со страниц газеты «Биржевые ведомости» (1909. 16 июня. № 11160. С. 5—6). Эта инвектива вызвала волну газетных публикаций, склонявших имя писателя на все лады, и привела к серьезным осложнениям в его творческой жизни. Ремизов считал ее автором литературного критика Александра Алексеевича Измайлова (1873—1921). Однако по утверждению самого Измайлова злополучную статью написал К. И. Чуковский. В письме к Ф. Сологубу от 25 марта 1910 г. он писал: «Моя личная точка зрения на все недоразумения, связанные с кричащим термином “плагиат”, не совпадает с редакционной. Для меня нет ничего отвратительнее восторженного захлебывания толпы, когда Чуковский обвинил Бальмонта за три выражения, схожие с выражениями какого-то англичанина (Бальмонта, у которого 20 книг!) или Ремизова за пользование сказкой. Я уезжал на Кашинские торжества, когда приняли обвинение Ремизова и, забрав корректуру письма, доказывал, что не стоит его давать. Добился только того, что смягчили выражения. Моя роль в газете вообще незначительна» (Федор Сологуб и А. Н. Чеботаревская. Переписка с А. А. Измайловым / Публ. М. М. Павловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1995 год. СПб., 1999. С. 207—208).

С. 93. Пришвин ~ пошел по редакциям с разъяснениями. — После утомительных переговоров в разных редакциях Пришвину удалось опубликовать в газете «Слово» (1909. 21 июня. № 833. С. 5) свое «Письмо в редакцию» под названием «Плагиатор ли Ремизов?».

...ответили: от Мусагета (через Андрея Белого) до Сытина (через Руманова) и от Сытина да Вольфа: все отказали. — Речь идет о неудачных попытках Ремизова пристроить повесть «Неуемный бубен» в московское издательство «Мусагет», организованное в марте 1910 г., и в петербургские издательства И. Д. Сытина и М. О. Вольфа. Андрей Белый, член редакционной коллегии «Мусагета», стараясь помочь Ремизову, писал ему после провала своей инициативы: «...если бы Вы услышали от меня кое-что, Вы бы поняли, что большинство “Мусагетцев” в этом неповинны, что у нас весьма сложные отношения 1) к редактору 2) к некоторым членам Редакции из философов 3) к Издателю в смысле принятой, как обязательство, программы <...> мы не могли изменить ничего с Вашей книгой (в частности, Эллис, я, Петровский, Кожебаткин (наш секретарь) <...> с большим прискорбием пишу Вам: с прискорбием, потому что мне так хотелось бы, чтобы Ваша книга вышла у нас: а между тем, несмотря на то, что я ее все время отстаивал, большинство лиц, причастных Редакции (Метнер, Рачинский, Петровский <так!>, Шпетт и др.), указывали на то, что издание Вашей книги не входит в план издательства; и вот почему: задача издательства — 1) переводные книги по эстетике 2) теоретические книги оригинальные <...> Далее указывали на то, что “Неуемный бубен” уже напечатан в альманахе “Журнала для всех”...» (РНБ. Ф. 634. № 56. Л. 20—23). В то же самое время «Известия книжного магазина Вольфа» напечатали положительную статью о Ремизове В. Пяста «Стилист-рассказчик» (1910. № 3. С. 82—84).

Писали в московских газетах, не помню, не то в «Русском Листке», не то в «Раннем Утре», чтобы «вычеркнуть меня из писателей»... — Откликов на развернувшийся скандал было более чем достаточно, особенно со стороны провинциальных газет, которые, ухватившись за «горячий» материал столичной прессы, незамедлительно перепечатывали его на своих страницах. См.: Раннее утро. 1909. № 138. 18 июня. С. 3; Голос Москвы. 1909. № 137. 17 июня. С. 3; Одесский листок. 1909. 25 июня. № 144. С. 2. Подробнее об инциденте см.: Письма Пришвина. С. 159—160; 168—170; 204—209.

Редкий день не вспоминаю я милого Алексея Михайловича... — В альбоме «Розанов» письмо № 21 (в коммент. номер письма перепутан и обозначен как № 20). Авт. коммент.: «На визитной карточке: Василий Васильевич Розанов / СПб. “Новое Время” / Москва, «Русское Слово» / СПб., Звенигородская, д. 18, кв. 23. / В 1909—1910 г. я сильно был болен этой язвой самой. И терпеливо сносил боли, живя окончательно в затворе. А вылечился я диетой: питался одной овсянкой. Не забывал Розанов, Шестов, Иванов-Разумник».

С. 95. ...к Аничкову в новгородские Жданы и к Р. В. Иванову-Разумнику на необитаемый остров Вандрок... — Летом 1910 г. Ремизов работал над повестью «Крестовые сестры», о чем сообщал И. А. Рязановскому в письме от 9 августа с Вандрока (одного из островов на юго-западе Финляндии): «И опять пишу Вам <...> в дни моих скорбей — опять я захворал вовсю. Сижу я все над “Крестовыми сестрами” — третий месяц идет. Но не от лености тяну, Вы знаете, третий раз переписываю с отделкою. <...> 10-го меня увез к себе (г. Боровичи, Новгородск<ая> г<уберния>, имение Ждань) Е. В. Аничков <...> У Аничкова сидел я по 18-и часов над повестью моей и очень изморился.