«шаривари» — от charivari(фр.), т. е. обструкции, устраиваемой при помощи шума, грохота, свиста перед домом лица, вызвавшего общественное неудовольствие.
С. 330. Соломония — аллюзия Ремизова на собственное произведение «Соломония Бесноватая» (1929), основанное на демонологическом древнерусском сюжете ( XVII в.) о молодой женщине, одержимой бесами, которые мучили ее сексуальными домогательствами.
С. 332. «Голубиная книга» — В различных вариантах духовного «Стиха о Голубиной (т. е. мудрой — “глубинной”) книге», сложившегося на основе апокрифического сказания «Беседа трех святителей», рассказывается о существовании особой сакральной книги, в которой раскрыты тайны прошлого и будущего. Вариант духовного стиха «Голубиная книга сорока пядень» содержится в неоднократно цитировавшемся Ремизовым «Сборнике Кирши Данилова».
С. 337. французский фальконет. — Имеется в виду старинное мелкокалиберное артиллерийское орудие, стрелявшее свинцовыми ядрами.
С. 338. В Москве в 40-х годах прошлого века жил доктор Гааз... — Старший врач московских тюремных больниц Федор Петрович Гааз (1780—1853) был известен своей благотворительностью и самоотверженным трудом, направленным на улучшение ухода за больными и заключенными.
С. 340. ...на картине Гольбейна... — Речь идет о картине Ганса Гольбейна Младшего (1497—1543) «Мертвый Христос» (1521).
С. 343. ...не Прокопий, не Иоанн, устюжские чудотворцы... — Юродивые Святой, праведный Прокопий Устюжский († 1303; день памяти 8 июля) и Святой блаженный Иоанн Устюжский († 1494; день памяти 29 мая), почитаемые в народе как чудотворцы.
...зеленая Истар... — В мифология ассиринян Иштар, дочь богини Луны, богини брака, совокупляющей все твари — то же, что и Астарта.
С. 345. бусурная и стильная — дрянная и холодная.
С. 346. ...зазыв на юмористический журнал «Ералаш»... — Подразумевается «Ералаш. Легонький сборник веселеньких статеек и уморительно-курьезных рисунков» (СПб., 1874).
Впервые опубликовано: Мартын Задека. Сонник. Париж: Оплешник, 1954. 103 с.
Печатается по изданию 1954 г.
История создания книги «Мартын Задека» ведет свое начало с публикации первых циклов миниатюр, получивших жанровое определение «сны». К ним относятся три одноименных цикла «Под кровом ночи. Сны», появившиеся в 1908 г.: семь снов в журнале «Всемирный вестник» (№ 3), двадцать пять снов в журнале «Золотое руно» (№ 5), семь снов и послесловие в журнале «Весна» (№ 8). Эти тексты, связанные общим заголовком, в отличие от последующих циклов снов, не имели самостоятельных названий и обозначались лишь цифрами и были композиционно объединены либо вступлением, либо послесловием. Эти краткие авторские пояснениия можно считать первыми попытками Ремизова создать собственную «гипнологию», которая позже получит развитие в его очерках «Полодни ночи» и «Тонь ночи» в книге «Мартын Задека». На этот весьма оригинальный жанр сразу обнаружился спрос среди редакторов ведущих периодических изданий. В письме к Ремизову 28 октября 1908 г. З. Н. Гиппиус, рассчитывая получить новые «Сны» для журнала «Русская мысль», отзывалась: «Очаровательны ваши “Сны” в Зол<отом> Руне! Не видали ли еще каких, для нас?» (РНБ. Ф. 634. Оп. 1. № 88. Л. 22). Следующий цикл снов под названием «Бедовая доля», который был написан уже в конце 1908 г., о чем сообщалось в анонсе «Золотого руна», в разделе «Вести отовсюду» (1908. № 11/12. С. 89), был предложен Ремизовым «Русской мысли». Однако, несмотря на помещенное на страницах ноябрьского номера журнала объявление о предстоящей публикации цикла снов под названием «Глупые ночи», новые «сновидения» Ремизова не произвели ожидаемого впечатления ни на заведующего литературным отделом журнала Д. С. Мережковского, ни на его жену З. Н. Гиппиус, принимавшую деятельное участие в составлении портфеля издания. Гиппиус писала Ремизову 22 ноября 1908 г., склоняясь отказать от публикации вообще: «Считали мы, рассчитывали на Ваши “Сны”, а вы отдали настоящие в Руно, нам же дали поддельные» (РНБ. Ф. 634. Оп. 1. № 88. Л. 23). В конечном итоге цикл из 16 снов под названием «Бедовая доля. Ночные приключения» все-таки появился в майской книге журнала, и был предварен авторским вступлением. В следующем году цикл, состоящий уже из 47 снов, пополненный новыми текстами и разделенный на две части, с посвящением Л. Шестову, был включен Ремизовым в состав книги «Рассказы» (СПб.» 1910), а спустя год самая полная редакция «Бедовой доли» была представлена в третьем томе его «Сочинений». Впоследствии из 50 текстов «Бедовой доли» в книгу «Мартын Задека» не вошло только 18 снов. Новый цикл «С очей на очи» появился в 1913 г. в составе сборника «Подорожие». Из семи текстов этого цикла варианты трех были включены в состав «Мартына Задеки». Создание больших «сновиденных» композиций в творчестве Ремизова закончилось публикацией цикла «Кузовок. Вещь темная», который первоначально появился в третьем номере альманаха «Сирин» (1914), а затем в дополненном виде был перенесен автором в сборник «Весеннее порошье» (1915) под названием «Кузовок». В книгу «Мартын Задека» из этого цикла также вошли отнюдь не все сны: 21 «сновидение» осталось за рамками «Сонника». В эмиграции Ремизов лишь дважды реализовал стремление создавать, «сновиденные» циклы. В 1925 г. он подготовил к печати еще две подборки снов, под названием «Мои сны литературные» и «Мои сны», которые были связаны с именами реальных писателей, поэтов и художников. Отчасти же эти тексты являлись литературной обработкой снов жены писателя С. П. Ремизовой-Довгелло. Рукопись и наброски некоторых из них отчасти сохранились в Собрании семьи Резниковых (Париж) и в тетради Ремизова «Мои сны исторические» (ЦРК АК). Из переписки Ремизова с кн. Д. А. Шаховским (редактором журнала «Благонамеренный») следует, что в конце 1925 г. Ремизов безуспешно пытался пристроить свои тексты в это издание: «Не возьмете ли несколько моих Литературных снов: Вячеслав Иванов. <...> Сологуб. Савинков. Рерих. З. А. Венгерова. Сны никому не обидные, снившиеся мне в разные годы моей жизни и очень характерные для снившихся» (Шаховской И. Биография юности. Париж, 1977. С. 223). Тем не менее сны «Вячеслав Иванов», «Сологуб», «Савинков», «Рерих», «З. А. Венгерова», « Jean Pougny» впервые появились в рижской газете «Слово» (1925. 11 ноября. № 11). Другой, также отличающийся тематическим единством цикл, озаглавленный «Мои сны» («Блок», «Брюсов», «Бальмонт», «Кузмин», «Философов», «Лев Шестов», «Мережковский», «Щеголев», «Алексей Толстой»), был напечатан в журнале «Звено» (Париж. 1925. 26 октября. № 143). Несколько «снов» из этого цикла по материалам парижского архива писателя опубликовала А. Пайман (См.: Pyman. A. Petersburg dreams // Aleksej Remizov. Approaches to a Protean Writer / Ed. by G. N. Slobin // UCLA Slavic Studies. 16. 1987. P. 51—100). Отметим, что многие литературные сны сохранились в ремизовских тетрадях 1925—1930-х гг. наряду с записями реальных сновидений писателя, впоследствии подвергшихся литературной обработке: «Книга потерь и утрат», «Клади в мешок — дома разберем. Сны» (Бахметьевский архив). Значимой формой создания литературных снов стали также графические дневники писателя конца 1930—1940-х гг., в которых он зарисовывал свои настоящие «сновидения» (См.: Каталог. С. 13—14). На протяжении всей истории формирования ремизовского «Сонника» необычный жанр, основанный на реальных сновидениях, принципиально соединяющих факты, имена, события действительности и неконтролируемый рассудком поток сновиденной фантазии, вызывал противоречивые мнения. Категорически отрицательные оценки нового литературного опыта Ремизова (Биржевые ведомости. 1908. № 10629; 1910. № 11663) перемежались с вдумчивым анализом нового для беллетристики художественного явления. Д. В. Философов, отзываясь на ремизовские «Рассказы» (1910), писал о том, что сны поразили его своим соответствием современной действительности: «Есть своя логика в сонной чепухе. Чепуха, главным образом, в нелепой последовательности, в извращенной причинности. <...> Но что же скрывать? Мы все видим такие сны... даже наяву. <...> Сон на то и сон, чтобы быть нелепым. А вот то, что было до сна, то, что записано, как протокол, как самая что ни на есть правда, — вот это ужасно. В сне ты — да и никто — не ответственен, а просыпаясь, инстинктивно веришь, что входишь в мир разумной воли или столь же разумной необходимости. Но бывают времена, что эта естественная вера колеблется, а иной, сверхъестественной, нет. Реальный мир превращается в бессмыслицу, а за реальностью ничего нет, пустота. <...> Ремизов очень просто, а потому и глубоко, выражает скорбь современной души, тоску по “реальнейшей реальности”, как выразился бы Вячеслав Иванов». (Философов Д. В. Старое и новое. М., 1912. С. 25—28). В. Пяст, один из немногих, кто не подверг сомнению подлинность ремизовских «сновидений», в статье «Стилист-рассказчик» высоко оценил их литературную обработку и высказался за издание в виде самостоятельной книги: «“Сны” А. М. Ремизова тоже следовало бы издать отдельно. Они — такие коротенькие, такие чудные. Это ведь тоже не рассказы: это фотографии с действительных снов автора. <...> Правда, эти ремизовские сны подозрительны: слишком много глубокого, неожиданно смелого в них, чтобы не обвинить бодрствующую фантазию автора в соучастии. Впрочем бывает ли фантазия бодрствующей? Так или иначе, это незаурядные “сны”. Если нам таких снов не увидеть, то и не выдумать нам таких снов. Иные, как “Двери”, достигают глубины и напряженности настоящих “поэм в прозе”» (Вестник литературы. 1910. № 3. С. 82—83). Прямо противоположный взгляд на цикл «Бедовая доля», вошедший в состав третьего тома «Сочинений» Ремизова, высказал А. А. Измайлов: «В какой час ослепления, — писал он, — беллетрист мог принять мысль огласить, как литературное произведение, причудливые записи своих диких снов! <...> Это, очевидно, в Ремизове одно из чудачеств, которых у него не занимать