В высокий час,
Где исповедуют неложно
И малых нас.
Беречь Борободур,
Хранить в веках неплохо
Величие скульптур
Загадочной эпохи.
Роландов рог звучит
Пронзительно и веско,
Надежный найден щит —
Вмешательство ЮНЕСКО.
Конечно, сохранить,
Сберечь там каждый камень —
Крепить искусства нить,
Укрытую веками.
Но, честно говоря,
Искусства не ругая,
Мне видится заря
Рассветная другая.
Пускай зарыт Коран
В подножье Асуана —
Для мира Асуан
Важнее сур Корана.
Важнее пирамид,
Важнее Тадж-Махала
Его бетон, гранит
И свет его накала.
Я вовсе не дикарь —
Аларих перед Римом,
Безвестный готский царь
Судьбы неудержимой.
Возникший среди скал
Тот конус усеченный
Внезапно заблистал
Поэзией ученых.
Могучее, чем был
Фиванский храм в Луксоре,
Перегородит Нил
И превращает в море.
И храм Абу-Симбел —
Спасение выше чести —
От смерти уцелел,
Заняв повыше место.
Распилен на куски
И вновь стоит святыней.
Подобные грехи
Не в счет идут в пустыне.
На новый путь вступил
Сей параллелепипед —
Дорогу уступил
Плотине сам Египет.
Да что Египет — мир
Повергнут в изумленье,
Шекспир пришел в Каир,
Готовя прославленье.
Сместить Абу-Симбел —
Отнюдь не святотатство
Средь миллионов дел
Египетского братства.
Старинная мечеть
Арабского халифа
Сумела уцелеть,
Надев одежду мифа.
Но новый Асуан —
Совсем другое дело:
Подъемный мощный кран,
Чьей силе нет предела.
Здесь будущего свет,
Эмблема дружбы наций,
Здесь Нил и сам — поэт,
Поэт мелиораций.
Не шейх, не фараон —
Ведущая фигура, —
Здесь правит свой закон
Народная культура.
Намечен путь побед
Не только для Каира —
Важнее стройки нет,
Наверно, в целом мире.
Диктуют сами тут
Законы гидросферы,
Сливают вместе труд
Двух наций инженеры.
Здесь гений двух культур —
Советской и арабской, —
Здесь сила двух натур
В их напряженьи братском.
Славно озеро Байкал —
Заповедник с баргузином,
Что музеем мира стал
С гидрографией единой.
Но еще важней канал,
Что пройдет в Сибири вскоре,
Что разрежет минерал,
Орошая плоскогорье.
Вечный водный дефицит
У засушливых районов
Пополняет водный щит —
Сток по горному уклону.
Обь, Иртыш и Енисей —
Каждый пущен в неизвестность
Вниз плывут, как Одиссей,
В небывалую окрестность.
И ложатся на ночлег
В отведенном регионе.
Замедляют быстрый бег
В обозначенном районе.
Клинья: Обь, Иртыш, Тобол —
Закрепляются недаром:
Плоскогорье — это стол
Будущего хлебодара.
Точно вычислен уклон —
Угол водного паденья,
Весь сибирский регион
Взят давно под наблюденье.
Вероятно, Геркулес,
Если веру дать поэмам,
Проявил бы интерес
К нашим нынешним проблемам.
Землеройный наш снаряд —
Не лопата штыковая,
С Геркулесом станет в ряд
Гидротехника живая.
Колоссален поворот
Мифологии вселенной.
Видя водный оборот,
Фауст встал бы на колени.
«Фауста» вторую часть
Мы допишем в Казахстане,
Чья ухватка, сила, власть
Для веков примером станет.
Мощный дальний водопад —
Ждать его уже недолго —
Увеличит во сто крат
Силу мышц рабочей Волги.
Силу трех сибирских рек —
Иртыша, Оби, Тобола —
Сводит вместе человек —
Фаустическая школа!
Современность — суть и свет,
Нерв проблем любой поэмы,
И в твоих руках, поэт,
Эхо современной темы.
Ты минутней всех газет,
Всяких радио и теле,
Отражен вселенной свет
Навсегда в душе и теле.
Не пророчества поток,
А тончайшая отдача,
Мозга каждый завиток
Напряжен такой задачей.
1972
Топограф, знающий тайгу,
Перебираясь через кочки,
Вдруг цепенеет на бегу,
Увидев свежий след в снегу,
След, растянувшийся цепочкой.
Уже ослабевает свет,
И наст, подернутый поземкой,
Способен скрыть легчайший след
На кромке льда, на самой кромке.
И, выходя на рысий след,
Бредет звериною походкой
Добытчик, а не дармоед,
А может быть — в душе поэт,
Взволнованный своей находкой.
Иду, дышу сосновым лесом,
Целебен воздух,
Гляжу на небо с интересом:
Красивы звезды.
Мне нынче только бор потребен,
И к бору руки
Я простираю — лес целебен,
Лес гасит звуки.
Он — враг открытого пространства,
И резкость света
Смягчает с вечным постоянством
Зимой и летом.
Загадки мировой вселенной
Понять мне проще,
Когда я стану на колени
В сосновой роще.
<до 1972>
Да... Как все это было?
Ее вела река
Через заносы ила
И донного песка.
И вырублена грубо
Из цельного ствола
Огромнейшего дуба
Та лодочка была.
И берег был пологий,
А лодке — не пройти.
Трудны ее дороги,
Запутаны пути.
И лодка затонула,
Завязла глубоко,
На самом дне уснула,
От жизни далеко.
И камень лег на плечи,
И — с головы до ног —
От взглядов человечьих
Ее закрыл песок.
И через пять столетий
Той лодочки скелет
При звездном найден свете
И вытащен на свет.
Над ней пришел стараться,
Находчив, бодр и смел,
Профессор реставраций,
Знаток музейных дел.
И собрана без клея,
При синтезе наук,
Усилий не жалея,
Не покладая рук...
И видит археолог
Весы добра и зла:
Что лодка — не осколок,
И вся она — цела.
Ту лодочку не надо
В архивный брать учет,
Реакцией распада
И проб на углерод.
В своей судьбе короткой
И днем, а не на дне,
Еще способна лодка
Служить речной волне.
Ну, вот вам мой отчет:
По желтой корке льда,
По наледи течет
Багровая вода.
Бесшумные ручьи
Шныряют там и тут;
Они еще ничьи —
Причала не найдут.
И снег серей свинца
Валяется в лесу
Он вроде леденца,
Я сам его сосу.
И лозы так красны,
Как будто бы во сне
Безмолвие весны
Понравилось весне.
Поверхность мира расстели
По всей длине стола,
По необъятности земли
Скачи, моя юла.
Магический полярный круг
Иглою очерти,
Чтоб по следам ревущих вьюг
Прошли твои пути.
Сердечный выбросил толчок
Тебя на край стола,
И закружился мой волчок,
Усталая юла.
Юла трудилась, как могла,
Не вытирая пот,
Звенела в мире, как пчела,
Сбирающая мед.
Так бейся в голубой бетон,
Плясунья, — до конца,
Покамест пульс и такт и тон
Еще стучат в сердца.
Снег прибегает в сад,
Как будто по ошибке,
Настроить снежный лад
Сосновой зимней скрипке.
Все та же, та же цель,
И нет судьбы важнее.
Метель гудит, как шмель,
Но только пострашнее.
Зимы никому не жалко —
Ни кошкам, ни тучам, ни галкам,
Ни розам и ни фиалкам.
Весь мир ненавидит мороз.
Весна — это вовсе не жалость,
Зимой овладела усталость,
Зимой у природы осталось
Одна только горечь слез.
Как выплакать эти слезы?