Один только ущерб ощутил я вчера, и ощутил очень быстро. Это то, что в комнате было слишком мало Вас самой. И это будет всегда, когда Вы будете в роли заботливой хозяйки. Я ведь хотел узнать от Вас — и Вы мне обещали это — подробности самоубийства Вашего знакомого на Севере. Тема северных самоубийств очень интересна, и оба мы знаем, в чем тут суть.
Я даже не успел рассказать Вам о Надежде Яковлевне, об 11 октября, когда вы вернулись и позвонили, и Н. Я. с просветлением лица сказала: «Ну, теперь Наташа вернулась, и мне легко». Я хотел бы, чтобы вы нашли время для рассказа о себе самой... Очень жалею, что не поехали мы тогда в Верею. В сущности, самое важное, самое теплое было сказано во время двух кратких бесед на автобусной остановке. Для меня, по крайней мере.
Разумеется, я готов выполнить все Ваши желания, и люди, с которыми я встречаюсь в Вашем доме, мне интересны и нравятся. Но я прошу не забывать и меня — чтобы можно было говорить с Вами о Вас.
Я буду считать радостью для себя читать у Вас все мои новые вещи. Рассказы, что у Вас, возвращать мне не нужно. При первой же возможности я напишу на них кое-что. Напишите, когда Вы захотите меня видеть, и я приду в тот самый день и час. Сердечный привет И. Д.
В. Ш.
Переписка с Н. В. Савоевой и Б. Н. Лесняком
Москва, 18 января 1962 г.
Дорогие Нина Владимировна и Борис!
У меня — просьба к вам обоим — помочь мне вспомнить одну смерть. На «Беличьей» в 1943 году умер (в отделении Калембета) Роман Кривицкий[110], бывший ответственный секретарь «Известий», доходяга, опухший такой. Койка его стояла рядом с моей, но я выписался, а он — оставался, и судьбы его я не знаю. Слышал, что умер тогда же. Не вспомните ли точнее, подробнее все о нем.
О. С. шлет вам обоим привет.
Как дела с переездом в Москву?
Ваш В. Шаламов.
Москва, 22 февраля 1962 г.
Дорогой Борис!
<...>[111] В последнем номере альманаха (2-1962) напечатана повесть Козлова о Берзине[112]. Первые главы крайне поверхностны, слабы. Вишера (на Северном Урале) занимает в берзинской жизни важное место — он проводил там правительственный эксперимент особого рода (отнюдь не секретный), что и было содержанием его работы на Вишере, — а в повести об этом даже не упомянуто. Козлов даже не догадывается о сути вещей.
Там были люди, его сотрудники, не мельче самого Берзина. Но, конечно, это — не Эпштейн и не Алмазов (бухгалтер и плановик!), и не Эпштейна и Алмазова имеют в виду, когда говорят о «вишерцах» на Колыме. Я ведь Берзина знаю, был с ним на Вишере, знаю все его окружение. В Москве живет немало людей тогдашней Вишеры, и можно только удивляться, что Козлов за 10 лет собрал такой удивительно несерьезный и беспечный материал. Не знаю, что будет дальше. Ну, бог с ним.
Нине Владимировне — мой сердечный привет. Это письмо вам обоим: и Нине Владимировне и тебе.
Здоровье мое плохое. Впрочем, я продолжаю верить, что начатое на 22 съезде партии не остановится и поборет все препятствия, которые очень велики.
Вот тебе сюжет для рассказа. «История болезни» — по форме, по бланку, каких были тысячи, десятки тысяч. С лабораторным анализом, следами переломов от побоев, пеллагры. Анамнез морби и анамнез вита[113]. И смерть. И секционный акт, где диагноз не сходится, но подгоняется под какой-нибудь «нейтральный».
Никогда еще, кажется, такого длинного письма я тебе не писал.
О. С. шлет вам обоим привет. Желает счастья, бодрости. Пиши.
В.
Москва, 8 января 1964 г.
Дорогой Борис!
Жестокий грипп не дает мне возможности поблагодарить тебя достойным образом за твой отличный подарок. Самое удивительное, что стланик[114] оказался невиданным зверем для москвичей, саратовцев, вологжан. Нюхали, главное, говорили: «пахнет елкой». А пахнет стланик не елкой, а хвоей в ее родовом значении, где есть и сосна, и ель, и можжевельник. Словом — жму руку.
Привет Н. В.
Мама твоя звонила перед Новым годом.
Твой В. Шаламов.
Москва, 26 апреля 1964 г.
Дорогой Борис!
В № 4 «Нового мира» за этот год, только что вышедшем, помещены воспоминания о Колыме одного из колымских доходяг — генерала армии Горбатова («Годы и войны»). Речь идет о 1939 годе, о Мальдяке и о больнице 23-го километра. Обязательно найди и прочти. Это — первая вещь о Колыме, в которой есть дыхание лагеря (и истина), хотя в уменьшенном «масштабе». Я думаю, что ты вспомнишь и то, что забыл Горбатов, — фамилию того фельдшера, который работал на Мальдяке в 1939 году. Прошу ответить мне незамедлительно. Привет Н. В.
В. Шаламов.
Москва, 4 июня 1964 г.
Дорогой Борис!
Сердечно тебя благодарю за великолепные фотографии, которые ты прислал. Я давно должен был написать это, да все прибаливаю и не нашел сил для письма. Я не думал, что ты так чудесно делаешь эти вещи. О справках. Я написал письмо (уже давно) начальнику аркагалинской шахты (он на пенсии и живет в Москве), но никакого ответа не получил пока. Напишет и Андрей Максимович (он в Москве сейчас).
Нине Владимировне мой привет самый лучший.
В. Шаламов.
Москва, 5 июня 1964 г.
Дорогой Борис. Пишу карандашом потому, что котята изгрызли авторучку, а новую пока не купил. Посылаю тебе текст свидетельства, заверенного в нотариальной конторе б. начальником аркагалинской шахты И. Ф. Цепковым[115]. Это не б. з/к, а договорник. За первые годы (с 11 авг. 1937 г. по 1 апр. 1939 г.) дает свидетельство доктор Лоскутов (я уже написал ему). Время войны (1942–1945) удостоверит, надо надеяться, А. М. Пантюхов, который сейчас в Москве. Достаточен ли текст нотариального свидетельства Цепкова? Сообщи, и я вышлю тебе подлинник (он выдается в одном экземпляре). И Лоскутов, и Пантюхов были в тех же горных управлениях в годы 1937–1939 и 1942–1945, что и я. И Лоскутов, и Пантюхов дают свидетельства по форме, которую я посылаю.
Привет Н. В.
В. Ш.
Москва, 26 июня 1964 г.
Дорогой Борис!
Почему ты не пишешь? Разве «деловая» сторона — единственная в наших отношениях? Ты не ответил о времени вашего возвращения в Москву, не рассказал о своих издательских делах, магаданских и столичных. Жду писем. Привет Н. В.
О. С. и Серёжа приветствуют вас обоих (они оба на даче сейчас).
В. Ш.
Москва, 2 июля 1964 г.
Дорогой Борис!
Я сердечно тебя благодарю за рецензию[116], где ты выступаешь по всем критическим канонам, заслуживая отличной отметки. Но это — пустяки, я хочу написать (в связи с рецензией твоей) письмо как можно толковей, но чувствую себя очень плохо и не в силах сейчас изложить то, что хочу. Это короткое письмо как бы извинение за задержку ответа.
Фотография с лошадью и университетом — должна что-то озарить? ошеломить? — и вертится уже в голове что-то.
Н. В. привет мой сердечный.
В.
Письмо твое подробное, предваряющее телеграмму, получил, разумеется, и очень благодарен.
В.
Москва, 5 июля 1964 г.
Дорогой Борис!
Необходимые мне документы я уже получил в Москве — сердечно тебя благодарю за все хлопоты и беспокойство.
Рецензия твоя вышла чуть не в один день с рецензией В. М. Инбер (ЛГ) о той же самой книжке.
Разумеется, «трудный» и «сложный» разные понятия. Это ясно и магаданскому редактору.
Тон статьи твоей считаю во многом очень удачным, полезным и обещающим — и для тебя, и для меня. Нехорош заголовок.
Нельзя ли несколько (два-три) экземпляра «Магаданской правды» за 24 июня получить?
В общем, рецензия принадлежит перу квалифицированного литератора, знающего, на какие именно вопросы должна отвечать такая статья. «Рубежи» произвели отличное впечатление.
А если по-серьезному — я очень доволен и грамотностью статьи, и чувством, и умом.
Стихи — это ведь такая тонкая материя, где пейзаж без человеческой речи — нем, мертв. Суть «Шоссе»[117] — в последней строке — в море, которое затаскивает бурлацкой веревкой к ангелам.
Хорошо, что примеры взяты из обеих книжек («Огниво» и «Шелест»).
Когда вы вернетесь в Москву? Осенью? Или будущей весной? Напиши.
Фотографии я все роздал. Ту, что в шапке, презентовал Солженицыну. А у кошки[118] какие-то двойные глаза? Отчего бы это? Я не предполагал столь высокого качества фотографий.
О. С. и Серёжа на даче. Ремонт, начатый в марте, еще не закончен. Сердечный привет Нине Владимировне.
В. Ш.
Москва, 3 декабря 1964 г.
Дорогой Борис!
По встретившейся срочной надобности сообщи мне как можно скорее имя и отчество Уманского[119] (Яков Михайлович или Яков Моисеевич?), а также месяц и год его смерти. Буду очень, очень благодарен. О деньгах (долге) тебе думать не надо. Пусть это будет уплата в самую последнюю очередь.
Нине Владимировне сердечный привет.
Твой В. Шаламов.
И вот еще что. Нельзя ли купить в Магадане все, подобное «Географии Магаданской области», которую ты послал мне. Книжка эта — документ удивительный, очень мне нужный. Вот сочинения такого рода, а также все и всяческие мемуарные работы, вплоть до книжки Вяткина — тоже