[120]. Есть ли там что-нибудь путное? Хотелось бы приобрести. Не затруднит ли тебя просьба? Отвечай об Уманском быстрее.
В. Ш.
Москва, 15 декабря 1964 г.
Дорогой Борис.
Спасибо тебе за письмо и сведения об Уманском. Как часто бывает в рассказах, я угадал дочерей героя, угадал отношение их к отцу, хотя и не знал об этом ровным счетом ничего — все выдумал. Я написал рассказ «Вейсманист», где суть — в крепости духа, в надеждах, разбивающихся о жизнь, и т. д. Если бы я получил твое письмо раньше — кое-что, вроде грузинского языка и немытого стакана я бы мог вставить. Но рассказ уже написан. Исправлять его, переписывать — нет сил. Я никогда этого не делаю. Для сути рассказа герой должен умереть 4 марта 1953 года. Но и смерть в 51-м году тоже годится.
Желаю тебе здоровья. Пиши обо всем, что есть интересного в Магадане (или было).
Н. В. сердечный мой привет.
В. Шаламов.
Знал ли Уманский, что изобретен электронный микроскоп и хромосомная теория Моргана и Вейсмана была подтверждена экспериментально? Вот что было бы важно для рассказа. Напиши, пожалуйста.
В.
Конверт заклеен моей собственной рукой, чтоб «не пропадало доброе», как говорили в старину.
В.
Москва, 26 декабря 1964 г.
Дорогие Нина Владимировна и Борис, поздравляю вас с Новым годом, желаю, чтобы позитивные начала нашей текущей жизни укрепились окончательно и бесповоротно. Желаю здоровья, сил. Желаю оставить Дальний Север и переехать в Москву в 1965 году — весной, конечно.
Борис. Твоя мама звонила недавно и говорила с О. С. Ты не получил ответа на свое письмо об Уманском. Я послал ответ за несколько дней до звонка твоей мамы. Сейчас план того рассказа несколько изменился (рассказ сейчас на научной консультации), и если потребуют переделки — я внесу все изменения, которые можно и должно внести по тем материалам, которые есть в твоем письме. Сердечно благодарю. Нельзя ли мне прислать (заказным письмом?) несколько фотографий[121] писем. Сейчас настал момент, когда придется эти письма отсылать в журналы.
Твой В. Шаламов.
О. С. и Серёжа поздравляют вас с Н. г. и шлют вам обоим привет.
В. Ш.
Москва, 14 января 1965 г.
Дорогой Борис!
Спасибо за книжную посылку. Не скрою, что подбор меня удивил. Мне ведь хотелось: описания географические, исторические работы, документы, дневники, записки, мемуары, исследования, все, что угодно, но не бессовестную болтовню господина Вяткина.
Из уважения к затраченному тобой труду по пересылке почтовой я просмотрел роман. Эту «книгу» написал подлец. Ведь печатались и Вронский, Галченко — неужели все исчезло? Учебник географии был превосходным подарком, и я думал, что в издательстве есть и еще кое-что дельное. Рассказ «Вейсманист» я тебе покажу в Москве.
Разумеется, упоминая Вяткина в предыдущем письме, я думал, что это дневник, документ... Прошу прощения. Отрицательная оценка «романа» (о котором мои корреспонденты писали как о книге, в которой есть все, кроме правды) — нежелание получить из Магадана что-либо. Но построже, построже... Без новостей и рассказов.
Н. В. сердечный мой привет. О. С. и Серёжа шлют вам обоим свои добрые пожелания.
В. Ш.
Москва, 1 марта 1965 г.
Борис, некоторое время назад звонила твоя мама — почему я тебе ничего не пишу... Но я тебе ответил на твое письмо и посылку. Мой скептицизм тебе не следует принимать всерьез — в конце концов — то, что тебе покажется интересным и полезным для меня, — то и посылай. У меня вот такая к тебе просьба необычная. Небезызвестная Женя Гинзбург[122] выдает здесь себя не за то, кем она была, и мне хотелось бы получить от тебя разъяснение по этому поводу, справку хотя бы в виде впечатления. Я ее и сам немножко помню и знаю, но очень мало. Привет Нине Владимировне. Жду вас обоих в Москву.
Ваш, твой В. Шаламов.
Удивительная вещь. Никто из тех, кому я показывал присланную тобой ветку стланика, — не представляют, не воображают себе это растение. Им легче химеры с собора Парижской богоматери вообразить, чем стланик. Большое спасибо тебе за подарок.
В. Ш.
Москва, 10 июля 1967 г.
Дорогие Нина Владимировна и Борис!
Прошу принять с добрым сердцем мою новую книжку «Дорога и судьба». Борис, пошли несколько лучших своих фотографий Магадана (бухты, моря, гор), какие ты считаешь лучшими. Все, что у меня было, я давно раздарил. Это надо сделать срочно. Фотография для книжки, как ты видишь, твоя.
С глубокой симпатией В. Шаламов.
Еще просьба. Купить в Магадане все экземпляры книжки О. Мандельштама «Разговор о Данте»[123]. Эту работу только что выпустило изд-во «Искусство». Но в Москве она продавалась час. И еще: если возможно, купи с десяток экземпляров моей книги — пригодится. В Москве ее в продаже нет.
В.
<1967 г., ок. второй половины июля>
Борис!
Вот тебе подарок от Надежды Яковлевны. Книжка Мандельштама вряд ли дойдет. Здесь она продавалась час. Издание этой книги — первой работы Мандельштама за сорок лет — большое событие в истории русской культуры.
Спасибо тебе за фотографии. Кажется, раньше были более выразительные: море, бухта, город, уходящая вверх дорога. Если ты остаешься на зиму в Магадане и на осень — то купи учебник Карпова по Колымской географии для восьмого класса. И поищи старых газет и журналов 1935, 1936, 37, 38 года, журнал «Колыма» и другие[124]. И еще просьба, выясни год и род смерти Александра Александровича Тамарина[125], б. заведующего Колымской опытной с/х станцией и вообще растениевода известного, награжденного вместе с Берзиным в 1935 году орденом Ленина. В 1937 году летом Александр Александрович был еще жив и работал не то на Дукче, не то в Магадане. Я знал его по Вишере.
Привет Н. В.
<1967 г., июль>
Дорогой Борис!
Раз ты остаешься в Магадане, не мог ли бы ты собрать любые материалы о колонистах, о Колонбюро[126]. Когда все это началось и кончилось.
В Магадане, наверно, есть бывшие старые колонисты. Колонбюро имело поселок на Оле, в Весёлой и пр.
Не вышли ли в Магадане любые справочные издания вроде сборника к десятилетию, который ты посылал.
И вообще всю Колымскую географо-историческую прозу, включая ведомственные доклады, что ли.
Магадан выпустил когда-то книгу Н. А. Жихарева — «Очерки Северо-Востока РСФСР». Нельзя ли эту книгу приобрести.
Пиши.
Привет Н. В.
Нельзя ли еще экземпляр получить учебника географии для средней школы (Карпова) и все новое, непредусмотренное.
В. Ш.
Москва, 17 апреля 1969 г.
Дорогой Борис!
Спасибо за книжку Яновского[127]. Эту книжку написал подлец. Учебник географии Кузьмина выглядит много порядочнее. Автор видит решение колымского вопроса в навечном прикреплении людей к Северу — ясно, что для «комплекса» не имеет значения, чем прикрепляют — длинным рублем или колючей проволокой — до концлагерей тут один шаг.
Как ни безразлична мне современная Кольма, я с жадностью ловлю каждую кроху сведений о любом дне из тех двадцати лет нашей колымской жизни. Тот исторический период (с 1932 по 1956 год) бесконечно важнее всей Колымы исторической и всей Колымы современной для русской истории.
Поистине мы с тобой наблюдали «мир в его минуты роковые». Автор брошюры «Человек и Север» хотел бы отменить мороз и ветер, отменить климат. Увы — автор не в силах отменить географию. Он не в силах отменить и историю, как бы ни хотел замолчать, исказить, отрицать все, что было, оболгать мертвецов и прославить убийц.
Привет Н. В.
С уважением и симпатией В. Шаламов.
Москва, 7 мая 1972 г.
Дорогая Нина Владимировна!
Сердечное Вам спасибо за рецепты[128]. Помощь оказалась экстренной, хотя и удалена от Москвы за девять (или двенадцать) тысяч километров.
Даже рецепты с датой магаданской удалось использовать — не прошел еще десятидневный срок.
Борису передайте тысячу приветов в больницу, если он уже (или еще) не вышел оттуда. А что с ним? Опасное что-нибудь, Вы не написали.
Шлю вам обоим привет. Пишите.
Ваш В. Шаламов.
Переписка с А. К. Гладковым
Москва, 25 октября 1966 г.
Дорогой Александр Константинович.
Надежда Яковлевна[129] встревожена Вашей болезнью и просит Вас написать ей, когда Вы приедете в Москву. Я тоже прошу подать голос. Спасибо за добрые слова о стихах в «Юности»[130].
16 февраля 1967 г.
Дорогой Александр Константинович!
Сердечно благодарю за Ваше любезное письмо и газетную вырезку с интервью Куни[131]. Конечно, не только Куни и Орнальдо[132], но все, все темные и тайные силы были мобилизованы и использованы. И почему нет? Разве есть границы морали личной? Жизнь не знает, что такое самое худшее — всегда есть дно дна. Предела тут нет. Смерть, наверное, какой-то предел, но и смерть есть только часть жизни. У меня просто руки опускаются, когда видишь, что все, наиболее выстраданное, наиболее проверенное, подвергается сомнению из-за того, что люди просто не хотят подумать серьезно о многом, начиная с фармакологии букиниста