.
Летчик подруливает обледенелый самолет поближе к столовой в Оймяконском аэропорту. Его обступают почтари — оленьи упряжки уже готовы для развозки почты. Почта запоздала — две недели нелетная погода. А летчик торопится в столовую, чтоб наскоро записать строчки о ледяной мгле на высоте 4000 метров.
Водитель проверяет тормоза автомашины, выслушивает мотор перед подъемом на перевал с многозначительным названием: «Подумай». Геолог перебирает свои старые полевые книжки, перепачканные глиной и грязью — что ему вспоминается? — лиловые, розовые, сиреневые, голубые, желтые туманы колымских ущелий? Или цветовое богатство минерала — ведь палитра камня богаче палитры растений.
Или торопливость колымского лета, когда цветут разом, взапуски все цветы — весенние, летние, осенние — времени слишком мало, лето слишком коротко. Розовые чашечки ландыша виднеются на лесных кочках. Тонко, нежно и пьяно цветет шиповник — единственный здесь цветок, имеющий запах. Голые руки лиственниц протягивают изумрудные кончики пальцев. Наступила весна — без дождя, в ослепительном солнечном свете — тоже торопливом и щедром — солнце почти не заходит — утренняя и вечерняя зори встречаются друг с другом. Корни лиственниц жадно цепляются за каждый клочок оттаявшей за лето земли, тянутся вширь; вглубь нельзя — там лед, вечная мерзлота. Все спешит: птицы, звери, растения. Спешат и люди: геологи, водители, плотники, моряки, агрономы...
В магаданском альманахе «На Севере Дальнем» нет профессионалов-писателей. Каждый час летнего дня на счету. Я вижу отчетливо авторов этого альманаха — в их повседневном труде, в их любви к слову, в их желании показать лицо края, в котором они живут.
Мне ясно понимание редакционным коллективом — Н. В. Козловым, П. П. Нефедовым, О. К. Онищенко, Б. В. Некрасовым, Л. И. Юрченко, Е. И. Ивановой, К. Б. Николаевым задач художественного закрепления Дальнего Севера — его своеобразных дорог, его промышленного и культурного роста, — все освоение огромной восьмой части Советского Союза.
Я разделяю сомнения, высказанные на первом совещании литераторов Магаданской области о невысоком еще уровне прозы и поэзии, опубликованной в альманахе. Я радуюсь удачам альманаха.
Лучшее здесь — воспоминания геологов: главы из книги С. Д. Раковского — одного из «первооткрывателей» — начальника одной из первых экспедиций времен 1928–29 года (литературная запись сделана членом ССП Е. Левановской); воспоминания Е. К. Устиева «В тайге» и особенно документальные повести геолога И. Галченко «Мы идем на Север» (№ 2), «По следам И. Д. Черского» (№ 4). Отметим, что сам язык геологов значительно ярче, объем зрения их писательского глаза гораздо шире — по сравнению с глазом и языком всех остальных авторов альманаха — прозаиков, поэтов, очеркистов, критиков...
Расширение этого отдела представило бы большой интерес. Несколько лет назад на Колыме были опубликованы превосходно написанные воспоминания В. А. Цареградского[274], руководителя первой экспедиции на Колыме (вместе с Ю. Билибиным), затем в течение 25 лет возглавлявшего всю геологическую работу на Дальнем Севере, Героя Социалистического Труда. Участие В. А. Цареградского в альманахе было бы весьма ценным, равно как и таких «старых колымчан», как геологи А. П. Васьковский, Б. Л. и Л. А. Снятковы, Овсянников и ряд других.
Интересен отдел «Заметки натуралиста» — только эти заметки надо делать более сжато. Были бы полезны статьи или очерки о лесном хозяйстве Колымы со всеми его особенностями — о даурской лиственнице, которая достигает на Дальнем Севере триста лет, о карликовой березе, о рябиновых кустах, о тальнике, цвет которого меняется за весну несколько раз. Краеведческий очерк включит в себя и рассказы о рыбах, о птицах, о зверях колымских лесов и бесспорно будет полезен всем, и в первую очередь — молодым товарищам, желающим знать как можно больше о том крае, куда они приехали жить и работать.
В Магадане есть краевой музей. Не знаю — какова его судьба теперь, но лет пять назад он влачил жалкое существование. В темном сарае стояло облезшее чучело лося, и в темных и низких комнатах одноэтажного деревянного дома были сбиты в угол запыленные фигуры россомах, лис, медведей, зайцев, ястребов — всех вместе. Прочие экспонаты были тоже расставлены кое-как. Экскурсоводов не было.
Хороший большой очерк о курорте союзного значения «Талая», о его истории был бы во много раз полезнее бледного стихотворения Григорьева об этом курорте.
В книге Сергея Обручева «В неизведанные края» есть страничка о геологе Иване Демьяновиче Черском, именем которого назван крупнейший горный хребет Колымы. Бывший политссыльный Черский, так же как и Тан-Богораз, вписал свое имя в историю края[275]. И обручевские строки, включающие куски дневника Черского (он умер во время путешествия от вспышки туберкулеза, и жена его довела его работу до конца), волнуют гораздо больше, чем растянутые, маловыразительные и плохо рифмованные строки поэмы А. Семёнова «Черский» (№ 3).
Хорошо бы собрать воспоминания врачей, инженеров, агрономов колымских. О сельском хозяйстве на Колыме можно рассказать много интересного. Здесь же вспомнится и красочная биография А. А. Тамарина — начальника колымской опытной станции, награжденного орденом, помнится, в 1934 году. Александр Александрович Тамарин-Мирецкий[276] много выступал в 20-е годы в московских газетах как литературный критик. На Колыме с ним были его сестра, его мать. У них должны были остаться воспоминания Александра Александровича, он был пишущим человеком.
Любопытна статья Милонова о северной архитектуре, хотя для альманаха подобный материал надо излагать значительно короче и живее.
Хотелось бы увидеть в альманахе очерк о гражданской войне на Дальнем Севере. Документы пепеляевских[277] есаулов есть в Магаданском краевом музее, да и поселок Ола, вероятно, может кое-что об этом времени рассказать.
Ценны все материалы, печатающиеся ленинградскими работниками Института народностей севера. Их статьям и очеркам, а также стихам поэтов народностей севера и фольклору этих народностей в альманахе отводится большое место в каждом выпуске (кроме № 1). Интересно сообщение М. Сергеева об изобретателе чукотской письменности Тенеувиле[278], закончившем свои многолетние работы в тот год, когда Советская власть принесла алфавит народностям севера. Однако думается, что главной задачей альманаха «На Севере Дальнем» является великая тема освоения края, отраженная в таких очерках, как очерк И. Филиппова «Наш Магадан» — вещь очень нужного и правильного замысла. Следует надеяться, что редакция в будущем устроит на страницах альманаха смотр тех северных поселков, которым уже пора превращаться в города: Ягодный, Сусуман, Усть-Омчуг, Певек и др.
И для широкого читателя представил бы интерес рассказ о том, как заполняются «белые пятна» географической карты, как «крестят» безымянные колымские ручьи. На Колыме есть «Озеро танцующих хариусов», есть ключи «Чекай», «Нехай», «Ну»; есть речка с фокстротным названием «Рио-рита». Есть «Аида», «Вакханка», «Кармен». Как появились такие игривые названия на географических картах?
В альманахе печатаются главы из романа-трилогии А. Вахова «Китобои». Первая часть трилогии «Трагедия капитана Лигова» вышла в Магадане отдельным изданием. Это роман на редком материале — страницы истории русского китобойного промысла на Дальнем Севере в прошлом столетии. Вахову удалось, следуя своему замыслу, набросать широкую картину: Петербург, Токио, Сан-Франциско, Гавайи, побережье Охотского моря. Дворцы царских вельмож, притоны китобоев, штормы полярных морей... Японские шпионы и американские пираты... Матросы и местные жители-эвенки... Русские моряки с их неустанным беззаветным трудом на дальних окраинах России... Вся эта пестрая ткань романа развернута перед читателем в связном сюжете. «Китобои» вполне могли бы быть основой приключенческого кинофильма. При некоторой скудости словаря Ваховская трилогия — лучшая в художественном отделе альманаха. Это — исторический роман.
Рассказы альманаха о современности. Они неравноценны. Наряду с явно неудачными, надуманными вроде Л. Стеблева «Ее ответ», есть попытки более значительного замысла (В. Некрасов «Дядя Федя»). Общим недостатком является рыхлость композиции, бедность языка, отсутствие собственного писательского видения мира, пренебрежение к отделкам деталей. Отсутствует экономия слова, сугубо важная в такой литературной форме, как рассказ. Словом, мало писательского мастерства. Но кроме этих, так сказать, «технических» недочетов, свидетельствующих о необходимости серьезной литературной учебы, есть и еще один не менее важный недостаток.
Имя Джека Лондона увековечено на Дальнем Севере. Самое большое озеро Колымы называется «Озером Джека Лондона». Это — достойный памятник писателю, талантливые рассказы которого у нескольких поколений наших читателей будили интерес к борьбе с суровой северной природой. И по сей день они зовут нашу молодежь на север. Влияние этого писателя, роль его в воспитании юношества — общеизвестна. Но в чем его сила? В прославлении человеческой воли, в показе — как лучшие качества человека обнаруживаются в бою с суровой природой? Не только в этом. Главная сила Лондона — в его реализме, в психологической правде, в человеческих поступках на севере. Лондон понял север как никто до него и первый из писателей показал «географическую» психологию в сотнях оттенков и подтекстов. Он сумел передать дыхание севера в каждой детали, в каждом диалоге, в каждом пейзаже. И временность приисковых построек, и временность человеческих отношений, и особое северное качество дружбы, и необычность отношений мужчин и женщин. Знаменитые лондоновские треугольники (белый, белый, индианка; белый, индианка, белая) исполнены психологической п