Из протокола № 2 собрания секции от 25 нояб. 1918 г.:
«По вопросу об авторском праве, не разрешенном<у> на предыдущем собрании, от имени комиссии, избранной для разработки подробного проекта в этом направлении, тов. Орешин оглашает проект комиссии в своем оригинале.
Затем проект читается по пунктам, куда вносятся те или иные поправки.
После продолжительных дебатов проект комиссии принят в следующем виде со внесенными сюда поправками в процессе обсуждения пунктов и прений» (РГАЛИ, ф. 1600, оп. 1, ед. хр. 2, л. 4-4, об.; частично — в сб. «Встречи с прошлым», М., 1978, вып. 3, с. 158; публ. А. Л. Евстигнеевой).
Как справедливо указывает исследовательница, «Есенин выступал в совершенно необычной для себя роли — специалиста по авторскому праву». «К сожалению, — продолжает она, — этот проект не сохранился, и мы ничего не можем сказать ни о нем, ни о степени участия поэта в его составлении» (там же).
В 1918 г. имя Есенина появляется в протоколах заседаний секции еще один раз — 19 дек.:
«...товарищ Заревой заявляет, что товарищ С. Есенин ему сообщил о своем нежелании состоять членом Союза советских журналистов — в частности, членом президиума литературно-художественной секции.
В связи с этим решено произвести перевыборы в президиум.
Товарищ Устинов избирается членом президиума, тов. Заревой — кандидатом его» (РГАЛИ, ф. 1600, оп. 1, ед. хр. 2, л. 12).
Действительно, в сводном списке членов Союза советских журналистов, составленном, судя по всему, в дек. 1918 — янв. 1919 гг., имени Есенина нет, хотя там значатся его друзья-поэты П. Орешин и С. Клычков (РГАЛИ, ф. 1600, оп. 1, ед. хр. 12, л. 5).
Причиной, по которой поэт принял решение отказаться от членства в этой организации, В. А. Вдовин считает «инцидент с книгой стихов П. Орешина “Красная Русь”, вызвавшей долгие острые споры» (ВЛ, 1975, № 10, окт., с. 228–230; ср. также сб. «Встречи с прошлым», М., 1978, вып. 3, с. 158–159). Речь идет о помещенной в газ. «Правда» 18 дек. 1918 г. рецензии А. Дубровского на «Красную Русь»: орешинский сборник был назван здесь «белогвардейской книжонкой». Эта политическая оценка обсуждалась на заседаниях секции, начиная с 19 дек. (подробности см. в вышеуказанных источниках). Есенин же не участвовал в дебатах по «Красной Руси» Орешина ни в этот день, ни в последующие — он перестал ходить на заседания секции уже с 19 дек., что, скорее всего, означает отсутствие прямой связи его выхода из Союза с «делом Орешина».
Следует отметить, что вскоре (в янв. 1919 г.) один из организаторов секции К. П. Злинченко изложил в печати свое мнение о причинах, по которым некоторые ее члены (не только Есенин, а и, напр., Р. Ивнев) ее покинули:
«...многие представители художественного слова, отстав от буржуазного берега, не пристали еще к берегу коммунистическому. Они не коммунисты, они не живут их идеологией, и потому не могут понять прекрасного в коммунистических идеях и целях, в коммунистическом строительстве жизни.
Их больше “тянет” на “Эстраду поэтов” или в “Красный петух”, где они свободны от коммунизма, от его оздоровливающей поэзии и красоты, соответствующих требованиям пролетариата. В этом их “футуризм” и “другие” литературные направления» («Вечерние известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов», 1919, 31 янв., № 159; подпись: Кирилл Работников; выделено автором).
Отсюда явствует, что в Московском союзе журналистов к Есенину отнеслись в узко-сектантском «пролеткультовском» духе, непереносимом для поэта (ср. его слова о «пролеткультах» в «Ключах Марии» — наст. изд., т. 5).
Впрочем, после объявленной в февр.-марте 1919 г. реорганизации союза журналистов в союз работников науки, искусства и литературы (см., в частности, № I-11 наст. раздела и коммент. к нему) Есенин сделал попытку вернуться к сотрудничеству уже с этой обновляемой организацией (см. коммент. к № 9 наст. подраздела).
Между 20 и 24 декабря 1918 г. Москва
С. Есенин
На заявлении Л. И. Повицкого о приеме его в Московский профессиональный союз писателей.
Печатается по автографу (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 26).
Границы датировки подписи определяются с учетом того, что: 1) сам Есенин был принят в тот же союз 17 дек. 1918 г. (см. коммент. к № I-8 наст. раздела), а 20 дек. правление этой организации рассмотрело заявление поэта относительно его собственных проблем (№ I-9 наст. раздела); 2) в правом верхнем углу заявления Повицкого имеется помета: «Не принят. 24 XII. 918».
Впервые упомянута в статье В. В. Базанова «Литературная хроника “Сергей Есенин”» (РА, 1971, № 4, с. 213).
Повицкий написал свое заявление на типографском бланке «Московская Трудовая Артель Художников Слова. / . . . .191 г. / № . . / Неглинный, 21, кв. 44. / Тел. 5-09-09»:
«В Московский Профессиональный Союз писателей.
Уважаемые товарищи!
Прошу принять меня в число членов Союза. Я сотрудничал в 1916–17 гг. в иркутском журнале “Багульник”, участвовал в альманахе стихов “Иркутские вечера”, состою членом “Трудовой Артели Художников Слова в Москве”. Мой адрес: Петровские линии, д. 20–21, кв. 44 (комиссариат 3-й Тверской).
Лев Иосифович Повицкий» (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 26). Под заявлением рукой С. А. Клычкова: «Рекомендуют С. Клычков»; ниже (в столбец) подписи-автографы Н. Каржанского и Есенина.
Каржанский Н. (Зезюлинский Николай Семенович; 1879–1959) — прозаик, драматург, журналист, член Московского профессионального союза писателей.
Февраль-март 1919 г. Москва
Сергей ЕСЕНИН
В списке членов инициативной группы секции писателей-художников и поэтов Союза работников науки, искусства и литературы.
Печатается по автографу (РГАЛИ, ф. 217, оп. 1, ед. хр. 181, л. 16).
Датируется ориентировочно с учетом того, что инициатива реорганизации Московского союза советских журналистов в Союз работников науки, искусства и литературы впервые была выдвинута 27 янв. 1919 г. (подробнее об этом см. коммент. к № I-10 наст. раздела), а формирование как инициативных групп секций Союза, так и состава последних шло в течение февр.-марта 1919 г. (см. коммент. к № I-11 наст. раздела и заметку К. П. Злинченко «Советский союз работников науки, искусства и литературы» в газ. «Вечерние известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов», 1919, 2 апр., № 208; подпись: К. З.). К тому же подпись Есенина замыкает список, являясь 46-й по счету.
Публикуется впервые.
Заполненные Есениным в февр.-апр. 1919 г. документы, исходившие от организаторов секции (заявление о приеме в литературно-художественный коммунистический клуб советской секции писателей-художников и поэтов и анкету), см. выше — № I-10 и I-11 наст. раздела.
Кроме того, сохранились документальные свидетельства участия Есенина в собраниях реорганизуемого союза.
4 апр. 1919 г. секцией писателей-художников и поэтов (в цитируемых ниже источниках именуемой «литературно-художественной секцией») было созвано общее собрание членов всех секций (о других секциях Союза см. коммент. к № I-11 наст. раздела.). На нем с докладом «О пролетарском творчестве» выступил французский журналист-коммунист А. Гильбо.
Фамилия Есенина значится в списке присутствовавших на этом собрании под № 31 — ВЛ, 1975, № 10, окт., с. 228, публ. В. А. Вдовина (с ошибочным указанием, что Есенин расписался собственноручно; на самом деле фамилии, числящиеся в списке под № 30–40, записаны одной рукой, и это не рука Есенина; ср. с подлинником: РГАЛИ, ф. 1600, оп. 1, ед. хр. 2, л. 55, об.). Но поэт не только выслушал докладчика, но и выступил в прениях. Его близкий приятель того времени Г. Ф. Устинов рассказал об этом эпизоде сразу после гибели Есенина:
«...мне не забыть, как на одном из литературных собраний в помещении издательства ВЦИК на углу Тверской и Моховой, в Москве, появился желтоволосый, слегка курчавый мальчик, в поддевке, в “гамбургских” сапогах, голенища бутылочками, в сереньком, довольно длинном шарфе <...>. Желтоволосый мальчик приветливо улыбался решительно всем — кто бы и что бы ни говорил. Потом желтоволосый мальчик сам возымел желание сказать слово... и сказал:
— Революция... это ворон... ворон, который мы выпускаем из своей головы... на разведку... Будущее больше...
Никто ничего не понял. А французский коммунист и поэт Анри Гильбо попросил не понявших рыжеволосого мальчика русских людей перевести непонятное по-французски» («Красная газета», веч. вып., Л., 1925, 29 дек., № 314).
Обсуждение доклада А. Гильбо привело к принятию резолюции, вскоре опубликованной под заголовком «О футуристах и проч.»:
«1. Принимая во внимание, что Комиссариат Народного Просвещения не только не поддерживает в должной мере пролетарское искусство и не идет ему навстречу, но упорно отстаивает искания в творчестве, не имеющие ничего общего с коммунизмом и даже враждебные коммунизму, — общее собрание членов всех секций Советского Союза работников науки, искусства и литературы признало необходимым настаивать, чтобы пролетарскому искусству и коммунистическому творчеству были широко открыты двери в Советской Социалистической Республике в интересах действительного просвещения рабочего класса и трудящихся масс.
2. Принимая во внимание, что футуризм и кубизм являются главным образом представителями буржуазного разлагающегося искусства, собрание предлагает Комиссариату Народного Просвещения обратить внимание на неограниченное преобладание футуризма, кубизма, имажинизма и т. п. в Советской Социалистической Республике и всеми мерами содействовать широкому распространению и поддержке произведений всех тех, которые пытаются создать истинное пролетарское искусство в совершенном соответствии с коммунизмом» (газ. «Известия ВЦИК», М., 1919, 10 апр., № 77).
Реакция руководителя Наркомпроса последовала незамедлительно:
«Прочтя ни на чем не основанную и малоприличную по отношению к государственному Советскому учреждению, мною руководимому, резолюцию секции Советского Союза работников науки, искусства и литературы