Одобряя целиком и полностью политику ЦК в его борьбе за обеспечение единства, конференция считает, что задачи партии в дальнейшем должны состоять в следующем:
1) Следить за тем, чтобы достигнутый минимум, необходимый для единства партии, был действительно проведен в жизнь.
2) Вести решительную идейную борьбу с социал-демократическим уклоном в нашей партии, разъясняя массам ошибочность принципиальных взглядов оппозиционного блока и выставляя на свет оппортунистическое содержание этих взглядов, какими бы “революционными” фразами они ни прикрывались.
3) Добиваться того, чтобы оппозиционный блок признал ошибочность своих взглядов.
4) Всемерно охранять единство партии, пресекая все и всякие попытки возобновления фракционности и нарушения дисциплины.
“Правда” № 247, 26 октября 1926 г.
XV Всесоюзная конференция ВКП(б) 26 октября — 3 ноября 1926 года [77]
О социал-демократическом уклоне в нашей партииДоклад 1 ноября
I. Этапы развития оппозиционного блока
Товарищи! Первый вопрос, которого нужно коснуться в докладе, это вопрос об образовании оппозиционного блока, об этапах его развития и, наконец, об его начавшемся уже развале. Эта тема является, по-моему, необходимой темой, как введение в существо вопроса о тезисах об оппозиционном блоке.
Еще на XIV съезде партии Зиновьев дал сигнал к подтягиванию всех оппозиционных течений и к объединению их в одну силу. Товарищи делегаты конференции должно быть помнят эту речь Зиновьева. Не может быть никакого сомнения, что такой призыв не мог не найти отклика в рядах троцкистов, которые с самого начала придерживались той мысли, что группировки должны быть более или менее свободны и они должны более или менее объединяться для того, чтобы вести борьбу против той основной линии партии, которая Троцкого давно уже не удовлетворяет.
Это была, так сказать, подготовительная работа по сформированию блока.
Первый серьезный шаг по сформированию блока был предпринят оппозицией во время апрельского пленума ЦК, [78] в связи с тезисами Рыкова о хозяйственном положении. Полной сговоренности между “новой оппозицией” и троцкистами тогда не было еще, но что блок в основном был уже готов — в этом нельзя было уже сомневаться. Товарищи, читавшие стенограмму апрельского пленума, поймут, что это совершенно верно. В основном обе группы успели уже сговориться, но были оговорки, из-за которых им пришлось внести к тезисам Рыкова не общие для всей оппозиции поправки, а два параллельных ряда поправок. Один ряд поправок, исходивший от “новой оппозиции”, во главе с Каменевым, и другой ряд поправок, исходивший от группы троцкистов. Но что в основном они били в одну точку, и что пленум уже тогда говорил, что они реставрируют в новой форме Августовский блок, это — несомненный факт.
В чем же состояли тогда эти оговорки?
Вот что говорил тогда Троцкий:
“Недостатком поправок тов. Каменева я считаю то, что в них дифференциация деревни поставлена, как бы, до некоторой степени независимо от индустриализации. Между тем, значение и социальный вес крестьянской дифференциации и ее темпа определяется ростом и темпом индустриализации по отношению к деревне в целом”.
Оговорка немаловажная.
В ответ на это Каменев в свою очередь делает оговорку в отношении троцкистов:
“Не имею возможности, — говорит он, — присоединиться к той их части (т. е. части поправок Троцкого к проекту резолюции Рыкова), которая оценивает прошлую хозяйственную политику партии, которую я на 100 процентов защищал”.
“Новой оппозиции” не нравилось, что Троцкий критикует хозяйственную политику, которой руководил Каменев за предыдущий период. А Троцкому в свою очередь не нравилось, что вопросы дифференциации крестьянства отрываются “новой оппозицией” от вопроса об индустриализации.
Второй этап — это июльский пленум ЦК. [79] На этом пленуме мы имеем уже формально сколоченный блок, блок без оговорок. Оговорки Троцкого сняты, сданы в архив, так же, как оговорки Каменева сняты и сданы в архив. У них теперь имеется уже общая “декларация”, которая всем вам хорошо известна, товарищи, как документ антипартийный. Таковы характерные черты второго этапа в развитии оппозиционного блока.
Сколотился блок и оформился он в этот период не только на почве взаимного отказа от поправок, но и на почве взаимной “амнистии”. Мы имеем за этот период интересное заявление Зиновьева насчет того, что оппозиция, ее основное ядро в 1923 году, т. е. троцкисты были правы в вопросе о перерождении партии, т. е. в главном вопросе о практической позиции троцкизма, вытекающем из его принципиальной позиции. Мы имеем, с другой стороны, не менее интересное заявление Троцкого о том, что его “Уроки Октября”, направленные специально против Каменева и Зиновьева, как “правого крыла” партии, повторяющего теперь октябрьские ошибки, — являются ошибкой, что начало правого уклона в партии и перерождения надо отнести не к Каменеву и к Зиновьеву, а, скажем, к Сталину.
Вот что говорил Зиновьев в июле этого года:
“Мы говорим, что сейчас уже не может быть никакого сомнения в том, что основное ядро оппозиции 1923 года, как это выявила эволюция руководящей линии фракции (т. е. большинства ЦК), правильно предупреждало об опасностях сдвига с пролетарской линии и об угрожающем росте аппаратного режима”.
Иначе говоря: недавние утверждения Зиновьева и резолюция XIII съезда [80] о том, что Троцкий ревизует ленинизм, что троцкизм является мелкобуржуазным уклоном, — все это было ошибкой, недоразумением, что опасность не в троцкизме, а в ЦК.
Это есть беспринципнейшая “амнистия” троцкизма.
С другой стороны, Троцкий в июле месяце заявляет:
“Несомненно, что в “Уроках Октября” я связывал оппортунистические сдвиги политики с именами Зиновьева и Каменева. Как свидетельствует опыт идейной борьбы в ЦК, это было грубой ошибкой. Объяснение этой ошибки кроется в том, что я не имел возможности следить за идейной борьбой внутри семерки и во время установить, что оппортунистические сдвиги вызывались группой, возглавляемой тов. Сталиным против тт. Зиновьева и Каменева”.
Это значит, что Троцкий открыто отрекся от своих нашумевших “Уроков Октября”, дав тем самым “амнистию” Зиновьеву и Каменеву в обмен за ту “амнистию”, которую он получил от Каменева и Зиновьева.
Прямая и открытая беспринципная сделка.
Итак, отказ от апрельских оговорок и взаимная “амнистия” за счет принципов партии, — вот те элементы, которые определили полное оформление блока, как блока против партии.
Третий этап в развитии блока — это открытые выступления оппозиции против партии в конце сентября и в начале октября этого года в Москве и Ленинграде, это тот период, когда лидеры блока, отдохнув там, на юге, и набравшись сил, вернулись в центр и пошли в прямую атаку на партию. Раньше чем перейти от нелегальных форм борьбы против партии к открытым формам борьбы, они здесь, в Политбюро (меня не было тогда в Москве), оказывается, говорили: “Мы вам покажем, мы пойдем на рабочие собрания, и пусть рабочие скажут, кто прав, мы вам покажем”. И они стали путешествовать от ячеек к ячейкам. Но результаты этого выступления оказались, как вам известно, плачевными для оппозиции. Вы знаете, что они потерпели поражение. Из печати известно, что как в Ленинграде, так и в Москве, как в промышленных районах Советского Союза, так и в непромышленных районах оппозиционный блок получил решительный отпор со стороны партийных масс. Сколько голосов они получили, сколько высказалось за ЦК, я повторять не буду, это известно из печати. Ясно одно, что расчеты оппозиционного блока не оправдались. С этого момента начинается поворот оппозиции в сторону мира в партии. Поражение оппозиции не прошло, очевидно, даром. Это было 4 октября, когда оппозиция внесла в ЦК заявление о мире и когда впервые, после ругани и наскоков, мы услышали от оппозиции слова, напоминающие слова партийцев: пора прекратить “внутрипартийную распрю” и наладить “совместную работу”.
Таким образом, оппозиция, потерпев поражение, оказалась вынужденной прийти к тому, к чему ее неоднократно призывал ЦК, — к вопросу о мире в партии.
Естественно, что ЦК, верный директивам XIV съезда о необходимости единства, охотно согласился с предложением оппозиции, хотя он и знал, что предложение оппозиции не вполне искренно.
Четвертый этап — это период, когда было выработано известное “заявление” лидеров оппозиции от 16 октября этого года. Обычно его квалифицируют как капитуляцию. Я не буду давать резкой квалификации, но ясно, что заявление это говорит не о победах оппозиционного блока, а об его поражении. Истории наших переговоров я рассказывать не стану, товарищи. Переговоры велись при стенографических записях и вы имеете возможность познакомиться с этим делом по стенограмме. Я хотел бы остановиться только на одном инциденте. Оппозиционный блок предлагал в первом абзаце “заявления” сказать, что они остаются при своих взглядах, и остаются не просто, а “полностью” на своих старых позициях. Мы убеждали оппозиционный блок не настаивать на этом. Почему? По двум причинам.
Во-первых, потому, что если они, отказавшись от фракционности, отказались вместе с тем от теории и практики свободы фракций, отмежевались от Оссовского, “рабочей оппозиции”, группы Маслова — Урбанса, то это значит, что оппозиция отказалась тем самым не только от фракционных методов борьбы, но и от некоторых политических позиций. Можно ли после этого говорить, что оппозиционный блок остается “полностью” при своих ошибочных взглядах, при своих идейных позициях? Конечно, нельзя.
Во-вторых, мы говорили оппозиции, что ей самой невыгодно кричать о том, что они, оппозиционеры, остаются, да еще “полностью” на старых позициях, ибо рабочие с полным основанием скажут: “значит оппозиционеры хотят драться и впредь, значит мало им наклали, значит надо их и впредь бить”. (Смех, возгласы: “Правильно!”) Тем не менее они не согласились с нами и приняли лишь предложение исключить слово “полностью”, сохранив фразу о том, что они остаются на старых позициях. Пусть теперь они расхлебывают кашу, которую они тем самым заварили на свою голову. (Голоса: “Правильно!”)
Зиновьев говорил недавно, что у ЦК нет оснований ругать их блок, так как Ильич одобрял будто бы вообще блоки в партии. Я должен сказать, товарищи, что заявление Зиновьева не имеет ничего общего с позицией Ленина. Ленин никогда не одобрял всякие блоки в партии. Ленин стоял лишь за принципиальные и революционные блоки против меньшевиков, ликвидаторов, отзовистов. Ленин всегда боролся против беспринципных и антипартийных блоков в партии. Кому не известно, что Ленин три года боролся против Августовского блока Троцкого, до полной победы над ним, как против антипартийного и беспринципного блока. Ильич никогда не стоял за всякие блоки. Ильич стоял только за такие блоки в партии, которые являются принципиальными, во-первых, и, во-вторых, которые преследуют цель укрепления партии против ликвидаторов, против меньшевиков, против колеблющихся элементов. История нашей партии знает опыт такого блока ленинцев с плехановцами (это было в 1910–1912 гг.) против блока ликвидаторов, когда сформировался против партии Августовский блок, куда входили Потресов и прочие ликвидаторы, Алексинский и другие отзовисты, и во главе которого стоял Троцкий. Был один блок, блок антипартийный, Августовский блок, беспринципный, авантюристский, и был другой блок, блок ленинцев с плехановцами, т. е. революционными меньшевиками (тогда Плеханов был революционным меньшевиком). Вот такие блоки Ленин признавал, и мы все признаем такие блоки.
Если блок внутри партии повышает боеспособность партии и ведет ее вперед, то мы за него, за такой блок. Ну, а ваш блок, уважаемые оппозиционеры, разве он, этот самый блок, повышает боеспособность нашей партии, разве он, этот самый блок, является принципиальным? Какие принципы вас объединяют, скажем, с группой Медведева? Какие принципы вас объединяют, скажем, с группой Суварина во Франции или Маслова в Германии? Какие принципы объединяют вас самих, “новую оппозицию”, которая считала еще недавно троцкизм разновидностью меньшевизма, с троцкистами, которые считали еще недавно лидеров “новой оппозиции” оппортунистами?
И затем, разве ваш блок направлен в сторону и в пользу партии, а не против партии? Разве он повысил боеспособность и революционность нашей партии хотя бы на йоту? Ведь весь мир знает теперь, что за 8 или 6 месяцев существования вашего блока вы старались тащить партию назад, к “революционной” фразе, к беспринципности, вы старались разложить партию и довести ее до паралича, до раскола.
Нет, товарищи, оппозиционный блок не имеет ничего общего с тем блоком, который Ленин с плехановцами заключил в 1910 году против Августовского блока оппортунистов. Наоборот, нынешний оппозиционный блок напоминает в основном Августовский блок Троцкого как своей беспринципностью, так и своей оппортунистической основой.
Организуя такой блок, оппозиционеры отошли, таким образом, от той основной линии, которую Ленин старался проводить. Ленин всегда говорил нам, что самая правильная политика есть принципиальная политика. Оппозиция, сколотившись в одну группу, решила, наоборот, что самая правильная политика есть политика беспринципная.
Поэтому оппозиционный блок не может существовать долго, он должен неминуемо распасться и разложиться.
Таковы этапы развития оппозиционного блока.
Чем характеризуется теперь состояние оппозиционного блока? Его можно было бы охарактеризовать как состояние постепенного распада блока, как состояние постепенного отпадения от блока его составных элементов, как состояние разложения блока. Только так можно охарактеризовать нынешнее состояние оппозиционного блока. Оно так и должно быть, ибо блок беспринципный, блок оппортунистический в рядах нашей партии долго существовать не может. Мы знаем уже, что группа Маслова и Урбанса отпадает от оппозиционного блока. Мы слышали уже вчера, что Медведев и Шляпников отказались от допущенных ими грехов и отходят от блока. Известно, кроме того, что внутри блока, т. е. между оппозицией “новой” и оппозицией “старой”, тоже имеется размолвка, которая должна будет сказаться на этой конференции.
Выходит, таким образом, что блок-то они сформировали и сформировали его с большой помпой, а результат получился обратный тому, чего они ожидали от блока. Конечно, с точки зрения арифметики они должны были получить плюс, ибо сложение сил дает плюс, но оппозиционеры не учли того, что, кроме арифметики, есть еще алгебра, что по алгебре не всякое сложение сил дает плюс (смех), ибо дело зависит не только от сложения сил, но и от того, какие знаки стоят перед слагаемыми. (Продолжительные аплодисменты.) Получилось то, что они, сильные по части арифметики, оказались слабыми по части алгебры, причем, складывая силы, они не только не увеличили свою армию, а, наоборот, довели ее до минимума, довели ее до развала.
Чем была сильна зиновьевская группа?
Тем, что она вела решительную борьбу против основ троцкизма. Но коль скоро зиновьевская группа отказалась от своей борьбы с троцкизмом, она, так сказать, оскопила себя, лишила себя силы.
Чем была сильна группа Троцкого?
Тем, что она вела решительную борьбу против ошибок Зиновьева и Каменева в октябре 1917 года и против их рецидива в настоящем. Но коль скоро эта группа отказалась от борьбы с уклоном Зиновьева и Каменева, она оскопила себя, лишила себя силы.
Получилось сложение сил оскопленных. (Смех, продолжительные аплодисменты.)
Ясно, что из этого не могло получиться ничего, кроме конфуза. Ясно, что честнейшие из группы Зиновьева должны были отойти после этого от Зиновьева так же, как лучшие люди из троцкистов должны были покинуть Троцкого.
Каковы перспективы оппозиции? На что они рассчитывают? Я думаю, что они рассчитывают на ухудшение положения в стране и партии. Сейчас они свертывают свою фракционную работу, так как времена нынче “трудные” для них. Но если они по отказываются от своих принципиальных взглядов, если они решили остаться на старых своих позициях, то из этого следует, что они будут выжидать, ждать “лучших времен”, когда им можно будет, накопивши силы, вновь выступить против партии. В этом но может быть никаких сомнений.
Недавно один из оппозиционеров, перешедший на сторону партии, рабочий Андреев, сообщил о планах оппозиции интересную вещь, которую необходимо, по-моему, отметить на конференции. Вот что об этом рассказывал нам тов. Ярославский в своем докладе на октябрьском пленуме ЦК и ЦКК:
“Андреев, который вел в течение довольно долгого времени работу в оппозиции, в конце концов пришел к убеждению, что он не может больше работать с ними. Его привело к этому, главным образом, то обстоятельство, что он услышал от оппозиции две вещи: первая — то, что оппозиция натолкнулась на “реакционное” настроение рабочего класса, а вторая — то, что экономическое положение оказалось не так плохо, как они думали”.
Я думаю, что Андреев, бывший оппозиционер, а ныне партиец, высказал то, что у оппозиции на душе, и чего она но решится сказать открыто. Чувствуют они, очевидно, что экономическое положение теперь лучше, чем они предполагали, а настроение рабочих но так плохо, как они хотели бы. Отсюда политика временного свертывания “работы”. Ясно, что если потом несколько обострится экономическое положение, — в чем оппозиционеры убеждены, — и в связи с этим ухудшится настроение рабочих, — в чем они тоже убеждены, — то они не замедлят развернуть “работу”, развернуть свои идейные позиции, от которых они по отказались, и пойти на открытую борьбу с партией.
Вот каковы, товарищи, перспективы оппозиционного блока, который распадается, но еще но распался и, пожалуй, не распадется скоро без решительной и беспощадной борьбы со стороны партии.
Но раз они готовятся к борьбе и ждут “лучших времен” для того, чтобы возобновить открытую борьбу с партией, то и партии зевать не полагается. Отсюда задачи партии: вести решительную идейную борьбу против ошибочных взглядов оппозиции, на основе которых она остается, разоблачать оппортунистическую сущность этих идей, какими бы “революционными” фразами они ни прикрывались, и вести дело к тому, чтобы оппозиция была вынуждена отказаться от своих ошибок под страхом окончательного разгрома.
II. Основная ошибка оппозиционного блока
Перехожу, товарищи, ко второму вопросу, к вопросу об основной ошибке оппозиционного блока в основном вопросе о характере и перспективах нашей революции.
Основной вопрос, разделяющий партию с оппозиционным блоком, — это вопрос о том, возможна ли победа социализма в нашей стране, или, что то же, каков характер и каковы перспективы нашей революции.
Вопрос этот не нов, он более или менее подробно обсужден, между прочим, на апрельской конференции 1925 года, на XIV конференции. Теперь, в новой обстановке, он снова всплыл, и нам придется заняться этим вопросом вплотную, причем, так как на недавнем объединенном заседании пленумов ЦК и ЦКК Троцкий и Каменев бросили обвинение в том, что в тезисах об оппозиционном блоке неправильно переданы их взгляды, я вынужден привести в своем докладе ряд документов и цитат, подтверждающих основные положения тезисов об оппозиционном блоке. Заранее извиняюсь, товарищи, но я вынужден так поступить.
Перед нами стоят три вопроса:
1) Возможна ли победа социализма в нашей стране, учитывая то обстоятельство, что наша страна является пока единственной страной диктатуры пролетариата, что пролетарская революция в других странах еще не победила, что темп мировой революции замедлился.
2) Если она, эта победа, возможна, то можно ли назвать такую победу полной победой, окончательной победой.
3) Если такую победу нельзя назвать окончательной, то какие условия необходимы для того, чтобы она, эта победа, стала окончательной.
Таковы три вопроса, которые объединяются в общий вопрос о возможности победы социализма в одной стране, т. е. в нашей стране.
Как марксисты решали этот вопрос раньше, скажем, в 40-х годах прошлого столетия, в 50-60-х годах, вообще в период, когда монополистического капитализма не было еще, когда закон неравномерного развития капитализма не был еще открыт и не мог быть открыт, когда в связи с этим вопрос о победе социализма в отдельных странах не ставился еще в той плоскости, в какой он был поставлен впоследствии? Мы все, марксисты, начиная с Маркса и Энгельса, придерживались тогда того мнения, что победа социализма в одной, отдельно взятой, стране невозможна, что для того, чтобы социализм победил, необходима одновременная революция в ряде стран, в ряде, по крайней мере, наиболее развитых, цивилизованных стран. И это было правильно тогда. Для характеристики этих взглядов я хотел бы привести одну характерную цитату из набросков Энгельса “Принципы коммунизма”, ставящую вопрос в самой резкой форме. Этот набросок послужил потом основой “Коммунистического Манифеста”. Он написан в 1847 году. Вот что говорит Энгельс в этом наброске, опубликованном всего несколько лет тому назад.
“Может ли эта революция (т. е. революция пролетариата. — И. Ст.) произойти в одной какой-нибудь стране?
Ответ: Нет. Крупная промышленность уже тем, что она создала мировой рынок, так снизала между собою все народы земного шара, в особенности цивилизованные народы, что каждый из них зависит от того, что происходит у другого. Затем крупная промышленность так уравняла общественное развитие во всех цивилизованных странах, что всюду буржуазия и пролетариат стали двумя решающими классами общества и борьба между ними — главной борьбой нашего времени. Поэтомукоммунистическая революция будет не только национальной, но произойдет одновременно во всех цивилизованных странах, т. е., по крайней мере, в Англии, Америке, Франции и Германии. В каждой из этих стран она будет развиваться быстрее или медленнее, в зависимости от того, в какой из этих стран более развита промышленность, больше накоплено богатств и имеется более значительное количество производительных сил. Поэтому она осуществится медленнее и труднее всего в Германии, быстрее и легче всего в Англии. Она окажет также значительное влияние на остальные страны мира и совершенно изменит и чрезвычайно ускорит их прежний ход развития. Она есть всемирная революция и будет поэтому иметь всемирную арену” (Ф. Энгельс, “Принципы коммунизма”. См. “Коммунистический Манифест”, Гиз, 1923 г., стр. 317; курсив мой. — И. Ст.).
Это написано в 40-х годах прошлого столетия, когда монополистического капитализма не было еще. Характерно, что тут нет даже упоминания о России, Россия вообще отсутствует. И это вполне понятно, так как России с ее революционным пролетариатом, России, как революционной силы, не было еще тогда, да и не могло быть.
Правильно ли было то, что сказано здесь, в этой цитате, в условиях домонополистического капитализма, правильно ли это было в тот период, когда Энгельс писал об этом? Да, правильно.
Правильно ли это положение теперь, в новых условиях монополистического капитализма и пролетарской революции? Нет, уже неправильно.
В старый период, в период домонополистического капитализма, в период доимпериалистический, когда земной шар не был еще поделен между финансовыми группами, когда насильственный передел уже поделенного не являлся еще вопросом жизни и смерти капитализма, когда неравномерность экономического развития не была и не могла быть столь острой, какой она стала потом, когда противоречия капитализма не были еще доведены до той степени развития, когда они превращают капитализм цветущий в капитализм умирающий, открывая возможность победы социализма в отдельных странах, — в этот старый период формула Энгельса была, бесспорно, правильной. В новый период, в период развития империализма, когда неравномерность развития капиталистических стран превратилась в решающую силу империалистического развития, когда неизбежные конфликты и войны между империалистами ослабляют фронт империализма и делают возможным его прорыв в отдельных странах, когда закон о неравномерности развития, открытый Лениным, превратился в исходный пункт теории о победе социализма в отдельных странах, — в этих условиях старая формула Энгельса становится уже неправильной, в этих условиях она неизбежно должна быть заменена другой формулой, говорящей о возможности победы социализма в одной стране.
Величие Ленина, как продолжателя Маркса и Энгельса, в том именно и состоит, что он не был никогда рабом буквы в марксизме. В своих исследованиях он следовал указанию Маркса, неоднократно говорившего, что “марксизм есть не догма, а руководство к действию. Ленин знал это и, строго различая между буквой и сутью марксизма, никогда не считал марксизм догмой, а старался применить марксизм, как основной метод, в новой обстановке капиталистического развития. В том именно и состоит величие Ленина, что он открыто и честно, без колебаний, поставил вопрос о необходимости новой формулы о возможности победы пролетарской революции в отдельных странах, не боясь того, что оппортунисты всех стран будут цепляться за старую формулу, стараясь прикрыть именем Маркса и Энгельса свое оппортунистическое дело.
С другой стороны, было бы странно требовать от Маркса и Энгельса, какими бы они ни были гениальными мыслителями, чтобы они предусмотрели в точности за 50–60 лет до развитого монополистического капитализма все возможности классовой борьбы пролетариата, появившиеся в период монополистического, империалистического капитализма.
И это не первый случай, когда Ленин, исходя из метода Маркса, продолжает дело Маркса и Энгельса, не цепляясь за букву марксизма. Я имею в виду другой аналогичный случай, а именно — случай с вопросом о диктатуре пролетариата. Известно, что по этому вопросу Маркс высказал ту мысль, что диктатура пролетариата, как слом старого государственного аппарата и создание нового аппарата, нового пролетарского государства, является необходимым этапом развития к социализму в странах континента, допустив исключение для Англии и Америки, где, по заявлению Маркса, милитаризм и бюрократизм слабо развиты или вовсе не развиты и где, поэтому, возможен другой путь, “мирный” путь перехода к социализму. Это было совершенно правильно в 70-х годах. (Рязанов: “И тогда не было правильно”) Я думаю, что в 70-х годах, когда милитаризм в Англии и Америке не был так развит, как впоследствии развился, — это положение было совершенно правильно. В том, что это положение было правильно, вы могли бы убедиться по известной главе брошюры тов. Ленина “О продналоге”, [81] где Ленин считает не исключенным развитие социализма в Англии 70-х годов в порядке соглашения между пролетариатом и буржуазией в стране, где пролетариат составляет большинство, где буржуазия привыкла идти на компромиссы, где милитаризм был слаб, бюрократия была слаба. Но это положение, будучи правильным в 70-х годах прошлого столетия, стало уже неправильным после XIX столетия, в период империализма, когда Англия стала не менее бюрократической и не менее, если не более, милитаристической, чем любая другая страна континента. В связи с этим тов. Ленин говорит в своей брошюре “Государство и революция”, что ограничение Маркса насчет континента отпадает теперь, [82] потому что наступили новые условия, делающие излишним допущенное для Англии исключение.
В том именно и состоит величие Ленина, что он не отдавал себя в плен букве марксизма, умел схватывать сущность марксизма и, исходя из нее, развивать дальше учение Маркса и Энгельса.
Вот как обстояло, товарищи, дело с вопросом о победе социалистической революции в отдельных странах в период доимпериалистический, в период домонополистического капитализма.
Из марксистов Ленин был первый, который подверг действительно марксистскому анализу империализм как новую, последнюю фазу капитализма, по-новому поставил вопрос о возможности победы социализма в отдельных капиталистических странах и разрешил его в положительном смысле. Я имею в виду брошюру Ленина “Империализм как высшая стадия капитализма”. Я имею в виду статью Ленина “О лозунге Соединенных Штатов Европы”, вышедшую в свет в 1915 году. Я имею в виду полемику между Троцким и Лениным о лозунге Соединенных Штатов Европы или всего мира, когда Ленин впервые выставил тезис о возможности победы социализма в одной стране.
Вот что писал тогда Ленин в этой статье:
“Как самостоятельный лозунг, лозунг Соединенные Штаты мира был бы однако едва ли правилен, во-первых, потому, что он сливается с социализмом; во-вторых, потому, что он мог бы породить неправильное толкование о невозможности победы социализма в одной стране и об отношении такой страны к остальным. Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическою производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств” …Ибо “невозможно свободное объединение наций в социализме без более или менее долгой, упорной борьбы социалистических республик с отсталыми государствами” (см. т. XVIII, стр. 232–233).
Так писал Ленин в 1915 году.
Что это за закон неравномерного развития капитализма, действие которого в условиях империализма ведет к возможности победы социализма в одной стране?
Говоря об этом законе, Ленин исходил из того, что капитализм старый, домонополистический, уже перерос в империализм; что мировое хозяйство развивается в условиях бешеной борьбы главнейших империалистических групп за территории, за рынки, за сырье и т. д.; что раздел мира на сферы влияния империалистических групп уже закончен; что развитие капиталистических стран протекает не равномерно, не так, чтобы одна шла за другой или параллельно другой, а скачкообразно, путем оттеснения одних стран, ушедших ранее вперед, и выдвижения новых стран на первый план; что такой порядок развития капиталистических стран неизбежно вызывает конфликты и войны между капиталистическими державами за новый передел уже поделенного мира; что эти конфликты и войны ведут к ослаблению империализма; что мировой фронт империализма становится в связи с этим легко уязвимым для его прорыва в тех или иных странах; что ввиду этого становится возможной победа социализма в отдельных странах.
Известно, что еще совсем недавно Англия шла впереди всех других империалистических государств. Известно также, что впоследствии Германия стала перегонять Англию, требуя для себя места “под солнцем” за счет других государств и, прежде всего, за счет Англии. Известно, что империалистическая война (1914–1918 гг.) возникла именно в связи с этим обстоятельством. Теперь, после империалистической войны, Америка забежала далеко вперед, оставив позади как Англию, так и другие европейские державы. Едва ли можно сомневаться, что это обстоятельство чревато новыми большими конфликтами и войнами.
То обстоятельство, что империалистический фронт был прорван в связи с империалистической войной в России, это обстоятельство говорит о том, что в современных условиях развития капитализма цепь империалистического фронта будет прорываться не обязательно в той стране, где промышленность более всего развита, но там, где эта цепь слабее, где пролетариат имеет серьезного союзника, например, крестьянство, против империалистической власти, как это имело место в России.
Вполне возможно, что в будущем цепь империалистического фронта прорвется в одной из таких стран, как, скажем, в Индии, где пролетариат имеет серьезного союзника в лице мощного революционного освободительного движения.
Говоря о возможности победы социализма в одной стране, Ленин полемизировал, как известно, прежде всего, с Троцким так же, как и с социал-демократией.
Как реагировал Троцкий на статью Ленина и тезис Ленина о возможности победы социализма в одной стране?
Вот что писал тогда Троцкий (в 1915 г.) в ответ на статью Ленина:
“Единственное сколько-нибудь конкретное историческое соображение, — говорит Троцкий, — против лозунга Соединенных Штатов было формулировано в швейцарском “Социал-Демократе” (тогдашний центральный орган большевиков, где и была напечатана вышеупомянутая статья Ленина. И.Ст.) в следующей фразе: “Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма”. Отсюда “Социал-Демократ” делал тот вывод, что возможна победа социализма в одной стране и что незачем поэтому диктатуру пролетариата в каждом отдельном государстве обусловливать созданием Соединенных Штатов Европы. Что капиталистическое развитие разных стран неравномерно, это совершенно бесспорное соображение. Но самая эта неравномерность весьма неравномерна. Капиталистический уровень Англии, Австрии, Германии или Франции не одинаков. Но по сравнению с Африкой и Азией все эти страны представляют собой капиталистическую “Европу”, созревшую для социальной революции. Что ни одна страна не должна “дожидаться” других в своей борьбе — это элементарная мысль, которую полезно и необходимо повторять, дабы идея параллельного интернационального действия не подменялась идеей выжидательного интернационального бездействия. Не дожидаясь других, мы начинаем и продолжаем борьбу на национальной почве в полной уверенности, что наша инициатива даст толчок борьбе в других странах; а если бы этого не произошло, то безнадежно думать — так свидетельствуют и опыт истории и теоретические соображения, — что, например, революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы, или социалистическая Германия могла бы остаться изолированной в капиталистическом мире” (см. т. III соч. Троцкого, ч. 1, стр. 89–90; курсив мой. — И. Ст.).
Так писал Троцкий в 1915 году в парижской газете “Наше Слово”, [83] причем эта статья была перепечатана в России впоследствии в сборнике статей Троцкого под названием “Программа мира”, вышедшем впервые в августе 1917 года.
Вы видите, что в этих двух цитатах Ленина и Троцкого противопоставляются друг другу два совершенно различных тезиса. В то время как Ленин считает, что победа социализма в одной стране возможна, что пролетариат, захватив власть, не только может удержать ее, но он может пойти еще дальше, экспроприировав капиталистов и организовав социалистическое хозяйство для того, чтобы оказать действенную поддержку пролетариям капиталистических стран, — Троцкий, наоборот, считает, что если победившая революция в одной стране не вызовет в самый ближайший срок победы революции в других странах, то пролетариат победившей страны не сумеет даже удержать власти (не говоря уже о том, что он не сможет организовать социалистическое хозяйство), ибо, говорит Троцкий, безнадежно думать, что революционная власть в России может устоять перед лицом консервативной Европы.
Это две совершенно различные точки зрения, две совершенно различные установки. У Ленина пролетариат, взявший власть, представляет активнейшую и инициативнейшую силу, организующую социалистическое хозяйство и идущую дальше на поддержку пролетариев других стран. У Троцкого, наоборот, пролетариат, взявший власть, превращается в полу пассивную силу, требующую немедленной помощи в виде немедленной победы социализма в других странах и чувствующую себя как на бивуаке, под страхом немедленной потери власти. Ну, а если не подойдет немедленная победа революции в других странах, — как тогда? Тогда сворачивай работу. (Голос с места: “И в кусты”) Да, и в кусты. Это совершенно правильно. (Смех.)
Могут сказать, что это расхождение между Лениным и Троцким представляет область прошлого, что потом это расхождение в ходе работы могло дойти до минимума или даже совершенно стереться. Да, могло дойти до минимума и даже стереться. Но, к сожалению, не произошло ни то, ни другое. Наоборот, это расхождение осталось во всей своей силе вплоть до самой смерти тов. Ленина. Оно продолжает существовать и теперь, как видите сами. Наоборот, я утверждаю, что это расхождение между Лениным и Троцким и полемика на этой почве продолжались все время, причем соответствующие статьи Ленина и Троцкого появлялись одна за другой, и скрытая полемика продолжалась, правда, без наименования лиц.
Вот некоторые факты на этот счет.
В 1921 году, когда мы ввели нэп, Ленин вновь ставит вопрос о возможности победы социализма уже в более конкретной форме, о возможности построения социалистического фундамента нашей экономики на рельсах нэпа. Вы помните, в 1921 году, при введении нэпа, одна часть нашей партии, особенно “рабочая оппозиция”, обвиняла Ленина в том, что он, вводя нэп, сворачивает с пути социализма. Видимо, в ответ на это Ленин несколько раз заявлял тогда в своих выступлениях и статьях, что, вводя нэп, мы имеем в виду не отход от нашего пути, а продолжение его в новых условиях на предмет построения “социалистического фундамента нашей экономики”, “вместе с крестьянством”, “под руководством рабочего класса” (см. “Продналог” и другие статьи Ленина на тему о нэпе).
Как бы в ответ на это Троцкий в январе 1922 года печатает “Предисловие” к своей книге “1905 год”, где он сообщает, что строительство социализма в нашей стране вместе с крестьянством представляет вещь неосуществимую, ибо жизнь нашей страны будет протекать по линии враждебных столкновений между рабочим классом и крестьянством, пока не победит пролетариат на Западе.
Вот что говорит Троцкий в этом “Предисловии”:
“Пролетариат, взявший власть, придет во враждебные столкновения (курсив мой. — И. Ст.) не только со всеми группировками буржуазии, которые поддерживали его на первых порах его революционной борьбы, но и с широкими массами крестьянства, при содействии которых он пришел к власти”, что “противоречия в положении рабочего правительства в отсталой стране с подавляющим большинством крестьянского населения смогут найти свое разрешение только в международном масштабе, на арене мировой революции пролетариата” (Троцкий, “Предисловие” к книге “1905”, написанное в 1922 г.).
И здесь, как видите, противопоставляются друг другу два различных тезиса. В то время как Ленин допускает возможность строительства социалистического фундамента нашей экономики вместе с крестьянством и под руководством рабочего класса, у Троцкого, наоборот, выходит, что руководство крестьянством со стороны пролетариата и совместное строительство социалистического фундамента — вещи неосуществимые, так как политическая жизнь страны будет протекать во враждебных столкновениях между рабочей властью и большинством крестьянства, а эти столкновения могут быть разрешены лишь на арене мировой революции.
Далее. Мы имеем выступление Ленина на пленуме Моссовета спустя год после этого, в 1922 году, где он еще раз возвращается к вопросу о построении социализма в нашей стране. Он говорит:
“Социализм уже теперь не есть вопрос отдаленного будущего, или какой-либо отвлеченной картины, или какой-либо иконы. Насчет икон мы остались мнения старого, весьма плохого. Мы социализм протащили в повседневную жизнь и тут должны разобраться. Вот что составляет задачу нашего дня, вот что составляет задачу нашей эпохи. Позвольте мне закончить выражением уверенности, что, как эта задача ни трудна, как она ни нова по сравнению с прежней нашей задачей, и как много трудностей она нам ни причиняет, — все мы вместе, не завтра, а в несколько лет, все мы вместе решим эту задачу во что бы то ни стало, так что из России нэповской будет Россия социалистическая” (см. т. XXVII, стр. 366).
Как бы в ответ на это или, может быть, в разъяснение того, что было сказано Троцким в вышеупомянутой его цитате, Троцкий печатает в 1922 году “Послесловие” к своей брошюре “Программа мира”, где он говорит:
“Несколько раз повторяющееся в “Программе мира” утверждение, что пролетарская революция не может победоносно завершиться в национальных рамках, покажется, пожалуй, некоторым читателям опровергнутым почти пятилетним опытом нашей Советской республики. Но такое заключение было бы неосновательно. Тот факт, что рабочее государство удержалось против всего мира в одной стране, и притом отсталой, свидетельствует о колоссальной мощи пролетариата, которая в других, более передовых, более цивилизованных странах способна будет совершать поистине чудеса. Но, отстояв себя в политическом и военном смысле, как государство, мы к созданию социалистического общества не пришли и даже не подошли… До тех пор, пока в остальных европейских государствах у власти стоит буржуазия, мы вынуждены, в борьбе с экономической изолированностью, искать соглашения с капиталистическим миром; в то же время можно с уверенностью сказать, что эти соглашения, в лучшем случае, могут помочь нам залечить те или другие экономические раны, сделать тот или иной шаг вперед, но что подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы (курсив мой. — И. Ст.) пролетариата в важнейших странах Европы” (см. т. III соч. Троцкого, ч. 1, стр. 92–93).
И здесь, как видите, противопоставляются друг другу два противоположных тезиса Ленина и Троцкого. В то время как Ленин считает, что мы уже протащили социализм в повседневную жизнь и что, несмотря на трудности, имеем все возможности из России нэповской сделать Россию социалистическую, Троцкий, наоборот, полагает, что мы не только не можем сделать Россию нынешнюю Россией социалистической, но мы не можем даже добиться подлинного подъема социалистического хозяйства до победы пролетариата в других странах.
Наконец, мы имеем записи тов. Ленина в виде статей “О кооперации” и “О нашей революции” (против Суханова), данные перед смертью Лениным и оставленные нам в виде его политического завещания. Эти записи замечательны в том отношении, что в них Ленин вновь ставит вопрос о возможности победы социализма в нашей стране и дает такие формулировки, которые не оставляют места для каких бы то ни было сомнений. Вот что говорит он в записях “О нашей революции”:
“…До бесконечия шаблонным является у них (у героев II Интернационала. — И.Ст.) довод, который они выучили наизусть во время развития западно-европейской социал-демократии, и который состоит в том, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные “ученые” господа из них, объективных экономических предпосылок для социализма. И никому не приходит в голову спросить себя: а не мог ли народ, встретивший революционную ситуацию, такую, которая сложилась в первую империалистическую войну, не мог ли он, под влиянием безвыходности своего положения, броситься на такую борьбу, которая хоть какие-либо шансы открывала ему на завоевание для себя не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации”…
“Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков этот определенный “уровень культуры”), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы”…
“Для создания социализма, — говорите вы, — требуется цивилизованность. Очень хорошо. Ну, а почему мы не могли сначала создать такие предпосылки цивилизованности у себя как изгнание помещиков и изгнание российских капиталистов а потом уже начать движение к социализму? В каких книжках прочитали вы, что подобные видоизменения обычного исторического порядка недопустимы или невозможны?” (см. Ленин, т. XXVII, стр. 399–401).
А вот что говорит Ленин в статьях “О кооперации”:
“В самом деле, власть государства на все крупные средства производства, власть государства в руках пролетариата, союз этого пролетариата со многими миллионами мелких и мельчайших крестьян, обеспечение руководства за этим пролетариатом по отношению к крестьянству и т. д., — разве это не все что нужно для того, чтобы из кооперации, из одной только кооперации, которую мы прежде третировали, как торгашескую, и которую с известной стороны имеем право третировать теперь при нэпе так же, разве это не все необходимое для построения полного социалистического общества? Это еще не построение социалистического общества, но это все необходимое и достаточное для этого построения” (см. Ленин, т. XXVII, стр.392; курсив везде мой. — И. Ст.).
Итак, мы имеем, таким образом, две линии в основном вопросе о возможности победоносного строительства социализма в нашей стране, о возможности победы социалистических элементов нашего хозяйства над элементами капиталистическими, ибо, товарищи, возможность победы социализма в нашей стране означает не что иное, как возможность победы социалистических элементов нашего хозяйства над элементами капиталистическими, — линию Ленина и ленинизма, во-первых, и линию Троцкого и троцкизма, во-вторых. Ленинизм решает этот вопрос положительно. Троцкизм, наоборот, отрицает возможность победы социализма в нашей стране на основе внутренних сил нашей революции. Если первая линия есть линия нашей партии, то вторая линия является приближением ко взглядам социал-демократии.
Поэтому и говорится в проекте тезисов об оппозиционном блоке, что троцкизм есть социал-демократический уклон в нашей партии.
Из этого же вытекает тот несомненный факт, что наша революция является революцией социалистической, что она представляет не только сигнал, толчок и исходный пункт мировой революции, но и базу, базу необходимую и достаточную для построения полного социалистического общества в нашей стране.
Итак, мы можем и должны победить капиталистические элементы нашего хозяйства, мы можем и должны построить социалистическое общество в нашей стране. Но можно ли назвать эту победу полной, окончательной? Нет, нельзя назвать. Победить наших капиталистов мы можем, строить социализм и построить его мы в состоянии, но это еще не значит, что мы в состоянии тем самым гарантировать страну диктатуры пролетариата от опасностей извне, от опасностей интервенции и связанной с нею реставрации, восстановления старых порядков. Мы живем не на острове. Мы живем в капиталистическом окружении. То обстоятельство, что мы строим социализм и революционизируем тем самым рабочих капиталистических стран, — не может не вызывать ненависть и вражду со стороны всего капиталистического мира. Думать, что капиталистический мир может равнодушно смотреть на наши успехи на хозяйственном фронте, успехи, революционизирующие рабочий класс всего мира, — это значит впадать в иллюзию. Поэтому, пока мы остаемся в капиталистическом окружении, пока пролетариат не победил, по крайней мере, в ряде стран, мы не можем считать свою победу окончательной, следовательно, какие бы успехи ни оказали в своем строительстве, мы не можем считать страну диктатуры пролетариата гарантированной от опасностей извне. Поэтому, чтобы победить окончательно, нужно добиться того, чтобы нынешнее капиталистическое окружение сменилось окружением социалистическим, нужно добиться того, чтобы пролетариат победил, по крайней мере, еще в нескольких странах, Только тогда можно считать нашу победу окончательной.
Вот почему победу социализма в нашей стране мы рассматриваем не как самоцель, не как нечто самодовлеющее, а как подспорье, как средство, как путь для победы пролетарской революции в других странах.
Вот что писал на этот счет тов. Ленин:
“Мы живем, — говорит Ленин, — не только в государстве, но и в системе государств, и существование Советской республики рядом с империалистскими государствами продолжительнее время немыслимо. В конце концов либо одно, либо другое победит. А пока этот конец наступит, ряд самых ужасных столкновений между Советской республикой и буржуазными государствами неизбежен. Это значит, что господствующий класс, пролетариат, если только он хочет и будет господствовать, должен доказать это и своей военной организацией” (см. т. XXIV, стр. 122).
Из этого следует, что опасность военной интервенции существует и будет еще существовать долгое время.
Другой вопрос, могут ли сейчас капиталисты предпринять против Республики Советов серьезную интервенцию. Это еще вопрос. Тут многое зависит от поведения рабочих капиталистических стран, от их сочувствия стране пролетарской диктатуры, от степени их приверженности делу социализма. Что рабочие капиталистических стран не могут сейчас поддержать нашу революцию революцией против своих капиталистов, — это пока что факт. Но что капиталисты не в состоянии поднять “своих” рабочих войной против нашей республики, — это тоже факт. А воевать со страной диктатуры пролетариата без рабочих нельзя по нынешним временам без опасности подвергнуть капитализм смертельному риску. Об этом говорят бесчисленные рабочие делегации, приезжающие в нашу страну для проверки нашей работы по строительству социализма. Об этом говорит то громадное сочувствие, которое питает к Республике Советов рабочий класс всего мира. На этом сочувствии и базируется теперь международное положение нашей республики. Без него мы имели бы теперь ряд новых попыток интервенции, перерыв нашей строительной работы и отсутствие периода “передышки”.
Но если сейчас капиталистический мир не в состоянии пойти военной интервенцией против нашей страны, то это еще не значит, что он никогда но будет в состоянии сделать это. Во всяком случае капиталисты не спят, и они принимают все меры к тому, чтобы ослабить международные позиции нашей республики и создать предпосылки для интервенции. Поэтому нельзя считать исключенными как попытки интервенции, так и связанную с ними возможность реставрации старых порядков в нашей стране.
Ленин прав поэтому, когда он говорит:
“Пока наша Советская республика останется одинокой окраиной всего капиталистического мира, до тех пор думать… об исчезновении тех или иных опасностей было бы совершенно смешным фантазерством и утопизмом. Конечно, пока такие коренные противоположности остались, — остаются и опасности, и от них никуда не убежишь” (см. т. XXVI, стр. 29).
Вот почему говорит Ленин, что:
“Окончательно победить можно только в мировом масштабе и только совместными усилиями рабочих всех стран”” (см. т. XXIII, стр. 9).
Итак, что такое победа социализма в нашей стране?
Это значит завоевать диктатуру пролетариата и построить социализм, преодолев, таким образом, капиталистические элементы нашего хозяйства на основе внутренних сил нашей революции.
Что такое окончательная победа социализма в нашей стране?
Это значит создание полной гарантии от интервенции и попыток реставрации, на основе победы социалистической революции, по крайней мере, в нескольких странах.
Если возможность победы социализма в одной стране означает возможность разрешения внутренних противоречий, вполне преодолимых для одной страны (мы имеем в виду, конечно, нашу страну), то возможность окончательной победы социализма означает возможность разрешения противоречий внешних между страной социализма и странами капитализма, противоречий, преодолимых лишь силами пролетарской революции в нескольких странах.
Кто смешивает эти два ряда противоречий, тот либо безнадежный путаник, либо неисправимый оппортунист.
Такова основная линия нашей партии.
Впервые эта линия нашей партии получила свое официальное выражение в известной резолюции XIV конференции по вопросу о международном положении, стабилизации капитализма и строительстве социализма в одной стране. Я думаю, что эта резолюция является одним из важнейших партийных документов в истории нашей партии не только потому, что она представляет величайшую демонстрацию в пользу ленинской линии в вопросе о строительстве социализма в нашей стране, но и потому, что она является вместе с тем прямым осуждением троцкизма. Я думаю, что было бы нелишним отметить важнейшие пункты этой резолюции, принятой, как это ни странно, по докладу Зиновьева. (В зале движение.)
Вот что говорится в этой резолюции о победе социализма в одной стране:
“Вообще победа социализма (не в смысле окончательной победы) безусловно возможна в одной стране” [84] (курсив мой. — И. Ст.).
По вопросу об окончательной победе социализма в резолюции сказано:
“…Наличие двух прямо противоположных общественных систем вызывает постоянную угрозу капиталистической блокады, других форм экономического давления, вооруженной интервенции, реставрации. Единственной гарантией окончательной победы социализма, т. е. гарантии от реставрации, является, следовательно, победоносная социалистическая революция и ряде стран”. [85]
А вот что сказано в резолюции по вопросу о построении полного социалистического общества и о троцкизме:
“Из этого отнюдь не вытекает, что невозможно построение полного социалистического общества в такой отсталой стране, как Россия, без “государственной помощи” (Троцкий) более развитых в технико-экономическом отношении стран. Составной частью троцкистской теории перманентной революции является утверждение, что “подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы” (Троцкий, 1922 г.), — утверждение, обрекающее пролетариат СССР в нынешний период на фаталистическую пассивность. Против подобных “теорий” тов. Ленин писал: “До бесконечия шаблонным является у них довод, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской социал-демократии и который состоит в том, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные “ученые” господа из них, объективных экономических предпосылок для социализма” (Заметки о Суханове). (Резолюция XIV конференции РКП(б) “О задачах Коминтерна и РКП(б) в связи с расширенным пленумом ИККИ”. [86])
Я думаю, что эти основные пункты резолюции XIV конференции не нуждаются в пояснениях. Невозможно выразиться более ясно и определенно. Особое внимание обращает на себя то место резолюции, где между троцкизмом и сухановщиной ставится знак равенства. А что такое сухановщина? Мы знаем из известных статей Ленина против Суханова, что сухановщина есть разновидность социал-демократизма, меньшевизма. Это особенно необходимо подчеркнуть для того, чтобы понять, почему Зиновьев, защищавший на XIV конференции эту резолюцию, отошел потом от нее, примкнув к точке зрения Троцкого, в блоке с которым он состоит теперь.
В связи с международным положением резолюция отмечает, далее, два уклона от основной линии партии, могущие создать опасности для партии.
Вот что говорится в резолюции об этих опасностях:
“В связи с сложившимся на международной арене положением нашей партии в данный период могут угрожать две опасности: 1) уклон к пассивности, вытекающий из чрезмерно расширительного толкования наметившейся кое-где стабилизации капитализма и замедленного темпа международной революции, отсутствие достаточного импульса к энергичной и систематической работе над построением социалистического общества в СССР, несмотря на замедленный темп международной революции, и 2) уклон к национальной ограниченности, забвение обязанностей международных пролетарских революционеров, бессознательное пренебрежение к теснейшей зависимости судеб СССР от развивающейся, хотя и медленно, международной пролетарской революции, непонимание того, что не только международное движение нуждается в существовании, упрочении и усилении мощи первого в мире пролетарского государства, но и диктатура пролетариата в СССР нуждается в помощи со стороны международного пролетариата”. (Резолюция XIV конференции РКП(б) “О задачах Коминтерна и РКП(б) в связи с расширенным пленумом ИККИ”.)
Из этой цитаты видно, что XIV конференция, говоря о первом уклоне, имела в виду уклон к неверию в победу социалистического строительства в нашей стране, распространенный среди троцкистов. Говоря же о втором уклоне, она имела в виду уклон к забвению интернациональных перспектив нашей революции, имеющий некоторое распространение среди некоторых работников по линии международной политики, сбивающихся иногда на позицию установления “сфер влияния” в зависимых странах.
Заклеймив оба эти уклона, партия в целом и ее Центральный Комитет этим самым объявили войну опасностям, идущим по линии этих уклонов.
Таковы факты.
Как могло случиться, что Зиновьев, защищавший резолюцию XIV конференции в специальном докладе, отошел потом от линии этой резолюции, являющейся вместе с тем линией ленинизма? Как могло случиться, что он, отходя от ленинизма, бросал вместе с тем по адресу партии смехотворное обвинение в национальной ограниченности, прикрывая свой отход от ленинизма этим обвинением, — об этом фокусе я постараюсь рассказать вам, товарищи, сейчас.
Расхождение нынешних лидеров “новой оппозиции”, Каменева и Зиновьева, с Центральным Комитетом нашей партии по вопросу о строительстве социализма в нашей стране впервые приняло открытую форму накануне XIV конференции. Я имею в виду одно из заседаний Политбюро ЦК накануне конференции, где Каменев и Зиновьев попытались защищать по этому вопросу своеобразную точку зрения, не имеющую ничего общего с линией партии и совпадающую в основном с позицией Суханова.
Вот что писал на этот счет Московский комитет РКП(б), в ответ на известное заявление бывшей ленинградской верхушки, в декабре 1925 года, т. е. спустя 7 месяцев:
“Не так давно Каменев и Зиновьев защищали в Политбюро ту точку зрения, будто бы мы не сможем справиться с внутренними трудностями из-за нашей технической и экономической отсталости, если только нас не спасет международная революция. Мы же, вместе с большинством ЦК, думаем, что мы можем строить социализм, строим и построим его, несмотря на нашу техническую отсталость и вопреки ей. Мы думаем, что это строительство будет идти, конечно, гораздо медленнее, чем в условиях мировой победы, но тем не менее мы идем и будем идти вперед. Мы точно так же полагаем, что точка зрения Каменева и Зиновьева выражает неверие во внутренние силы нашего рабочего класса и идущих за ним крестьянских масс. Мы полагаем, что она есть отход от ленинской позиции” (см. “Ответ”).
Я должен, товарищи, отметить, что это заявление Московского комитета, напечатанное в “Правде” во время первых заседаний XIV съезда, Каменев и Зиновьев не попытались даже опровергнуть, молчаливо признав тем самым, что обвинения, выдвинутые Московским комитетом, соответствуют действительности.
На самой XIV конференции Каменев и Зиновьев признали формально правильность партийной линии по вопросу о строительстве социализма в нашей стране. Они были вынуждены к этому, видимо, тем обстоятельством, что точка зрения Каменева и Зиновьева не нашла сочувствия среди членов ЦК. Более того, как я уже говорил, Зиновьев даже защищал в специальном докладе на XIV конференции известную резолюцию XIV конференции, являющуюся, как вы имели возможность убедиться в этом, выражением линии нашей партии. Но последующие события показали, что Зиновьев и Каменев защищали партийную линию на XIV конференции лишь формально, по внешности, оставаясь на деле на своих позициях. Появление в свет книги Зиновьева “Ленинизм”, в сентябре 1925 года, представляет в этом отношении “событие”, проводящее водораздел между Зиновьевым, защищавшим на XIV конференции линию партии, и Зиновьевым, отошедшим от партийной линии, от ленинизма — к идейной позиции троцкизма.
Вот что пишет Зиновьев в своей книге:
“Под окончательной победой социализма следует понимать, по крайней мере: 1) уничтожение классов и, стало быть, 2) упразднение диктатуры одного класса, в данном случае? диктатуры пролетариата”… “Чтобы еще точнее уяснить себе, — говорит дальше Зиновьев, — как стоит вопрос у нас и СССР в 1925 году, надо различать две вещи: 1) обеспеченная возможность строить социализм, — такая возможность строить социализм вполне, разумеется, может мыслиться и в рамках одной страны, и 2) окончательное построение н упрочение социализма, т. е. осуществление социалистического строя, социалистического общества” (см. “Ленинизм” Зиновьева, стр. 291 и 293).
Вы видите, что тут все перепутано и перевернуто вверх дном. По Зиновьеву выходит, что победить, в смысле победы социализма в одной стране — это значит иметь возможность строить социализм, но не иметь, возможности построить его. Строить, будучи уверенным, что не построишь. Вот что называется, оказывается, у Зиновьева победой социализма в одной стране. (Смех.) Что касается построения социалистического общества, то он спутывает его с вопросом об окончательной победе, демонстрируя тем самым полное свое непонимание вопроса в целом о победе социализма в нашей стране. Строить социалистическое хозяйство, зная, что не построишь, — вот до чего докатился Зиновьев.
Нечего и говорить, что такая позиция не имеет ничего общего с основной линией ленинизма в вопросе о строительстве социализма. Нечего и говорить, что такая позиция, ослабляя волю пролетариата к строительству социализма в нашей стране и тормозя тем самым развязывание революции в других странах, опрокидывает вверх дном самые основы интернационализма. Это есть та позиция, которая прямо подходит к идейной позиции троцкизма и подает ей руку.
То же самое нужно сказать о выступлениях Зиновьева на XIV съезде в декабре 1925 года. Вот что он говорил на XIV съезде, критикуя Яковлева:
“Вы посмотрите, до чего, например, договорился т. Яковлев на последней Курской губпартконференции. “Можем ли мы в одной стране, — спрашивает он, — будучи окружены со всех сторон капиталистическими врагами, можем ли мы в таких условиях в одной стране построить социализм?”. И отвечает: “На основе всего сказанного мы вправе сказать, что мы не только строим социализм, но что мы, несмотря на то, что мы пока что одни, что мы пока единственная в мире советская страна, советское государство, — мы этот социализм построим” (“Курская Правда” № 279 от 8 декабря 1925 г.). Разве это ленинская постановка вопроса, спрашивает Зиновьев, разве здесь не отдает душком национальной ограниченности?” (Зиновьев, заключительное слово на XIV партсъезде; курсив мой. — И. Ст.).
Выходит, что Яковлев, защищавший в основном линию партии и ленинизма, заслуживает обвинения в национальной ограниченности. Выходит, что защищать линию партии, закрепленную в известной резолюции XIV конференции, — значит впасть в национальную ограниченность. Это и называется у нас: докатился! В этом, собственно, и кроется весь фокус, разыгрываемый Зиновьевым и состоящий в том, что свой отход от ленинизма он старается прикрыть смехотворными обвинениями по адресу ленинцев в национальной ограниченности.
Поэтому тезисы об оппозиционном блоке говорят сущую правду, утверждая, что “новая оппозиция” перешла на сторону троцкизма в основном вопросе о возможности победы социализма в нашей стране, или — что одно и то же — в вопросе о характере и перспективах нашей революции.
Несколько особое положение занимает в этом вопросе формально Каменев, что должно быть здесь отмечено. Это факт, что Каменев, вопреки Зиновьеву, заявил открыто как на XIV партконференции, так и на XIV партсъезде о своей солидарности с линией партии в вопросе о строительстве социализма в нашей стране. Тем не менее XIV съезд партии не принял всерьез заявление Каменева, не поверил ему на слово, отнеся его в своей резолюции по отчету ЦК к группе лиц, отошедших от ленинизма. Почему? Потому, что Каменев не захотел и не счел нужным подкрепить свое заявление о солидарности с линией партии делом. А что значит подкрепить свое заявление делом? Это значит порвать с теми, которые ведут борьбу с линией партии. Партия знает немало примеров, когда люди, заявлявшие словесно о своей солидарности с партией, продолжали, вместе с тем, политическую дружбу с элементами, ведущими борьбу против партии. Ленин в таких случаях обычно говорил, что такие “сторонники” партийной линии хуже ее противников. Известно, например, что Троцкий в эпоху империалистической войны заявлял неоднократно о своей солидарности и преданности принципам интернационализма. Однако Ленин его называл тогда “пособником социал-шовинистов”. Почему? Потому, что, заявляя о своем интернационализме, Троцкий не хотел в то же время рвать с Каутским и Мартовым, Потресовым и Чхеидзе. И Ленин был, конечно, прав. Ты хочешь, чтобы твое заявление было принято всерьез, — тогда подкрепи свое заявление делом и прекрати политическую дружбу с людьми, ведущими борьбу против линии партии.
Вот почему я думаю, что заявления Каменева о его солидарности с линией партии в вопросе о строительстве социализма но могут быть приняты всерьез, коль скоро он не хочет подкрепить слово делом и продолжает оставаться в блоке с троцкистами.
Могут сказать, что все это хорошо и правильно. Но нет ли каких-либо оснований и документов, говорящих о том, что лидеры оппозиционного блока не прочь повернуть от социал-демократического уклона к ленинизму? Вот, например, книжка Троцкого “К социализму или к капитализму?” Не является ли она, эта книжка, признаком того, что Троцкий не прочь отказаться от своих принципиальных ошибок? Некоторые даже думают, что Троцкий действительно отказался, или старается отказаться, в этой книжке от своих принципиальных ошибок. Я, грешный человек, в данном случае страдаю некоторым неверием в этом деле (смех) и должен сказать, что такие предположения, к сожалению, совершенно не соответствуют действительности.
Вот, например, наиболее яркое место из книги Троцкого “К социализму или к капитализму?”:
“Государственная плановая комиссия (Госплан) опубликовала сводную таблицу по “контрольным” цифрам народного хозяйства СССР на 1925/26 г. Все это звучит очень сухо и, так сказать, бюрократично. Но в этих сухих статистических колонках и почти столь же сухих и сдержанных пояснениях к ним звучит великолепная историческая музыка растущего социализма” (Л. Троцкий, “К социализму или к капитализму?”. Изд. “Плановое Хозяйство”, 1925 г., стр. 1).
Что это такое: “великолепная историческая музыка растущего социализма”? Каков смысл этой “великолепной” фразы, если вообще есть в этой фразе какой-либо смысл? Есть ли тут ответ, хотя бы намек ответа, на вопрос о возможности победы социализма в нашей стране? Об исторической музыке растущего социализма можно было говорить и в 1917 году, когда мы свергли буржуазию, и в 1920 году, когда мы вышибли вон интервенционистов из нашей страны, ибо это была действительно, великолепная историческая музыка растущего социализма, когда мы, свергнув буржуазию в 1917 году и изгнав вон интервенционистов, дали всему миру великолепные факты силы и могущества растущего социализма в нашей стране. Но имеет ли это и может ли иметь какое бы то ни было отношение к вопросу о возможности победоносного строительства социализма в нашей стране? Мы можем, — говорит Троцкий, — идти к социализму. Но можем ли прийти к социализму, — вот в чем вопрос. Идти, зная, что не придешь к социализму, — разве это не глупость? Нет, товарищи, “великолепная” фраза Троцкого о музыке и прочем представляет не ответ на вопрос, а адвокатскую отговорку и “музыкальную” отписку от вопроса. (Голоса с мест: “Правильно!”)
Я думаю, что эту великолепную и музыкальную отписку Троцкого можно было бы поставить на одну доску с той отпиской в вопросе о квалификации ленинизма, которую дал в свое время Троцкий в своей брошюре “Новый курс”. Не угодно ли послушать:
“Ленинизм, как система революционного действия, предполагает воспитанное размышлением и опытом революционное чутье, которое в области общественной — то же самое, что мышечное ощущение в физическом труде” (Л. Троцкий, “Новый курс”. Изд. “Красная Новь”, 1924 г., стр. 47).
Ленинизм, как “мышечное ощущение в физическом труде”. Не правда ли — и ново, и оригинально, и глубокомысленно. Вы поняли что-нибудь? (Смех.) Все это очень красочно, музыкально и, если хотите, даже великолепно. Не хватает только “мелочи”: простого и человеческого определения ленинизма.
Ленин имел в виду такие именно случаи особого увлечения Троцкого музыкальной фразой, когда он писал о Троцком следующие, например, горькие, но правдивые слова:
“Не все то золото, что блестит. Много блеску и шуму в фразах Троцкого, но содержания в них нет” (см. т. XVII, стр. 383).
Так обстоит дело с книжкой Троцкого “К социализму или к капитализму?”, выпущенной в свет в 1925 году.
Что касается более позднего времени, например, 1926 года, то мы имеем документ от сентября 1926 года, подписанный Троцким, который не оставляет никаких сомнений в том, что Троцкий продолжает оставаться на своей, отвергнутой партией, точке зрения. Я имею в виду письмо Троцкого к оппозиционерам.
Вот что говорится в этом документе:
“Ленинградская оппозиция своевременно забила тревогу по поводу замазывания дифференциации деревни, по поводу роста кулака и роста его влияния не только на стихийные процессы хозяйства, но и на политику Советской власти; по поводу того, что в рядах нашей собственной партии создалась, под покровительством Бухарина, теоретическая школа, которая явно отражает давление мелкобуржуазной стихии нашего хозяйства; ленинградская оппозиция энергично выступила против теории социализма в одной стране, как теоретического оправдания национальной ограниченности”… (Из приложений к стенограмме заседаний ПБ ЦК ВКП(б) от 8 и 11 октября 1926 г. по вопросу о внутрипартийном положении; курсив мой. — И. Ст.)
Тут, в этом документе, подписанном Троцким, сказано все: и то, что лидеры “новой оппозиции” отошли от ленинизма к троцкизму, и то, что Троцкий продолжает оставаться целиком и полностью на старых своих позициях социал-демократического уклона в нашей партии.
Ну, а как другие лидеры оппозиционного блока, например, Смилга или Радек? Я думаю, что эти лица являются тоже лидерами оппозиционного блока. Смилга и Радек, — чем они не лидеры? Как они расценивают позицию партии, позицию ленинизма в вопросе о строительстве социализма в нашей стране?
Вот что говорил, например, Смилга в сентябре 1926 года в Комакадемии:
“Я утверждаю, — говорит он, — что он (Бухарин. И.Ст.) находится целиком в плену восстановительной идеологии, он считает доказанным, что экономическая отсталость нашей страны не может быть препятствием для построения социалистического строя в России…Я считаю, что, безусловно, занимаясь социалистическим строительством, мы строим социализм. Но, спрашивается, дает ли восстановительный период основания для проверки, для ревизии центрального пункта марксизма и ленинизма, который заключается в том, что в одной технически отсталой стране социализм построить невозможно” (Смилга, выступление в Комакадемии 26 сентября 1926 г. по вопросу о контрольных цифрах; курсив мой. — И. Ст.).
Тоже, как видите, “позиция”, целиком совпадающая с позицией г. Суханова в основном вопросе о характере и перспективах нашей революции. Разве не верно, что позиция Смилги вполне отвечает позиции Троцкого, которую я назвал, и назвал по праву, позицией социал-демократического уклона? (Голоса: “Правильно!”)
Можно ли считать, что оппозиционный блок ответственен за подобные выступления Смилги? Можно и должно. Пытался ли когда-либо оппозиционный блок отмежеваться от Смилги? Нет, не пытался. Наоборот, он всемерно поощрял Смилгу в его выступлениях в Комакадемии.
А вот и другой лидер, Радек, выступавший в Комакадемии совместно со Смилгой и разносивший там “в пух и прах” нашего брата. (Смех.) У нас есть документ, говорящий о том, что Радек хихикал и издевался над теорией построения социализма в нашей стране, называя ее теорией строительства социализма “в одном уезде”, или даже “на одной улице”, причем на реплику товарищей с мест о том, что эта теория есть “ленинская идея”, Радек ответил:
“Вы плохо читали Ленина; если бы Владимир Ильич был жив, он бы сказал, что это — щедринская идея. У Щедрина в “Помпадурах” есть помпадур единственный, который либерализм строит в одном уезде” (речь Радека в Комакадемии).
Можно ли назвать это пошлое и либеральное хихиканье Радека насчет идеи строительства социализма в одной стране иначе, как полным разрывом с ленинизмом? Отвечает ли оппозиционный блок за эту пошлость Радека? Безусловно, да. Почему же он не отмежевывается от нее? Потому, что оппозиционный блок не думает покидать своей позиции отхода от ленинизма.
Могут спросить: к чему все эти споры о характере и перспективах нашей революции, к чему споры о том, что будет в будущем или что может быть в будущем, — не лучше ли отбросить все эти споры в сторону и заняться практической работой?
Я считаю, товарищи, что такая постановка вопроса в корне неправильна.
Мы не можем двигаться вперед, не зная, куда нужно двигаться, не зная цели движения. Мы не можем строить без перспектив, без уверенности, что, начав строить социалистическое хозяйство, можем его построить. Без ясных перспектив, без ясных целей партия не может руководить строительством. Мы не можем жить по рецепту Бернштейна: “Движение — все, цель — ничто”. Мы, наоборот, как революционеры, должны подчинять свое движение вперед, свою практическую работу — основной классовой цели пролетарского строительства. Без этого — мы попадем в болото оппортунизма, неминуемо и безусловно.
Далее. Без ясных перспектив нашего строительства, без уверенности построить социализм рабочие массы не могут сознательно участвовать в этом строительстве, они не могут сознательно руководить крестьянством. Без уверенности построить социализм не может быть воли к строительству социализма. Кому охота строить, зная, что не построишь? Отсутствие социалистических перспектив нашего строительства ведет поэтому к ослаблению воли пролетариата к этому строительству неминуемо и безусловно.
Дальше. Ослабление воли пролетариата к строительству социализма не может не вызвать усиления капиталистических элементов нашего хозяйства. Ибо что значит строить социализм, как не то, чтобы побороть капиталистические элементы нашего хозяйства. Упадочные и пораженческие настроения в рабочем классе не могут не окрылить надежд капиталистических элементов на реставрацию старых порядков. Кто недооценивает решающего значения социалистических перспектив нашего строительства, тот помогает капиталистическим элементам нашего хозяйства, тот культивирует капитулянтство.
Наконец, ослабление воли пролетариата к победе над капиталистическими элементами нашего хозяйства, тормозя наше социалистическое строительство, не может не задерживать развязывание международной революции во всех странах. Не следует забывать, что мировой пролетариат смотрит на наше хозяйственное строительство и на наши успехи на этом фронте с надеждой, что мы выйдем из этой борьбы победителями, что нам удастся построить социализм. Бесчисленное количество рабочих делегаций, приезжающих к нам с Запада и щупающих каждый уголок нашего строительства, говорит о том, что наша борьба на фронте строительства имеет громадное международное значение в смысле ее революционизирующего значения для пролетариев всех стран. Кто пытается свертывать социалистические перспективы нашего строительства, тот пытается гасить надежды международного пролетариата на нашу победу, а кто гасит эти надежды, тот нарушает элементарные требования пролетарского интернационализма. Ленин был тысячу раз прав, когда он говорил:
“Сейчас главное свое воздействие на международную революцию мы оказываем своей хозяйственной политикой. Все на Советскую Российскую республику смотрят, все трудящиеся во всех странах мира без всякого исключения и без всякого преувеличения… На это поприще борьба перенесена во всемирном масштабе. Решим мы эту задачу — и тогда мы выиграли в международном масштабе наверняка и окончательно. Поэтому вопросы хозяйственного строительства приобретают для нас значение совершенно исключительное. На этом фронте мы должны одержать победу медленным, постепенным, — быстрым нельзя, — но неуклонным повышением и движением вперед” (см. т. XXVI, стр. 410–411; курсив мой. — И. Ст.).
Вот почему я думаю, что наши споры по вопросу о возможности победы социализма в нашей стране имеют важнейшее значение, ибо в этих спорах куется и определяется решение вопроса о перспективах нашей работы, о классовых целях этой работы, об основной установке этой работы на ближайший период.
Вот почему я думаю, что вопрос о социалистических перспективах нашего строительства имеет для нас первостепенное значение.
Политические перспективы оппозиционного блока вырастают из их основной ошибки о характере и перспективах нашей революции.
Так как международная революция затягивается, а веры во внутренние силы нашей революции не имеется у оппозиции, то перед нею стоят две перспективы:
либо перерождение партии и госаппарата, фактический отход “лучших элементов” (т. е. оппозиции) коммунизма от власти и образование из этих элементов новой, “чисто пролетарской” партии, стоящей в оппозиции к официальной, не “чисто” пролетарской партии (перспектива Оссовского);
либо попытки выдавать свое собственное нетерпение за действительность, отрицание частичной стабилизации капитализма и “сверхчеловеческие”, “героические” прыжки и вторжения как в область внутренней политики (сверхиндустриализация), так и в область внешней политики (“ультралевые” фразы и жесты).
Я думаю, что из всех оппозиционеров Оссовский является наиболее смелым и наиболее мужественным. Если бы у оппозиционного блока хватило мужества и последовательности, то он должен был бы стать на путь Оссовского. Но так как у оппозиционного блока не хватает ни последовательности, ни мужества, то он скатывается на путь второй перспективы, на путь “сверхчеловеческих” прыжков и “героических” вторжений в область объективного хода вещей.
Отсюда отрицание частичной стабилизации капитализма, лозунг отхода или даже выхода из профсоюзов на Западе, требование взорвать Англо-Русский комитет, требование индустриализировать нашу страну чуть ли не в полгода и т. д.
Отсюда авантюризм в политике оппозиционного блока.
В связи с этим приобретает особое значение теория оппозиционного блока (она же — теория троцкизма) о перепрыгивании через крестьянство у нас, в нашей стране, в деле индустриализации нашей страны, о перепрыгивании через реакционность профсоюзов там, на Западе, особенно в связи с забастовкой в Англии.
Оппозиционный блок думает, что если партия выработала правильную линию, то этого вполне достаточно для того, чтобы партия стала массовой тотчас же и немедленно, чтобы партия могла повести массы на решающие битвы тотчас же и немедленно. Оппозиционный блок не понимает, что такое отношение к вопросу о руководстве массами не имеет ничего общего с позицией ленинизма.
Были ли правильны Апрельские тезисы Ленина о советской революции, данные весной 1917 года? [87] Да, были правильны. Почему же Ленин тогда не призывал к немедленному свержению правительства Керенского? Почему он боролся с “ультралевыми” группами в нашей партии, выкинувшими тогда лозунг немедленного свержения Временного правительства? Потому, что Ленин знал, что для совершения революции недостаточно иметь правильную партийную линию. Потому, что Ленин знал, что для совершения революции необходимо еще одно обстоятельство, а именно, чтобы массы, широкие рабочие массы, убедились на своем собственном опыте в правильности линии партии. А для этого, в свою очередь, необходимо время, неустанная работа партии в массах, неустанная работа по убеждению масс в правильности линии партии. Именно поэтому Ленин, давая свои революционные Апрельские тезисы, вместе с тем давал лозунг о “терпеливой” пропаганде в массах в пользу правильности этих тезисов. На эту терпеливую работу ушло тогда 8 месяцев. Но эти месяцы были революционными месяцами, которые равняются, по крайней мере, годам обычного “конституционного” времени. Мы выиграли Октябрьскую революцию потому, что умели различать между правильной линией партии и тем, чтобы массы признали правильность этой линии. Этого не понимают и не хотят понять оппозиционные герои “сверхчеловеческих” прыжков.
Была ли правильна позиция английской компартии в период забастовки в Англии? Да, в основном она была правильна. Почему же ей не удалось повести сразу за собой миллионные массы английских рабочих? Потому, что она не успела, и не могла успеть, убедить массы в короткий срок в правильности своей линии. Потому, что между выработкой правильной линии партии и тем, чтобы партия повела за собой миллионные массы, существует промежуток, более или менее длительный промежуток, в продолжение которого партия должна вести неустанную работу по убеждению масс в правильности своей политики. Этот промежуток нельзя перепрыгнуть. Глупо думать, что его можно перепрыгнуть. Его можно лишь изжить и преодолеть в терпеливой работе по политическому просвещению масс.
Этих азбучных истин ленинского руководства массами оппозиционный блок не понимает, и в этом надо искать один из источников его политических ошибок.
Вот один из многочисленных образчиков политики “сверхчеловеческих” прыжков и отчаянных жестов Троцкого:
“Российский пролетариат, — говорил в свое время Троцкий, — оказавшись у власти, хотя бы лишь вследствие временной конъюнктуры нашей буржуазной революции, встретит организованную вражду со стороны мировой реакции и готовность к организованной поддержке со стороны мирового пролетариата. Предоставленный своим собственным силам рабочий класс России будет неизбежно раздавлен контрреволюцией в тот момент, когда крестьянство отвернется от него. Ему ничего другого не останется, как связать судьбу своего политического господства и, следовательно, судьбу всей российской революции, с судьбой социалистической революции в Европе. Ту колоссальную государственно-политическую силу, которую даст ему временная конъюнктура российской буржуазной революции, он обрушит на чашу весов классовой борьбы всего капиталистического мира. С государственной властью в руках, с контрреволюцией за спиной, с европейской реакцией перед собой, он бросит своим собратьям во всем мире старый призывный клич, который будет на этот раз кличем последней атаки: “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” (Троцкий, “Итоги и перспективы”, стр. 80; курсив мой. — И. Ст.).
Не угодно ли: пролетариат, оказывается, должен взять власть в России, но, взяв власть, он должен обязательно передраться с крестьянством, и вот после того, как пролетариат передерется с крестьянством, он должен броситься в отчаянную схватку с мировой буржуазией, имея “контрреволюцию за спиной” и “европейскую реакцию” перед собой.
Что тут, в этой “схеме” Троцкого, имеется немало “музыкального”, “сверхчеловеческого” и “отчаянно великолепного”, — с этим, пожалуй, можно согласиться. Но что тут нет ни марксизма, ни революционности, что тут мы имеем дело лишь с пустой игрой в революцию и с авантюризмом в политике, — в этом тоже не может быть сомнения.
А между тем, не подлежит сомнению, что эта “схема” Троцкого является прямым выражением нынешних политических перспектив оппозиционного блока, результатом и плодом троцкистской теории “перепрыгивания” через не изжившие себя формы движения.
III. Политические и организационные ошибки оппозиционного блока
Политические и организационные ошибки оппозиционного блока являются прямым продолжением его главной ошибки в основном вопросе о характере и перспективах нашей революции.
Говоря о политических и организационных ошибках оппозиции, я имею в виду такие вопросы, как вопрос о гегемонии пролетариата в деле хозяйственного строительства, вопрос об индустриализации, вопрос о партийном аппарате и “режиме” в партии и т. д.
Партия исходит из того, что в своей политике вообще, в экономической политике в особенности, нельзя отрывать индустрию от сельского хозяйства, что развитие этих двух основных отраслей хозяйства должно пойти по линии их сочетания, по линии их объединения в социалистическом хозяйстве.
Отсюда наш, социалистический метод индустриализации страны через неуклонное улучшение материального положения трудящихся масс, в том числе и основной массы крестьянства, как основной базы развертывания индустриализации. Я говорю о социалистическом методе индустриализации в отличие от капиталистического метода индустриализации, проводимого через обнищание миллионных масс трудящихся слоев.
В чем состоит основной минус капиталистического метода индустриализации? В том, что он ведет к разрыву интересов индустриализации с интересами трудящихся масс, к обострению внутренних противоречий в стране, к обнищанию миллионных масс рабочих и крестьян, к обращению прибылей не на улучшение материального и культурного положения широчайших масс внутри страны, а на вывоз капитала и на расширение базы капиталистической эксплуатации внутри и вне страны.
В чем состоит основной плюс социалистического метода индустриализации? В том, что он ведет к единству интересов индустриализации и интересов основных масс трудящихся слоев населения, в том, что он ведет не к обнищанию миллионных масс, а к улучшению материального положения этих масс, не к обострению внутренних противоречий, а к их сглаживанию и преодолению, в том, что он неуклонно расширяет внутренний рынок и подымает емкость этого рынка, создавая, таким образом, прочную внутреннюю базу для развертывания индустриализации.
Отсюда прямая заинтересованность основных масс крестьянства в социалистических путях индустриализации.
Отсюда возможность и необходимость осуществления гегемонии пролетариата в отношении крестьянства в деле социалистического строительства вообще, индустриализации страны в частности.
Отсюда идея смычки социалистической индустрии с крестьянским хозяйством — прежде всего через массовое кооперирование крестьянства, идея руководящей роли индустрии в отношении сельского хозяйства.
Отсюда наша налоговая политика, политика снижения цен на промтовары и т. д., учитывающие интересы сохранения экономического сотрудничества пролетариата и крестьянства, интересы укрепления союза рабочих и крестьян.
Оппозиционный блок, наоборот, исходит из противопоставления индустрии сельскому хозяйству и сбивается на путь отрыва индустрии от сельского хозяйства. Он не понимает и не признает, что нельзя двигать вперед индустрию, обходя интересы сельского хозяйства, нарушая эти интересы. Он не понимает, что если индустрия является руководящим началом народного хозяйства, то сельское хозяйство, в свою очередь, представляет ту базу, на основе которой может развертываться у нас индустрия.
Отсюда рассматривание крестьянского хозяйства как “колонии”, которую должно “эксплуатировать” пролетарское государство (Преображенский).
Отсюда боязнь хорошего урожая (Троцкий), являющегося будто бы силой, могущей дезорганизовать нашу экономику.
Отсюда своеобразная политика оппозиционного блока, сбивающаяся на путь обострения внутренних противоречий между индустрией и сельским хозяйством, на путь капиталистических методов индустриализации страны.
Не угодно ли, например, послушать Преображенского, являющегося одним из лидеров оппозиционного блока? Вот что он говорит в одной из своих статей:
“Чем более экономически-отсталой, мелкобуржуазной, крестьянской является та или иная страна, переходящая к социалистической организации производства… — тем больше социалистическое накопление вынуждено опираться на эксплуатацию досоциалистических форм хозяйства…Наоборот, чем более экономически и индустриально развитой является та или другая страна, в которой побеждает социальная революция… чем более для пролетариата данной страны является необходимым уменьшить неэквивалентность обмена своих продуктов на продукты колоний, т. е. уменьшить эксплуатацию последних, — тем более центр тяжести социалистического накопления будет перемещаться на производственную основу социалистических форм, т. е. опираться на прибавочный продукт собственной промышленности и собственного земледелия” (Е. Преображенский, статья “Основной закон социалистического накопления”, “Вестник Комакадемии, 1924 г., № 8).
Едва ли нужно доказывать, что Преображенский сбивается на путь непримиримых противоречий между интересами нашей индустрии и интересами крестьянского хозяйства нашей страны, — стало быть, на путь капиталистических методов индустриализации.
Я думаю, что Преображенский, приравнивая крестьянское хозяйство к “колонии” и пытаясь строить отношения между пролетариатом и крестьянством как отношения эксплуатации, — подрывает тем самым, пытается подорвать, сам того не понимая, основы всякой возможной социалистической индустриализации.
Я утверждаю, что эта политика не имеет ничего общего с политикой партии, строящей дело индустриализации на основе экономического сотрудничества между пролетариатом и крестьянством, То же самое, или почти то же самое, нужно сказать о Троцком, который боится “хорошего урожая” и думает, видимо, что хороший урожай представляет опасность с точки зрения хозяйственного развития нашей страны. Вот что он говорил, например, на апрельском пленуме:
“В этих условиях (Троцкий говорит об условиях современной диспропорции. И.Ст.) хороший урожай, т. е. потенциально возросшее число товарных излишков сельского хозяйства, может стать фактором, не ускоряющим темп хозяйственного развития в сторону социализма, а, наоборот, дезорганизующим экономику, обостряющим взаимоотношения между городом и деревней, а внутри самого города — между потребителями и государством. Практически говоря, хороший урожай — при отсутствии промтоваров — может означать перегонку зерна в увеличенном количестве на самогон и возросшие городские хвосты. Политически это будет означать борьбу крестьянина против монополии внешней торговли, т. е. против социалистической промышленности” (Стенограмма заседаний апрельского пленума ЦК, поправки Троцкого к проекту резолюции Рыкова, стр. 164; курсив мой. — И. Ст.).
Стоит только сопоставить это более чем странное заявление Троцкого с заявлением тов. Ленина в период самого обостренного товарного голода о том, что хороший урожай является “спасением государства”, [88] чтобы понять всю неправильность заявления Троцкого.
Троцкий, видимо, но признает того положения, что индустриализация может развиваться у нас лишь через постепенное улучшение материального положения трудовых масс деревни.
Троцкий, видимо, исходит из того, что индустриализация должна осуществляться у нас через некоторый, так сказать, “нехороший урожай”.
Отсюда практические предложения оппозиционного блока насчет поднятия отпускных цен, налогового нажима на крестьянство и т. д., предложения, ведущие не к укреплению экономического сотрудничества между пролетариатом и крестьянством, а к его разложению, не к подготовке условий для гегемонии пролетариата в области хозяйственного строительства, а к подрыву этих условий, не к смычке индустрии с крестьянским хозяйством, а к их размычке.
Несколько слов о дифференциации крестьянства. Всем известны шум и паника оппозиции по поводу роста дифференциации. Всем известно, что никто так не разводил панику насчет роста частного мелкого капитала в деревне, как оппозиция. Что же, однако, получается на деле? А вот что.
Во-первых, дифференциация среди крестьянства, как это показывают факты, происходит у нас в совершенно своеобразных формах, а именно — не через “вымывание” середняка, а, наоборот, через его усиление, при значительном сужении крайних полюсов, причем такие факторы, как национализация земли, массовое кооперирование крестьянства, наша налоговая политика и т. д. не могут не создавать известных рамок н ограничений для самой дифференциации.
Во-вторых, — н это главное, — рост частного мелкого капитала в деревне покрывается и перекрывается таким решающим фактом, как развитие нашей индустрии, укрепляющей позиции пролетариата и социалистических форм хозяйства и представляющей основное противоядие против всех и всяких форм частного капитала.
Все эти обстоятельства, видимо, прошли мимо поля зрения “новой оппозиции”, продолжающей, по инерции, кричать и разводить панику насчет частного капитала в деревне.
Может быть, не лишне будет напомнить оппозиции слова Ленина на этот предмет. Вот что говорит на этот счет тов. Ленин:
“Всякое улучшение положения крупного производства, возможность пустить некоторые крупные фабрики — настолько упрочивает положение пролетариата, что бояться стихии мелкой буржуазии, даже возрастающей, нечего. Не того надо бояться, что мелкая буржуазия и мелкий капитал вырастет. Надо бояться того, что слишком долго продолжается состояние крайнего голода, нужды, недостатка продуктов, из которого вытекает уже полное обессиление пролетариата, невозможность для него противостоять стихии мелкобуржуазных колебаний и отчаяния. Это страшнее. При увеличении количества продуктов никакое развитие мелкой буржуазии не будет большим минусом, поскольку это дает развитие крупной промышленности”… (см. т. XXVI, стр. 256).
Поймут ли когда-либо оппозиционеры, что паника насчет дифференциации и частного капитала в деревне есть обратная сторона неверия в возможность победоносного социалистического строительства в нашей стране.
Несколько слов о борьбе оппозиции против партийного аппарата и “режима” в партии.
К чему сводится на деле борьба оппозиции против партийного аппарата, представляющего руководящее ядро нашей партии? Едва ли нужно доказывать, что борьба оппозиции в этой области сводится, в конце концов, к попыткам дезорганизовать партийное руководство и разоружить партию в ее борьбе за улучшение государственного аппарата, за изгнание бюрократизма из этого аппарата, за руководство государственным аппаратом.
К чему ведет борьба оппозиции с “режимом” в партии? К тому, чтобы разложить железную дисциплину в партии, без которой немыслима диктатура пролетариата, к тому, чтобы расшатать, в конце концов, основы диктатуры пролетариата.
Партия права поэтому, утверждая, что политические и организационные ошибки оппозиции являются отражением напора непролетарских элементов на нашу партию, на диктатуру пролетариата.
Таковы, товарищи, политические и организационные ошибки оппозиционного блока.
IV. Некоторые выводы
Недавно на пленуме ЦК и ЦКК [89] Троцкий заявил, что принятие конференцией тезисов об оппозиционном блоке должно неминуемо повести к исключению лидеров оппозиции из партии. Я должен заявить, товарищи, что это заявление Троцкого лишено всякого основания, что оно является фальшивым. Я должен заявить, что принятие тезисов об оппозиционном блоке может иметь лишь одну цель: решительную борьбу с принципиальными ошибками оппозиции на предмет их полного преодоления.
Всем известно, что Х съезд нашей партии принял резолюцию об анархо-синдикалистском уклоне. [90] А что такое анархо-синдикалистский уклон? Нельзя сказать, чтобы анархо-синдикалистский уклон был “лучше” социал-демократического уклона. Однако из факта принятия резолюции об анархо-синдикалистском уклоне никто еще до сих пор не делал вывода о том, что члены “рабочей оппозиции” подлежат обязательному исключению из партии.
Троцкий не может не знать, что XIII съезд нашей партии объявил троцкизм “явно выраженным мелкобуржуазным уклоном”. Однако никто еще до сих пор не считал, что принятие такой резолюции должно понести к обязательному исключению лидеров троцкистской оппозиции из партии.
Вот соответствующее место из резолюции XIII съезда:
“В лице нынешней “оппозиции” мы имеем перед собою не только попытку ревизии большевизма, не только прямой отход от ленинизма, но и явно выраженный мелкобуржуазный уклон. Не подлежит никакому сомнению, что эта “оппозиция” объективно отражает напор мелкой буржуазии на позиции пролетарской партии и ее политику” (Из резолюции XIII съезда; курсив мой. — И. Ст.).
Пусть объяснит нам Троцкий, чем лучше мелкобуржуазный уклон уклона социал-демократического. Разве трудно понять, что социал-демократический уклон является разновидностью мелкобуржуазного уклона? Разве трудно понять, что, говоря о социал-демократическом уклоне, мы лишь уточняем то, что сказано у нас в резолюции XIII съезда? Мы вовсе не объявляем лидеров оппозиционного блока социал-демократами. Мы только говорим, что у оппозиционного блока наметился социал-демократический уклон, и предупреждаем, что еще не поздно отойти от этого уклона, к чему мы и призываем оппозиционный блок.
А вот что сказано о троцкизме в известной резолюции ЦК и ЦКК в январе 1925 года: [91]
“По существу дела современный троцкизм есть фальсификация коммунизма в духе приближения к “европейским” образцам псевдо-марксизма, т. е., в конце концов, в духе “европейской” социал-демократии”. (Из резолюции пленума ЦК и ЦКК 17 января 1925 года.)
Должен сказать, что обе эти резолюции написаны в основном рукой Зиновьева. Однако не только партия в целом, но даже Зиновьев — в частности, не делали из этого вывода о том, что лидеры троцкистской оппозиции должны быть исключены из партии.
Может быть, не лишне будет отметить отзыв Каменева о троцкизме, приравнивающего троцкизм к меньшевизму? Слушайте:
“Троцкизм был всегда наиболее благовидной, наиболее прикрытой, наиболее приспособленной к обману именно революционно настроенной части рабочих формой меньшевизма”. (Сборник статей “За ленинизм”. Л. Каменев, “Партия и троцкизм”, стр. 51.)
Все эти факты известны Троцкому не меньше, чем любому из нас. Однако никто еще ни ставил вопроса об исключении Троцкого и его единомышленников на основании резолюций, скажем, XIII съезда.
Вот почему я думаю, что заявление Троцкого на пленуме ЦК и ЦКК является неискренним, фальшивым.
Одобряя в основном тезисы об оппозиционном блоке, октябрьский пленум ЦК и ЦКК имел в виду не репрессии, а необходимость идейной борьбы с принципиальными ошибками оппозиции, от которых оппозиция все еще не отказывается и за которые она намерена бороться и впредь в рамках устава, как она сообщает об этом в своем “заявлении” от 16 октября. Поступая так, пленум ЦК и ЦКК исходил из того, что борьба с принципиальными ошибками оппозиции является единственным средством их преодоления, а преодоление этих ошибок — единственным путем действительного единства в нашей партии. Разбив оппозиционный блок и заставив его отказаться от фракционности, партия добилась этим необходимого минимума, без которого невозможно единство в партии. Это, конечно, не мало. Но этого недостаточно. Для того, чтобы добиться полного единства, необходимо сделать еще шаг вперед, добиваясь отказа оппозиционного блока от его принципиальных ошибок и ограждая таким образом партию и ленинизм от наскоков и попыток ревизии.
Это — первый вывод.
Отклонив принципиальную позицию оппозиционного блока и отбросив прочь попытки оппозиции к новой дискуссии, партийные массы сказали: сейчас не время для болтовни, пора взяться вплотную за дело социалистического строительства. Отсюда вывод: поменьше болтовни, побольше творческой положительной работы, вперед за социалистическое строительство!
Это — второй вывод.
А третий вывод состоит в том, что в ходе внутрипартийной борьбы и в ходе отражения наскоков оппозиции партия сплотилась воедино, как никогда, на основе социалистических перспектив нашего строительства.
Это — третий вывод.
Партия, сплотившаяся на основе социалистических перспектив нашего строительства, — это тот самый рычаг, который так нужен теперь для того, чтобы двинуть вперед социалистическое строительство в нашей стране.
Этот рычаг выковали мы в борьбе с оппозиционным блоком.
Борьба сплотила нашу партию вокруг ее ЦК на основе социалистических перспектив нашего строительства. Конференция должна оформить это сплочение тем что она, я надеюсь, единогласно примет тезисы, предложенные ей Центральным Комитетом.
Я не сомневаюсь, что конференция выполнит это свое дело с честью. (Бурные, продолжительные аплодисменты; все делегаты встают; овация.)
“Правда” №№ 256 и 257; 5 и 6 ноября 1926 г.
Заключительное слово по докладу 3 ноября
I. О некоторых общих вопросах
Товарищи! В своем докладе я говорил, что марксизм не догма, а руководство к действию, что известная формула Энгельса, данная в 40-х годах прошлого столетия, была правильна в свое время, но теперь она стала недостаточной. Я говорил, что она должна быть ввиду этого заменена формулой Ленина, о том, что при новых условиях развития капитализма и классовой борьбы пролетариата победа социализма в отдельных странах вполне возможна и вероятна.
Мне возражали во время прений. Особенно постарался в этом отношении Зиновьев. Я вынужден поэтому вновь поставить этот вопрос и осветить его более подробно.
Я думаю, что Зиновьев не читал “Принципов коммунизма” Энгельса, а если читал, — не понял их, иначе он не стал бы возражать, иначе он учел бы тот факт, что за старую формулу Энгельса цепляется теперь социал-демократия в своей борьбе с ленинизмом, иначе Зиновьев понял бы, что, идя по стопам социал-демократии, можно нарваться на некоторые опасности “перерождения”.
Вот что говорит Энгельс в своих “Принципах коммунизма”, [96] представляющих собой изложение отдельных положений в виде вопросов и ответов:
“Вопрос: Возможно ли произвести отмену частной собственности сразу?
Ответ: Нет, невозможно, точно так же, как нельзя сразу увеличить имеющиеся средства производства в таких пределах, какие необходимы для создания общественного производства. Поэтому революция пролетариата (курсив мой. — И.Ст.), которая, по всей вероятности, произойдет, сумеет только постепенно преобразовать нынешнее общество и лишь после этого отменит частную собственность, когда уже будет создана необходимая для этого масса средств производства.
Вопрос: Каков будет ход этой революции?
Ответ: Прежде всего, она создаст демократический строй и тем самым, прямо или косвенно, политическое господство пролетариата”.
Речь идет здесь, очевидно, о свержении буржуазии и завоевании диктатуры пролетариата. Вы знаете, товарищи, что этот пункт у нас уже осуществлен, осуществлен с избытком. (Голоса: “Верно!”. “Правильно!”)
Дальше:
“Демократия была бы совершенно бесполезна для пролетариата, если ею не воспользоваться немедленно, как средством для проведения широких мероприятий, непосредственно посягающих на частную собственность и обеспечивающих существование пролетариата. Главнейшие мероприятия эти, с необходимостью вытекающие из существующих ныне условий, суть следующие:
1) Ограничение частной собственности: прогрессивный налог, высокий налог на наследства, отмена наследования в боковых линиях (братьев, племянников и т. д.), принудительные займы и т. д.”.
Вы знаете, что эти мероприятия осуществлены и осуществляются у нас с избытком.
Дальше:
“2) Постепенная экспроприация земельных собственников, фабрикантов, владельцев железных дорог и морских судов, частью посредством конкуренции со стороны государственной промышленности, частью непосредственно путем выкупа ассигнатами”.
Вы знаете, что эти мероприятия также проведены у нас еще в первые годы нашей революции.
Дальше:
“3) Конфискация имущества всех эмигрантов и бунтовщиков, восставших против большинства народа”.
Вы знаете, что мы уже конфисковали и переконфисковали так, что дальше некуда идти. (Смех.)
Дальше:
“4) Организация труда или предоставление занятии пролетариям в национальных имениях, фабриках и мастерских, благодаря чему будет устранена конкуренция рабочих между собой, и фабриканты, поскольку они еще останутся, будут вынуждены платить такую же высокую плату, как и государство”.
Известно, что на этом пути мы стоим, на этом пути мы одерживаем ряд побед, и в основном этот пункт уже осуществляется с успехом.
Дальше:
“5) Одинаковый принудительный труд для всех членов общества до полной отмены частной собственности. Образование промышленных армий, в особенности для сельского хозяйства”.
Вы знаете, что мы пробовали этот путь в период военного коммунизма, в виде организации трудовых армий. Но на этом пути больших результатов не добились. Мы пошли потом к этой цели обходными путями, и нет оснований сомневаться в том, что добьемся в этой области решающих успехов.
Далее:
“6) Централизация кредитной системы и торговли деньгами в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом. Закрытие всяких частных банков и банкирских контор”.
Это также, товарищи, как вам хорошо известно, в основном уже осуществлено у нас.
Далее:
“7) Увеличение числа национальных фабрик, мастерских, железных дорог и морских судов, обработка всех земель, остающихся невозделанными, и улучшение обработки возделанных уже земель соответственно тому, как увеличиваются капиталы и растет число рабочих, которыми располагает нация”.
Вы знаете, что и это дело осуществляется и идет у нас вперед, чему содействует всемерно и национализация земли, и национализация основных отраслей промышленности.
Дальше:
“8) Воспитание всех детей с того момента, как они могут обходиться без материнского ухода, в государственных учреждениях и на государственный счет”.
Это дело у нас осуществляется, но оно далеко еще не осуществлено, так как, разоренные войной и интервенцией, мы еще не в состоянии взять на попечение государства воспитание всех детей в стране.
Дальше:
“9) Сооружение больших дворцов в национальных владениях, в качестве общих жилищ для коммун граждан, которые будут заниматься промышленностью, сельским хозяйством и соединять преимущества городского и сельского образа жизни, не страдая от их односторонности и недостатков”.
Речь идет, очевидно, о жилищном вопросе в большом масштабе. Вы знаете, что это дело мы двигаем вперед, и ежели оно в основном еще не осуществлено и не скоро, пожалуй, будет осуществлено, то это потому, что, получив в наследство разоренную промышленность, мы не успели еще и не могли успеть накопить достаточные фонды для широкого жилищного строительства.
Дальше:
“10) Разрушение всех нездоровых и плохо построенных жилищ и кварталов в городах”.
Этот пункт является составной частью предыдущего пункта, — поэтому сказанное насчет предыдущего пункта должно быть отнесено и к этому пункту.
Дальше:
“11) Одинаковое право наследования для брачных и внебрачных детей”.
Мне кажется, что это дело идет у нас, так сказать, удовлетворительно.
Наконец, последний пункт:
“12) Концентрация всего транспортного дела в руках нации”.
Вы знаете, что это дело уже осуществлено у нас полностью.
Такова, товарищи, программа пролетарской революции, данная Энгельсом в его “Принципах коммунизма”.
Вы видите, товарищи, что девять десятых этой программы уже осуществлено нашей революцией.
Дальше:
“Вопрос: Может ли эта революция (о которой говорилось выше. И.Ст.) произойти в одной какой-нибудь стране!
Ответ: Нет. Крупная промышленность уже тем, что она создала мировой рынок, так связал между собой все народы живого шара, в особенности цивилизованные народы, что каждый из них зависит от того, что происходит у другого. Затем крупная промышленность так уравняла общественное развитие во всех цивилизованных странах, что всюду буржуазия и пролетариат стали двумя решающими классами общества и борьба между ними — главной борьбой нашего времени. Поэтому коммунистическая революция будет не только национальной, но произойдет одновременно во всех цивилизованных странах, т. е., по крайней мере, в Англии, Америке, Франции и Германии”… (см. Ф. Энгельс, “Принципы коммунизма”; курсив мой. — И.Ст.).
Вот как обстоит дело, товарищи.
Энгельс говорил, что пролетарская революция с изложенной выше программой не может произойти в отдельной стране. А факты говорят, что в новых условиях классовой борьбы пролетариата, в условиях империализма мы уже произвели в основном такую революцию в отдельной стране, в нашей стране, осуществив девять десятых ее программы.
Зиновьев может сказать, что мы ошиблись, осуществив эту программу, осуществив эти пункты. (Смех.) Очень может быть, что мы допустили некоторую “национальную ограниченность”, осуществив эти пункты. (Смех.) Очень может быть. Но одно все же ясно, что то, что считал Энгельс в 40-х годах прошлого столетия, в условиях домонополистического капитализма, неосуществимым и невозможным для одной страны, стало осуществимым и возможным в нашей стране, в условиях империализма.
Конечно, если бы Энгельс был жив, он не стал бы цепляться за старую формулу, а, наоборот, всемерно приветствовал бы нашу революцию, говоря: “К черту все старые формулы, да здравствует победоносная революция в СССР!”. (Аплодисменты.)
Но не так думают господа из лагеря социал-демократов. Они цепляются за старую формулу Энгельса для того, чтобы, прикрывшись ею, облегчить себе борьбу против нашей революции, против большевиков. Это их дело, конечно. Плохо только, что Зиновьев старается подражать этим господам, становясь в данном случае на путь социал-демократии.
Приводя формулу Энгельса и развивая ее подробно, я имел в виду три соображения:
во-первых, путем противопоставления формулы Ленина о возможности победы социализма в одной стране формуле Энгельса, являющейся наиболее крайним и резким выражением точки зрения марксистов старого периода, — создать максимальную ясность в вопросе;
во-вторых, разоблачить реформизм и антиреволюционализм социал-демократии, старающейся прикрыть свой оппортунизм ссылкой на старую формулу Энгельса;
в-третьих, показать, что Ленин был первый, который разрешил вопрос о победе социализма в одной стране.
Надо признать, товарищи, что именно Ленин, а не кто-либо другой, открыл истину о возможности победы социализма в одной стране. Нельзя отнять у Ленина то, что принадлежит ему по праву. Не надо бояться правды, надо иметь мужество сказать правду, надо иметь мужество сказать открыто, что Ленин был первый из марксистов, который по-новому поставил вопрос о победе социализма в одной стране и разрешил его в положительном смысле.
Я этим вовсе не хочу сказать, что Ленин, как мыслитель, был выше Энгельса или Маркса. Я хочу этим сказать только две вещи:
во-первых: нельзя требовать от Энгельса или Маркса, какими бы они ни были гениальными мыслителями, чтобы они предусмотрели в период домонополистического капитализма все возможности классовой борьбы пролетариата и пролетарской революции, открывшиеся спустя более чем полстолетие, в период развитого монополистического капитализма;
во-вторых: нет ничего удивительного в том, что Ленин, как гениальный ученик Энгельса и Маркса, сумел подметить новые возможности пролетарской революции в новых условиях развития капитализма и открыл, таким образом, истину о возможности победы социализма в одной стране.
Нужно уметь различать между буквой и сущностью марксизма, между отдельными положениями и методом марксизма. Ленину удалось открыть истину о победе социализма в одной стране потому, что он считал марксизм не догмой, а руководством к действию, он не был рабом буквы и умел схватывать главное, основное в марксизме.
Вот что говорит на этот счет Ленин в своей брошюре “Детская болезнь “левизны” в коммунизме”:
“Наша теория не догма, а руководство к действию — говорили Маркс и Энгельс, и величайшей ошибкой, величайшим преступлением таких “патентованных” марксистов, как Карл Каутский, Отто Бауэр и т. п., является то, что они этого не поняли, не сумели применить в самые важные моменты революции пролетариата” (см. т. XXV, стр. 211).
Вот путь, путь Маркса, Энгельса и Ленина, на котором мы стоим и на котором должны стоять и впредь, если мы хотим оставаться революционерами до конца.
Ленинизм отстоял себя как марксизм эпохи империализма и пролетарской революции потому, что он стоял и продолжает стоять на этом пути. Отойти от этого пути — значит попасть в болото оппортунизма. Соскользнуть с этого пути — значит поплестись в хвосте за социал-демократией, что и произошло в данном случае с Зиновьевым.
Зиновьев говорил здесь, что впоследствии Маркс и Энгельс смягчили старую формулу Энгельса, допустив возможность того, что пролетарская революция может начаться и в отдельных странах. Он приводил цитату Энгельса о том, что “француз начнет, а немец доделает”. [97] Все это верно. Это известно теперь каждому совпартшкольцу. Но дело в том, что не об этом идет теперь речь. Одно дело сказать: начиная революцию, тебя в ближайшее же время поддержит победоносная революция в других странах, причем, в случае такой победы в других странах, ты можешь рассчитывать на победу. Это одно дело. Другое дело сказать: начинай революцию и двигай ее дальше, зная, что, если даже не подоспеет в ближайшее время победа революции в других странах, условия борьбы теперь, в период развитого империализма, таковы, что ты можешь все же победить для того, чтобы разжечь потом революцию в других странах. Это другое дело.
И если я приводил старую формулу Энгельса, то не для того, чтобы пройти мимо факта о том, что Энгельс и Маркс впоследствии смягчили эту резкую и крайнюю формулу, а для того, чтобы:
а) создать ясность в вопросе путем противопоставления двух противоположных формул;
б) вскрыть оппортунизм социал-демократии, старающейся прикрыться старой формулой Энгельса;
в) показать, что Ленин был первый, который по-новому поставил вопрос о победе социализма в одной стране и разрешил его в положительном смысле.
Как видите, товарищи, я был прав, говоря, что Зиновьев не читал “Принципов коммунизма”, а если и читал, то не понял их, трактуя старую формулу Энгельса по социал-демократически и скатившись, таким образом, на путь оппортунизма.
Я говорил, дальше, в своем докладе, что мы имеем более или менее аналогичный случай в вопросе о диктатуре пролетариата в обстановке развитого империализма. Я говорил, что в вопросе о диктатуре пролетариата, понимаемой как слом старого буржуазного государственного аппарата и постройка нового пролетарского аппарата. Маркс сделал в свое время (в 70-х годах XIX столетия) исключение для Англии и, пожалуй, для Америки, где милитаризм и бюрократизм были развиты тогда мало и где могла быть тогда возможность достижения политического господства пролетариата другими путями, “мирными” путями. Я говорил, что это исключение или ограничение, допущенное Марксом для Англии к Америки, будучи тогда правильным, стало, по мнению Ленина, неправильным и излишним в нынешних условиях развитого империализма, когда милитаризм и бюрократия расцвели в Англии и Америке так же, как и в других странах.
Позвольте, товарищи, сослаться на Маркса. Вот что писал Маркс в своем письме к Кугельману в апреле 1871 года:
“…Если ты заглянешь в последнюю главу моего “18-го Брюмера”, ты увидишь, что следующей попыткой французской революции я объявляю: не передать из одних рук в другие бюрократически-военную машину, как бывало до сих пор, а сломать ее…, и именно таково предварительное условие всякой действительной народной революции на континенте (курсив мой. — И.Ст.). Как раз в этом и состоит попытка наших геройских парижских товарищей”. (Цитирую по книге Ленина “Государство и революция”, т. XXI, стр. 394.)
Так писал Маркс в 1871 году.
За эту цитату ухватились, как известно, все и всякие социал-демократы и первым долгом Каутский, утверждая, что насильственная революция пролетариата не является обязательным методом движения к социализму, что диктатура пролетариата не должна быть понята обязательно, как слом старого буржуазного государственного аппарата и постройка нового пролетарского аппарата, что мирный путь перехода от капитализма к социализму является тем самым путем, за который и должен бороться пролетариат.
Как реагировал на это обстоятельство тов. Ленин? Вот что он писал на этот счет в своей книге “Государство и революция”:
“Интересно отметить особо два места в приведенном рассуждении Маркса. Во-первых, он ограничивает свой вывод континентом. Это было понятно в 1871-ом году, когда Англия была еще образцом страны чисто-капиталистической, но без военщины и в значительной степени без бюрократии. Поэтому Маркс исключал Англию, где революция, и даже народная революция, представлялась и была тогда возможной без предварительного условия разрушения “готовой государственной машины”.
Теперь (курсив мой. — И.Ст.), в 1917-ом году, в эпоху первой великой империалистской войны, это ограничение Маркса отпадает (курсив мой. — И.Ст.). И Англия и Америка, крупнейшие и последние — во всем мире — представители англо-саксонской “свободы” в смысле отсутствия военщины и бюрократизма, скатились вполне в общеевропейское грязное, кровавое болото бюрократически-военных учреждений, все себе подчиняющих, все собой подавляющих. Теперь и в Англии и в Америке “предварительным условием всякой действительно народной революции” является ломка, разрушение “готовой” (изготовленной там в 1914–1917 годах до “европейского”, общеимпериалистского, совершенства) “государственной машины”” (см. т. XXI, стр. 395).
Вы видите, что мы имеем тут случай, более или менее аналогичный тому случаю, о котором я докладывал в связи со старой формулой Энгельса о победе социализма. Ограничение или исключение, допущенное Марксом для Англии и Америки, имело свои основания, пока не было развитого милитаризма и развитой бюрократии в этих странах. Это ограничение отпало, по мнению Ленина, в новых условиях монополистического капитализма, когда милитаризм и бюрократия развились в Англии и Америке не меньше, если не больше, чем в странах европейского континента.
Поэтому насильственная революция пролетариата, диктатура пролетариата, является неизбежным и обязательным условием движения к социализму во всех без исключения империалистических государствах.
Поэтому оппортунисты всех стран, цепляясь за допущенное Марксом условно ограничение и ратуя против диктатуры пролетариата, защищают не марксизм, а свое собственное оппортунистическое дело.
Ленин пришел к этому выводу потому, что он умел различать между буквой марксизма и сущностью марксизма, он рассматривал марксизм не как догму, а как руководство к действию.
Было бы странно требовать, чтобы Маркс предусмотрел за несколько десятилетий все и всякие возможности развития капитализма в классовой борьбы в будущем. Но было бы еще более странно удивляться тому, что Ленин подметил и обобщил эти возможности в новых условиях развития капитализма, когда эти возможности появились и развились в более чем достаточной степени.
Тут была реплика с места, кажется, Рязанова, о том, что ограничение, допущенное Марксом для Англии и Америки, неправильно не только для нынешних условий классовой борьбы, но оно было неправильно и для тех условий, когда Маркс допускал это ограничение. Я не согласен с Рязановым. Я думаю, что Рязанов ошибается. Во всяком случае, Ленин думает об этом иначе, заявляя совершенно определенно, что Маркс был прав, делая такое допущение для Англии и Америки 70-х годов.
Вот что пишет об этом тов. Ленин в своей брошюре “О продналоге”:
“Когда мы спорили в ЦИК с Бухариным, он заметил между прочим: в вопросе о высоких жалованьях специалистам “мы” “правее Ленина”, ибо никакого отступления от принципов здесь не видим, памятуя слова Маркса, что при известных условиях рабочему классу всего целесообразнее было бы “откупиться от этой банды” (именно от банды капиталистов, т. е. выкупить у буржуазии землю, фабрики, заводы и прочие средства производства). Это чрезвычайно интересное замечание”. “…Вдумайтесь в мысль Маркса. Дело шло об Англии 70 годов прошлого века, о кульминационном периоде домонополистического капитализма, о стране, в которой тогда всего меньше было военщины и бюрократии, о стране, в которой тогда всего более было возможностей “мирной” победы социализма в смысле “выкупа” буржуазии рабочими. И Маркс говорил: при известных условиях рабочие вовсе не откажутся от того, чтобы буржуазию выкупить. Маркс не связывал себе — и будущим деятелям социалистической революции — рук насчет форм, приемов, способов переворота, превосходно понимая, какая масса новых проблем тогда встанет, как изменится вся обстановка в хода переворота, как часто и сильно будет она меняться в ходе переворота. Ну, а в Советской России после взятия власти пролетариатом, после подавления военного и саботажнического сопротивления эксплуататоров — неужели не очевидно, что некоторые условия сложились по типу тех, которые могли бы сложиться полвека тому назад в Англии, если бы она мирно стала тогда переходить к социализму? Подчинение капиталистов рабочим в Англии могло бы тогда быть обеспечено следующими обстоятельствами: (1) полнейшим преобладанием рабочих, пролетариев в населении, вследствие отсутствия крестьянства (в Англии в 70 годах были признаки, позволявшие надеяться на чрезвычайно быстрые успехи социализма среди сельских рабочих); (2) превосходной организованностью пролетариата в профессиональных союзах (Англия была тогда первою в мире страной в указанном отношении); (3) сравнительно высокой культурностью пролетариата, вышколенного вековым развитием политической свободы; (4) долгой привычкой великолепно организованных капиталистов Англии — тогда они были наилучше организованными капиталистами из всех стран мира (теперь это первенство перешло к Германии) — к решению компромиссом политических и экономических вопросов. Вот в силу каких обстоятельств могла тогда явиться мысль о возможности мирного подчинения (курсив мой. — И. Ст.) капиталистов Англии ее рабочим… Маркс был глубочайше прав, когда учил рабочих важности сохранить организацию крупнейшего производства именно в интересах облегчения перехода к социализму и полной допустимости мысли о том, чтобы хорошо заплатить капиталистам, выкупить их, ежели (в виде исключения: Англия была тогда исключением) обстоятельства сложатся так, что заставят (курсив мой. — И. Ст.) капиталистов мирно подчиниться и культурно, организованно перейти к социализму на условии выкупа” (см. т. XXVI, стр. 327–329).
Очевидно, что прав здесь Ленин, а не Рязанов.
Я говорил в своем докладе, что Ленин открыл и обосновал закон неравномерности экономического и политического развития капиталистических стран, что, исходя из этого закона, исходя из факта развития и обострения неравномерности, Ленин пришел к идее о возможности победы социализма в одной стране. Против этого положения возражали Троцкий и Зиновьев, — Троцкий говорил, что это положение Ленина неправильно теоретически. А Зиновьев вместе с Троцким заявили, что раньше, в период домонополистического капитализма, неравномерности развития было больше, чем теперь, в период монополистического капитализма, что связывать идею о возможности победы социализма в одной стране с законом неравномерности капиталистического развития нельзя.
Что Троцкий возражает против известного теоретического положения Ленина о законе неравномерного развития, в этом нет ничего удивительного, ибо известно, что этот закон опрокидывает теорию Троцкого о перманентной революции.
Кроме того, Троцкий явным образом сбивается здесь на обывательскую точку зрения. Он смешивает здесь экономическое неравенство отдельных стран в прошлом — каковое неравенство не всегда вело, и не могло вести, к скачкообразности развития этих стран — с неравномерностью экономического и политического развития в период империализма, когда экономического неравенства между странами меньше, чем это было в прошлом, но неравномерности экономического и политического развития несравненно больше, чем прежде, и проявляется она острее, чем раньше, причем неравномерность эта ведет обязательно и неминуемо к скачкообразности развития, ведет к тому, что отставшие в промышленном отношении страны в более или менее короткий срок перегоняют ушедшие вперед страны, что не может не создать, таким образом, предпосылок для грандиозных империалистических войн и возможности победы социализма в одной стране.
Едва ли нужно доказывать, что такое смешение двух разнородных понятий не говорит, и не может говорить, о высоком “теоретическом” уровне Троцкого.
Но я не могу понять Зиновьева, который был ведь большевиком и нюхал кое-что от большевизма. Как можно утверждать, что неравномерности развития раньше было больше, чем теперь, в условиях монополистического капитализма, не рискуя попасть в болото ультраимпериализма и каутскианства? Как можно утверждать, что идея победы социализма в одной стране не связана с законом неравномерности развития? Разве не известно, что Ленин выводил эту идею именно из закона неравномерности развития? О чем говорят, например, следующие слова Ленина:
“Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует (курсив мой. — И. Ст.), что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране” (см. т. XVIII, стр. 232).
Из чего исходит закон неравномерности развития?
Он исходит из того, что:
1) капитализм старый, домонополистический, перерос и развился в капитализм монополистический, в империализм;
2) раздел мира на сферы влияния империалистических групп и держав уже закончен;
3) развитие мирового хозяйства протекает в обстановке отчаянной смертельной борьбы империалистических групп за рынки, за сырье, за расширение старых сфер влияния;
4) это развитие происходит не равномерно, а скачкообразно, в порядке вытеснения с рынков забежавших вперед держав и выдвижения вперед новых;
5) такой порядок развития определяется возможностью для одних империалистических групп быстрейшим образом развивать технику, удешевлять товары, захватывать рынки в ущерб другим империалистическим группам;
6) периодические переделы уже поделенного мира становятся, таким образом, абсолютной необходимостью;
7) переделы эти могут происходить, таким образом, лишь насильственным путем, в порядке проверки могущества тех или иных империалистических групп силой;
8) это обстоятельство не может не вести к усиленным конфликтам и к грандиозным войнам между империалистическими группами;
9) такое положение неизбежно ведет ко взаимному ослаблению империалистов и создает возможность прорыва империалистического фронта в отдельных странах;
10) возможность прорыва империалистического фронта в отдельных странах не может не создавать благоприятных условий для победы социализма в одной стране.
Чем определяется обострение неравномерности и решающее значение неравномерного развития в условиях империализма?
Двумя главными обстоятельствами:
во-первых, тем, что раздел мира между империалистическими группами закончен, “свободных” земель нет больше в природе и передел поделенного путем империалистических войн является абсолютной необходимостью для достижения экономического “равновесия”;
во-вторых, тем, что небывалое раньше колоссальное развитие техники, в широком смысле этого слова, облегчает одним империалистическим группам перегонять и опережать другие империалистические группы в борьбе за завоевание рынков, в борьбе за захват источников сырья и т. д.
Но эти обстоятельства развились и дошли до высшей точки лишь в период развитого империализма. Да иначе оно и не могло быть, ибо только в период империализма мог закончиться передел мира, а колоссальные технические возможности появились лишь в период развитого империализма.
Этим и нужно объяснить тот факт, что если раньше Англия могла стоять впереди всех государств в промышленном отношении, оставляя их позади в продолжение более чем сотни лет, то потом, в период монополистического капитализма, Германии понадобились каких-нибудь два десятка лет для того, чтобы начать опережать Англию, а Америке понадобилось и того меньше для того, чтобы перегнать европейские государства.
Как можно после этого утверждать, что неравномерности развития раньше было больше, чем теперь, что идея возможности победы социализма в одной стране не связана с законом неравномерного развития капитализма в период империализма?
Разве не ясно, что только обыватели в теории могут смешивать экономическое неравенство промышленных стран в прошлом с законом неравномерности экономического и политического развития, получившим особую силу и остроту лишь в период развитого монополистического капитализма?
Разве не ясно, что только полное невежество в области ленинизма могло продиктовать Зиновьеву и его друзьям более чем странные возражения против известных положений Ленина, связанных с законом о неравномерности экономического и политического развития капиталистических стран?
II. Каменев прочищает дорогу для Троцкого
В чем состоит основной смысл выступления Каменева на этой конференции? Если отвлечься от некоторых мелочей и обычной дипломатии Каменева, то смысл его выступления состоит в том, чтобы облегчить Троцкому защиту своей позиции, облегчить ему борьбу с ленинизмом в основном вопросе о возможности победы социализма в одной стране.
Для этой цели Каменев взял на себя “труд” доказать, что основная статья Ленина (1915 г.), трактующая о возможности победы социализма в одной стране, не касается будто бы России, что Ленин, говоря о такой возможности, имел в виду не Россию, а другие капиталистические страны. Каменев взял на себя этот сомнительный “труд” для того, чтобы прочистить, таким образом, путь Троцкому, “схему” которого убивает, и не может не убивать, статья Ленина, написанная в 1915 году.
Грубо говоря, Каменев взял на себя роль, так сказать, дворника у Троцкого (смех), прочищающего ему дорогу. Конечно, печально видеть директора Института Ленина в роли дворника у Троцкого не потому, что труд дворника представляет что-либо плохое, а потому, что Каменев, человек, несомненно, квалифицированный, я думаю, мог бы заняться другим, более квалифицированным трудом. (Смех.) Но он взял на себя эту роль добровольно, на что он имел, конечно, полное право, и с этим ничего не поделаешь.
Посмотрим теперь, выполнил ли Каменев эту более чем странную роль.
Каменев заявил в своей речи, что основное положение Ленина в его статье от 1915 года, положение, которое определило всю линию нашей революции и нашего строительства, что это положение, говорящее о возможности победы социализма в одной стране, не касается и не может касаться России, что Ленин, говоря о возможности победы социализма в одной стране, имел в виду не Россию, а только другие капиталистические страны. Это невероятно и чудовищно, это очень походит на прямую клевету на тов. Ленина, но Каменеву, видимо, нет дела до того, что может подумать партия в связи с этой фальсификацией Ленина. Он заботится лишь об одном: прочистить, дорогу Троцкому любой ценой.
Как же он пытается обосновать это странное утверждение?
Он говорит, что, спустя две недели после упомянутой статьи тов. Ленина, Ленин дал известные тезисы [98] о характере предстоящей революции в России, где он сказал, что задача марксистов исчерпывается тем, чтобы добиться победы буржуазно-демократической революции в России, что, сказав это, Ленин будто бы исходил из того, что революция в России должна застрять на ее буржуазной фазе, не перерастая в революцию социалистическую. Ну, а так как статья Ленина о возможности победы социализма в одной стране трактует не о буржуазной революции, а о революции социалистической, то ясно, что Ленин не мог иметь в виду России в этой статье.
Таким образом, по Каменеву выходит, что Ленин понимал размах русской революции, как левый буржуазный революционер или как реформист типа социал-демократов, по мнению которых революция буржуазная не должна перерасти в революцию социалистическую, по мнению которых между революцией буржуазной и революцией социалистической должен существовать длительный исторический интервал, длительный перерыв, промежуток, по крайней мере, в несколько десятков лет, в продолжение которого капитализм будет процветать, а пролетариат будет прозябать.
Выходит, что Ленин в 1915 году, когда он писал свою статью, не думал, не хотел и не добивался того, чтобы от победы буржуазной революции перейти немедленно к революции социалистической.
Вы скажете, что это невероятно и чудовищно. Да, это утверждение Каменева, действительно, невероятно и чудовищно. Но Каменева этим не смутишь.
Позвольте привести некоторые документы, говорящие о том, что Каменев грубо фальсифицирует тов. Ленина в этом вопросе.
Вот что писал о характере русской революции тов. Ленин еще в 1905 году, когда размах русской революции не был и не мог быть таким мощным, каким он стал впоследствии, в результате империалистической войны, к февралю 1917 года:
“От революции демократической мы сейчас же (курсив мой. — И. Ст.) начнем переходить и как раз в меру вашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, начнем переходить к социалистической революции” (см. т. VIII, стр. 186).
Эта цитата взята из статьи Ленина, вышедшей в свет в сентябре 1905 года.
Знает ли о существовании этой статьи Каменев? Я думаю, что директор Института Ленина должен знать о ее существовании.
Выходит, таким образом, что победу буржуазно-демократической революции Ленин мыслил не как окончание борьбы пролетариата и революции вообще, а как первый этап и переходную ступень к революции социалистической.
Но, может быть, Ленин впоследствии изменил свой взгляд на характер и размах русской революции? Возьмем другой документ. Я имею в виду статью Ленина, вышедшую в свет в 1915 году, в ноябре месяце, спустя три месяца после выхода в свет основной статьи тов. Ленина о возможности победы социализма в одной стране. Вот что он говорит там:
“Пролетариат борется и будет беззаветно бороться за завоевание власти, за республику, за конфискацию земель, то есть за привлечение крестьянства, за исчерпание его революционных сия, за участие “непролетарских народных масс” в освобождении буржуазной России от военно-феодального “империализма” (=царизма). И этим освобождением буржуазной России от царизма, от земельной власти помещиков пролетариат воспользуется немедленно (курсив мой. — И. Ст.) не для помощи зажиточным крестьянам в их борьбе с сельским рабочим, а — для совершения социалистической революции (курсив мой. — И. Ст.) в союзе с пролетариями Европы” (см. т. XVIII, стр. 318).
Вы видите, что как здесь, так и в предыдущей цитате, как в 1905 году, так и в 1915 году Ленин одинаково исходил из того, что революция буржуазная должна перерасти в России в революцию социалистическую, что победа буржуазно-демократической революции в России является первым этапом русской революции, необходимым для того, чтобы перейти немедленно ко второму ее этапу, к революции социалистической.
Ну, а как быть с тезисами Ленина в 1915 году, на которые ссылался в своей речи Каменев и в которых говорится о задачах буржуазно-демократической революции в России? Не противоречат ли эти тезисы идее перерастания буржуазной революции в революцию социалистическую? Конечно, не противоречат. Наоборот, основой этих тезисов является именно идея перерастания буржуазной революции в революцию социалистическую, идея перерастания первого этапа русской революции во второй этап. Во-первых, Ленин вовсе не говорит в этих тезисах, что размах русской революции и задачи марксистов в России исчерпываются задачами свержения царя и помещиков, задачами буржуазно-демократической революции. Во-вторых, Ленин ограничивается в этих тезисах характеристикой задач буржуазно-демократической революции потому, что он считает эту революцию первым этапом и ближайшей задачей русских марксистов. В-третьих, Ленин исходит из того, что осуществление своих задач русские марксисты должны начать не со второго этапа (как это предлагал Троцкий по схеме “без царя, но правительство рабочее”), а с первого этапа, с этапа буржуазно-демократической революции.
Есть ли тут какое-либо противоречие, хотя бы тень противоречия с идеей перерастания буржуазной революции в революцию социалистическую? Ясно, что нет.
Выходит, что Каменев явным образом сфальсифицировал позицию Ленина.
Но мы имеем свидетелей против Каменева не только в лице документов, исходящих от Ленина. Мы имеем еще свидетелей в лице живых людей, вроде, например, Троцкого, вроде XIV конференции нашей партии и, наконец, как это ни странно, в лице самих Каменева и Зиновьева.
Известно, что статья Ленина о возможности победы социализма в одной стране была выпущена в свет в 1915 году. Известно, что Троцкий, полемизировавший тогда с тов. Лениным по вопросу о победе социализма в одной стране, тотчас же, т. е. в том же 1915 году, ответил на эту статью специальной критической статьей. Что же сказал тогда Троцкий, в 1915 году, в своей критической статье? Как он расценил статью тов. Ленина? Понял ли он ее так, что, говоря о победе социализма в одной стране, Ленин не имел в виду России, или как-либо иначе, скажем, так, как мы ее понимаем теперь все? Вот цитата из этой статьи Троцкого:
“Единственное сколько-нибудь конкретное историческое соображение против лозунга Соединенных Штатов было формулировано в швейцарском “Социал-Демократе” (тогдашний центральный орган большевиков, где и была напечатана вышеупомянутая статья Ленина. И.Ст.) в следующей фразе: “Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма”. Отсюда “Социал-Демократ” делал тот вывод, что возможна победа социализма в одной стране и что незачем поэтому диктатуру пролетариата в каждом отдельном государстве обусловливать созданием Соединенных Штатов Европы… Что ни одна страна не должна “дожидаться” других в своей борьбе — это элементарная мысль, которую полезно и необходимо повторять, дабы идея параллельного интернационального действия не подменялась идеей выжидательного интернационального бездействия. Не дожидаясь других, мы начинаем и продолжаем борьбу на национальной почве в полной уверенности, что наша инициатива даст толчок борьбе в других странах; а если бы этого не произошло, то безнадежно думать — так свидетельствуют и опыт истории и теоретические соображения, — что, например, революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы (курсив мой. — И. Ст.), или социалистическая Германия могла бы остаться изолированной в капиталистическом мире” (см. соч. Троцкого, т. III, ч. 1, стр. 89–90).
Выходит, что Троцкий понял тогда статью Ленина не так, как ее старается теперь “понять” Каменев, а так, как ее понимал Ленин, как понимает ее партия и как понимаем ее мы все, иначе Троцкий не подкрепил бы себя в своей полемике с Лениным аргументом от России.
Выходит, что Троцкий свидетельствует тут, в этой цитате, против своего нынешнего союзника, против Каменева.
Почему же он не выступил, в таком случае, на этой конференции против Каменева? Почему Троцкий не заявил здесь открыто и честно, что Каменев явным образом искажает Ленина? Думает ли Троцкий, что его умолчание в данном случае можно квалифицировать как образец честной полемики? Да потому не выступил здесь Троцкий против Каменева, что он не хотел, видимо, впутаться в сомнительное “дело” прямого оклеветания Ленина, — он эту черную работу предоставил Каменеву.
А как смотрит на это дело партия, в лице ее, напр., XIV конференции? Вот что говорится на этот счет в резолюции XIV конференции, трактующей о возможности победы социализма в одной стране:
“Из “неравномерности экономического и политического развития, каковая неравномерность есть безусловный закон капитализма”, тов. Ленин справедливо выводил две вещи: а) возможность “победы социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране” и б) возможность, что эти немногие, или даже одна страна, не обязательно будут странами самого развитого капитализма (см., в особенности, заметки о Суханове). Опыт русской революции доказал (курсив мой. — И. Ст.), что такая первая победа в одной стране не только возможна, но что при ряде благоприятных обстоятельств эта первая страна победоносной пролетарской революции может (при известной поддержке международного пролетариата) продержаться и упрочиться на долгий период, даже в том случае, когда эта поддержка не выливается в форме прямых пролетарских революций в других странах”. (Из резолюции XIV партконференции “О задачах Коминтерна и РКП(б) в связи с расширенным пленумом ИККИ”. [99])
Выходит, что партия в целом, в лице ее XIV конференции, свидетельствует против Каменева, против его утверждения о том, что Ленин в своей статье о победе социализма в одной стране не имел будто бы в виду России. Иначе конференция не сказала бы, что “опыт русской революции доказал” правильность известной статьи Ленина о победе социализма в одной стране.
Выходит, что XIV конференция поняла статью тов. Ленина так же, как понимал ее Ленин, как понимал ее Троцкий и как понимаем ее все мы.
А как отнеслись Каменев и Зиновьев к этой резолюции XIV конференции? Разве это не факт, что проект резолюции был выработан и принят единогласно комиссией, в состав которой входили Зиновьев и Каменев? Разве это не факт, что Каменев был председателем XIV конференции, принявшей единогласно упомянутую выше резолюцию, а Зиновьев — докладчиком по этой резолюции? Как могло случиться, что Каменев и Зиновьев голосовали за эту резолюцию, за все ее пункты? Не ясно ли, что Каменев понимал тогда статью Ленина, цитата из которой прямо внесена в резолюцию XIV конференции, иначе, чем он старается теперь ее “понять”? Какому Каменеву верить: тому ли, который, будучи председателем XIV конференции, голосовал за резолюцию XIV конференции, или тому, который выступает теперь, на XV конференции, в роли дворника при Троцком?
Выходит, что Каменев периода XIV конференции свидетельствует против Каменева периода XV конференции.
А почему молчит Зиновьев и не пытается поправить Каменева, явным образом фальсифицирующего и ленинскую статью 1915 года и резолюцию XIV конференции? Разве это не факт, что Зиновьев, а не кто-либо другой, защищал на XIV конференции резолюцию о победе социализма в одной стране?
Выходит, что не все тут обстоит чисто у Зиновьева. (Голоса: “Совсем нечисто”.) Где же тут честная полемика?
Выходит, что Каменеву и Зиновьеву теперь не до честной полемики.
А вывод? Вывод такой, что Каменев не сумел выполнить роли дворника при Троцком. Он не оправдал надежд Троцкого.
III. Невероятная путаница, или Зиновьев о революционности и интернационализме
Перехожу к Зиновьеву. Если Каменев во всем своем выступлении старался прочистить дорогу Троцкому, то Зиновьев взял на себя задачу доказать, что лидеры оппозиции являются единственными революционерами и единственными интернационалистами во всем мире.
Разберем его “доводы”.
Он берет слова Бухарина о том, что при рассмотрении вопросов внутреннего порядка (строительство социализма) следует методологически отвлечься от вопросов внешнего порядка, он сличает, далее, это положение Бухарина с тезисами об оппозиционном блоке, где говорится о возможности победы социализма в нашей стране, и приходит к выводу, что Бухарин и ЦК, утвердивший в основном тезисы, забывают будто бы тем самым о международных задачах нашей революции, об интересах международной революции.
Правильно ли все это? Все это пустяки, товарищи. Секрет тут состоит в том, что Зиновьев слаб в вопросах методологии, путается в трех соснах и выдает свою собственную путаницу за действительность. Бухарин говорит, что нельзя смешивать вопросы строительства социализма с вопросами создания гарантии от интервенций в нашу страну, вопросы внутренние с вопросами внешними. Бухарин вовсе не говорит, что вопросы внутренние не связаны с вопросами внешними, с вопросами международными. Он говорит лишь то, что нельзя вопросы первого порядка путать с вопросами второго порядка. Это — основное и элементарное требование методологии. Кто же тут виноват, если Зиновьев не понимает элементарных вопросов методологии?
Мы исходим из того, что наша страна представляет два ряда противоречий: противоречий внутреннего порядка и противоречий внешнего порядка. Противоречия внутреннего порядка состоят, прежде всего, в борьбе социалистических и капиталистических элементов. Мы говорим, что эти противоречия мы можем преодолеть своими собственными силами, мы можем победить капиталистические элементы нашего хозяйства, вовлечь в социалистическое строительство основные массы крестьянства и построить социалистическое общество.
Противоречия внешнего порядка состоят в борьбе между страной социализма и капиталистическим окружением. Мы говорим, что разрешить эти противоречия собственными силами мы не можем, что для разрешения этих противоречий необходима победа социализма, по крайней мере, в нескольких странах. Именно поэтому мы и говорим, что победа социализма в одной стране является не самоцелью, а подспорьем, средством и орудием для победы пролетарской революции во всех странах.
Правильно ли все это? Пусть докажет Зиновьев, что это неправильно.
Беда Зиновьева состоит в том, что он не видит разницы между этими двумя рядами противоречий, он путает их безбожно и выдает свою собственную путаницу за “подлинный” интернационализм, полагая, что кто отвлекается методологически от вопросов внешнего порядка при рассматривании вопросов внутреннего порядка, тот забывает об интересах международной революции.
Это очень смешно, но надо же понять, что это неубедительно.
Что касается тезисов, которые якобы упускают из виду международный момент нашей революции, то стоит прочесть эти тезисы, чтобы понять, что Зиновьев опять запутался. Вот что сказано в тезисах:
“Партия исходит из того, что наша революция является революцией социалистической, что Октябрьская революция представляет не только сигнал, толчок и исходный пункт социалистической революции на Западе, но она является вместе с тем, во-первых, базой дальнейшего развертывания мирового революционного движения и, во-вторых, открывает собой переходный период от капитализма к социализму в СССР (диктатура пролетариата), на протяжении которого пролетариат, при правильной политике в отношении крестьянства, может и будет с успехом строить полное социалистическое общество, если, конечно, мощь международного революционного движения, с одной стороны, и мощь пролетариата СССР, с другой, будут достаточно велики для того, чтобы оградить СССР от военной интервенции империализма” (см. настоящий том, стр. 216–217. — Ред.).
Вы видите, что международный момент учтен в тезисах целиком и полностью.
Дальше. Зиновьев, а вместе с ним и Троцкий приводят цитаты из сочинений Ленина о том, что “полная победа социалистической революции немыслима в одной стране, а требует самого активного сотрудничества по меньшей мере нескольких передовых стран”, — и странным образом приходят к тому выводу, что построение социализма в одной стране — дело непосильное для пролетариата нашей страны. Но это же путаница, товарищи! Разве партия когда-либо говорила, что полная победа, окончательная победа социализма в нашей стране возможна и посильна для пролетариата одной страны? Где это было и когда, — пусть укажут нам. Разве партия не говорит и не говорила всегда вместе с Лениным, что полная, окончательная победа социализма возможна лишь при победе социализма в нескольких странах? Разве партия не разъясняла десятки и сотни раз, что нельзя путать победу социализма в одной стране с полной, окончательной его победой?
Партия всегда исходила из того, что победа социализма в одной стране есть возможность построения социализма в этой стране, причем эта задача может быть разрешена силами одной страны, полная же победа социализма есть гарантия от интервенции и реставрации, причем эта задача может быть разрешена лишь при условии победы революции в нескольких странах. Как можно после всего этого путать безбожно одну задачу с другой задачей? Кто же тут виноват, что Зиновьев, а вместе с ним и Троцкий путают безбожно победу социализма в одной стране с полной, окончательной его победой? Прочли бы хоть известную резолюцию XIV конференции, где этот вопрос разъяснен с точностью, могущей удовлетворить даже совпартшкольца.
Зиновьев, а вместе с ним и Троцкий приводят ряд цитат из сочинений Ленина периода Брестского мира, где говорится о том, что внешний враг может разгромить нашу революцию. Но разве трудно понять, что эти цитаты не имеют отношения к вопросу о возможности построения социализма в нашей стране? Тов. Ленин говорит, что мы не обеспечены от возможности интервенций, и это совершенно правильно. Но разве партия говорила когда-либо, что мы можем гарантировать нашу страну от опасности интервенций своими лишь собственными силами? Разве партия не утверждала и не продолжает утверждать, что гарантию от интервенции может дать нам лишь победа пролетарской революции в нескольких странах? Как можно на этом основании утверждать, что построение социализма в нашей стране непосильно пролетариату нашей страны? Не пора ли прекратить это сознательное смешивание вопросов внешних, вопросов прямой борьбы с мировой буржуазией, с вопросами строительства социализма в нашей стране, с вопросами победы над нашими внутренними капиталистическими элементами.
Дальше. Зиновьев приводит цитату из “Коммунистического Манифеста”: “Соединение усилий, по крайней мере цивилизованных стран, есть одно из первых условий освобождения пролетариата”, сличает эту цитату с цитатой из одной рукописи тов. Ленина о том, что “для победы социализма нужны совместные усилия рабочих нескольких передовых стран”, — и приходит к тому выводу, что наша партия пошла якобы против этих общепринятых и безусловных положений, забыв об интернациональных условиях победы пролетарской революции. Ну, разве это не смешно, товарищи? Где и когда это было, чтобы наша партия недооценивала решающее значение интернациональных усилий рабочего класса и интернациональных условий победы революции в нашей стране? А что такое Коминтерн, если не выражение объединения усилий пролетариев не только передовых стран, но и всех стран мира, как для революции мировой, так и для развития нашей революции? А кто взял на себя инициативу основания Коминтерна и кто является его передовым отрядом, как не наша партия? А что такое политика единого фронта профсоюзов, как не объединение усилий рабочих не только передовых стран, но и всех вообще стран? Кто может отрицать первостепенную роль нашей партии в деле проведения политики единого фронта профсоюзов во всем мире? Разве это не факт, что наша революция всегда поддерживала и продолжает поддерживать развитие революции во всех странах? Разве это не факт, что рабочие всех стран своим сочувствием нашей революции и своей борьбой против попыток интервенции поддерживали и продолжают поддерживать нашу революцию? Что это, как не объединение усилий рабочих всех стран для победы нашей революции? А борьба английских рабочих против Керзона в связи с известной нотой? [100] А поддержка английских углекопов со стороны рабочих СССР? Я мог бы, товарищи, привести еще ряд известных фактов такого же порядка, если бы была в этом необходимость.
Где же тут забвение интернациональных задач нашей революции?
В чем же тут секрет? А секрет состоит тут в том, что Зиновьев пытается подменить вопросом о совместных усилиях пролетариев всех стран для победы социализма в нашей стране кардинальный вопрос о возможности построения социализма в нашей стране без государственной поддержки европейского пролетариата, кардинальный вопрос о том, может ли устоять при современных международных условиях пролетарская власть в России перед лицом консервативной Европы.
Троцкий, нынешний учитель Зиновьева, говорит:
“Безнадежно думать… что, напр., революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы” (Троцкий, т. III, ч 1, стр. 90).
Троцкий, нынешний учитель Зиновьева, говорит:
“Без прямой государственной поддержки европейского пролетариата рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное господство в длительную социалистическую диктатуру. В этом нельзя сомневаться ни минуты” (см. “Наша революция”, стр. 278).
Следовательно, Зиновьев подменяет вопрос о победе социализма в нашей стране при условии победы пролетариата в Европе (“государственная поддержка европ. пролетариата”), вопросом о совместных усилиях рабочих Европы и России.
Вот в чем вопрос и вот о чем идет у нас спор.
Зиновьев, приводя цитаты из сочинений Ленина и из “Коммунистического Манифеста”, пытается подменить один вопрос другим вопросом.
Вот в чем секрет упражнений Зиновьева насчет “забвения” интернациональных задач нашей революции нашей партией.
Вот в чем секрет фокусов, путаницы и неразберихи у Зиновьева.
И вот эту невероятную путаницу, эту кашу в неразбериху в своей собственной голове Зиновьев имеет “скромность” выдавать за “настоящую” революционность и “настоящий” интернационализм оппозиционного блока.
Не смешно ли все это, товарищи?
Нет, чтобы быть интернациональным революционером в наше время, находясь в рядах нашей партии, надо укреплять всемерно и поддерживать всеми силами нашу партию, являющуюся вместе с тем передовым отрядом Коминтерна. А оппозиционеры ее разрушают и развенчивают.
Чтобы быть интернационалистом в наше время, надо укреплять всемерно и поддерживать всеми силами Коммунистический Интернационал. А оппозиционеры его разлагают и разрушают, поддерживая и инструктируя всех и всяких Масловых и Сувариных.
Пора понять, что нельзя быть революционером и интернационалистом, находясь в состоянии войны с нашей партией, являющейся передовым отрядом Коммунистического Интернационала. (Аплодисменты.)
Пора понять, что, открыв войну против Коминтерна, они перестали быть революционерами и интернационалистами. (Аплодисменты.)
Пора понять, что оппозиционеры не революционеры и интернационалисты, а болтуны от революции и от интернационализма. (Аплодисменты.)
Пора понять, что они не революционеры дела, а революционеры крикливых фраз и кинематографической ленты. (Смех, аплодисменты.)
Пора понять, что они не революционеры дела, а кинореволюционеры. (Смех, аплодисменты.)
IV. Троцкий фальсифицирует ленинизм
Перехожу к выступлению Троцкого.
Троцкий заявил, что теория перманентной революции не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу о характере и перспективах нашей революции.
Это очень странно, если не сказать больше. Как же так? Разве теория перманентной революции не является теорией движущих сил революции? Разве это не верно, что теория перманентной революции трактует, прежде всего, о движущих силах нашей революции? Ну, а что такое вопрос о характере и перспективах нашей революции, как не вопрос о движущих силах этой революции? Как можно говорить, что теория перманентной революции не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу? Это неверно, товарищи. Это уловка, фокус. Это попытка спрятать концы в воду. Это попытка спрятаться. Напрасный труд! Не пытайтесь прятаться, — все равно не спрячетесь!
Троцкий в другом месте своей речи старался “намекнуть”, что он давно уже перестал придавать серьезное значение теории перманентной революции. А Каменев в своей речи “дал понять”, что Троцкий, пожалуй, не прочь отвернуться от теории перманентной революции, если он уже не отвернулся от нее.
Чудеса, да и только!
Давайте разберем вопрос: верно ли, что теория перманентной революции не имеет отношения к обсуждаемому вопросу, и если это неверно, можно ли поверить Каменеву, что Троцкий не придает значения теории перманентной революции и почти что отказался от нее?
Обратимся к документам. Я имей в виду, прежде всего, письмо Троцкого тов. Ольминскому в декабре 1921 года, опубликованное в печати в 1925 году, — письмо, от которого Троцкий никогда не пытался отказаться и не отказался доныне ни прямо, ни косвенно, и которое ввиду этого остается в полной силе. Что же сказано в этом письме о перманентной революции?
Слушайте:
“Я вовсе не считаю, чтобы в несогласиях своих с большевиками я был во всем не прав. Не прав я был — и коренным образом — в оценке меньшевистской фракции, переоценивая ее революционные возможности и надеясь на то, что удастся изолировать в ней и свести на нет правое крыло. Эта фундаментальная ошибка вытекала, однако, из того, что к обеим фракциям, и большевистской, и меньшевистской, я подходил с точки зрения идей перманентной революции и диктатуры пролетариата, тогда как и большевики, и меньшевики стояли в тот период на точке зрения буржуазной революции и демократической республики. Я считал, что разногласия между обеими фракциями принципиально не так глубоки, и надеялся (надежду эту я высказывал не раз в письмах и на докладах), что самый ход революции приведет обе фракции к позиции перманентной революции и завоевания власти рабочим классом, что отчасти и произошло в 1905 году. (Предисловие тов. Ленина к статье Каутского о движущих силах русской революции и вся линия газеты “Начало”.)
Считаю, что моя оценка движущих сил революции была безусловно правильна, выводы же, какие я из нее делал в отношении обеих фракций, были безусловно неправильны. Только большевизм сосредоточил в своих рядах, благодаря своей непримиримой линии, действительно революционные элементы как старой интеллигенции, так и передового слоя рабочего класса. Только благодаря тому, что большевизму удалось создать эту революционно-сколоченную организацию, оказался возможным столь быстрый поворот от революционно-демократической позиции к революционно-социалистической.
И сейчас я мог бы без труда разбить мои полемические статьи против меньшевиков и большевиков на две категории: одни, — посвященные анализу внутренних сил революции, ее перспективам (теоретический польский орган Розы Люксембург, “Neue Zeit”), и другие, — посвященные оценке фракций русских социал-демократов, их борьбе и пр. Статьи первой категории я и сейчас мог бы дать без поправок, так как они вполне и целиком совпадают с позицией нашей партии, начиная с 1917 г. Статьи второй категории явно ошибочны и переиздавать их не стоило бы” (см. “Ленин о Троцком”, 1925 г., с предисловием тов. Ольминского).
Что же из этого получается?
Выходит, что Троцкий ошибался в вопросах организационных, в вопросах же оценки нашей революции, в вопросе о перманентной революции он был и остался прав.
Правда, Троцкий не может не знать, что Ленин боролся против теории перманентной революции до конца своих дней. Но это его не смущает.
Выходит, далее, что обе фракции, и меньшевики, и большевики, должны были прийти к теории перманентной революции, но на деле пришли к этой теории только большевики, ввиду наличия у них революционно-сколоченной организации рабочих и старой интеллигенции, и пришли они не сразу, а “начиная с 1917 года”.
Выходит, наконец, что теория перманентной революции “вполне и целиком совпала с позицией нашей партии, начиная с 1917 года”.
Судите теперь сами, похоже ли это на то, что Троцкий не придает большого значения теории перманентной революции? Нет, не похоже. Наоборот, ежели теория перманентной революции действительно совпала, “начиная с 1917 года”, с позицией партии, то из этого можно сделать только один вывод, — что Троцкий придавал и продолжает придавать этой теории решающее значение для всей нашей партии.
Но что значит “совпала”? Как могла совпасть теория перманентной революции Троцкого с позицией нашей партии, если доказано, что наша партия в лице Ленина вела все время борьбу с этой самой теорией?
Одно из двух: либо наша партия не имела своей теории и вынуждена была потом, ходом вещей, принять теорию перманентной революции Троцкого, либо она имела свою теорию, но она, эта теория, была незаметным образом вытеснена теорией перманентной революции Троцкого, “начиная с 1917 года”.
Это “недоумение” разъяснил нам потом Троцкий в своем “Предисловии” к книге “1905 год”, написанном в 1922 году. Излагая сущность теории перманентной революции и давая анализ оценки нашей революции с точки зрения теории перманентной революции, Троцкий приходит к следующему выводу:
“Хотя и с перерывом в 12 лет, эта оценка подтвердилась целиком” (Троцкий, “1905”, “Предисловие”).
Иначе говоря: теория перманентной революции, “сконструированная” Троцким в 1905 году, “подтвердилась целиком” в 1917 году, спустя 12 лет.
Но как она могла подтвердиться? А большевики, — куда же они девались? Неужели они шли на революцию без всякой своей теории, неужели они только и оказались способными сколотить революционную интеллигенцию, революционных рабочих? И затем, на почве чего они сколотили рабочих, на основе каких принципов? Была же у большевиков какая-нибудь теория, оценка революции, оценка движущих сил революции? Неужели, кроме теории перманентной революции, никакой другой теории у нашей партии не существовало?
Судите сами: жили мы, большевики, и развивались без перспектив и без революционной теории; жили этак мы с 1903 года до 1917 года; а потом, “начиная с 1917 года”, глотнули незаметно теорию перманентной революции и стали на ноги. Бесспорно, это — очень интересная сказка. Но как же это могло пройти незаметно, без борьбы, без встряски в партии? Как же это могло случиться так просто, ни с того, ни с сего? Ведь известно, что Ленин и его партия боролись с теорией перманентной революции с первых же дней ее появления в свет.
Впрочем, это “недоумение” разъясняет нам Троцкий в другом документе. Я имею в виду “Примечание” к статье Троцкого “Наши разногласия”, написанное в 1922 году.
Вот соответствующее место из этой статьи Троцкого:
“Если меньшевики, исходя из абстракции: “наша революция буржуазна”, приходят к идее приспособления всей тактики пролетариата к поведению либеральной буржуазии, вплоть до завоевания ею государственной власти, — то большевики, исходя из такой же голой абстракции: “демократическая, а не социалистическая диктатура”, приходят к идее буржуазно-демократического самоограничения пролетариата, в руках которого находится государственная власть. Правда, разница между ними в этом вопросе весьма значительна: в то время как антиреволюционные стороны меньшевизма сказываются во всей силе уже теперь, антиреволюционные черты большевизма грозят огромной опасностью только в случае революционной победы” (Троцкий, “1905”, стр. 285).
Выходит, что не только меньшевизм имел свои антиреволюционные стороны, но и большевизм не был свободен от “антиреволюционных черт”, которые грозили “огромной опасностью только в случае революционной победы”.
Освободились ли потом большевики от “антиреволюционных черт” большевизма, и если да, то каким образом?
Это “недоумение” разъясняет нам Троцкий в “Примечании” к статье “Наши разногласия”.
Слушайте:
“Этого, как известно, не случилось, так как под руководством тов. Ленина большевизм совершил (не без внутренней борьбы) свое идейное перевооружение в этом важнейшем вопросе весною 1917 г., т. е. до завоевания власти” (Троцкий, “1905”, стр. 285).
Итак, “перевооружение” большевиков, “начиная с 1917 года”, на основе теории перманентной революции, спасение большевиков, в связи с этим, от “антиреволюционных черт большевизма”, наконец, тот факт, что теория перманентной революции “подтвердилась”, таким образом, “целиком”, — таков вывод Троцкого.
А куда девались ленинизм, теория большевизма, большевистская оценка нашей революции, ее движущих сил и т. д.? Они либо не “подтвердились целиком”, либо вовсе не “подтвердились”, либо рассеялись по воздуху, уступив место теории перманентной революции на предмет “перевооружения” партии.
Итак, жили-были на свете большевики, “сколачивали” они кое-как партию, “начиная” с 1903 года, но не имели революционной теории, блуждали-блуждали, “начиная” с 1903 года, и кое-как добрались до 1917 года, потом, заметив Троцкого с теорией перманентной революции в руках, решили “перевооружиться” и, “перевооружившись”, растеряли последние остатки ленинизма, ленинской теории революции, произведя, таким образом, “полное совпадение” теории перманентной революции с “позицией” нашей партии.
Это очень интересная сказка, товарищи. Это, если хотите, один из тех великолепных фокусов, какие можете встретить в цирке. Но у нас ведь не цирк, а конференция нашей партии. И мы ведь не нанимали Троцкого в цирковые артисты. К чему же эти фокусы?
Как расценивал тов. Ленин теорию перманентной революции Троцкого? Вот что он пишет об этой теории в одной из своих статей, высмеивая ее как “оригинальную” и “прекрасную” теорию:
“Выяснить соотношение классов в предстоящей революции — главная задача революционной партии… Эту задачу неправильно решает в “Нашем Слове” Троцкий, повторяющий свою “оригинальную” теорию 1905-го года и не желающий подумать о том, в силу каких причин жизнь шла целых десять лет мимо этой прекрасной теории.
Оригинальная теория Троцкого берет у большевиков призыв к решительной революционной борьбе пролетариата и к завоеванию им политической власти, а у меньшевиков — “отрицание” роли крестьянства”… Тем самым “Троцкий на деле помогает либеральным рабочим политикам России, которые под “отрицанием” роли крестьянства понимают нежелание поднимать крестьян на революцию!” (см. т. XVIII, стр. 317–318).
Выходит, что, по Ленину, теория перманентной революции является полуменьшевистской теорией, игнорирующей революционную роль крестьянства в русской революции.
Непонятно только, как могла “совпасть вполне и целиком” эта полуменьшевистская теория с позицией нашей партии, хотя бы “начиная с 1917 года”.
А как расценивает наша партия теорию перманентной революции? Вот что сказано о ней в известной резолюции XIV партконференции:
“Составной частью троцкистской теории перманентной революции является утверждение, что “подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы” (Троцкий, 1922 г.), — утверждение, обрекающее пролетариат СССР в нынешний период на фаталистическую пассивность. Против подобных “теорий” тов. Ленин писал: “До бесконечия шаблонным является у них довод, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской социал-демократии, и который состоит в том, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные “ученые” господа из них, объективных экономических предпосылок для социализма” (Заметки о Суханове). (Резолюция XIV партконференции. [101])
Выходит, что теория перманентной революции является той же сухановщиной, которую клеймит тов. Ленин в своих записках “О нашей революции”, как социал-демократизм.
Непонятно только, как могла “перевооружить” такая теория нашу большевистскую партию.
Каменев “дал понять” в своей речи, что Троцкий отворачивается от своей теории перманентной революции, приводя в подтверждение этого следующую, более чем двусмысленную цитату из последнего письма Троцкого оппозиционерам от сентября 1926 года:
“Мы исходим из того, что, как неопровержимо показал опыт, во всех сколько-нибудь принципиальных вопросах, где кто-либо из нас расходился с Лениным, правота была безусловно на стороне Владимира Ильича”.
Но Каменев умолчал, что вслед за этим, в том же самом письме, Троцкий сделал следующее заявление, опрокидывающее предыдущее его заявление:
“Ленинградская оппозиция энергично выступила против теории социализма в одной стране как теоретического оправдания национальной ограниченности” (см. письмо Троцкого, сентябрь 1926 г. — приложение к стенограмме заседаний ПБ ЦК ВКП(б) от 8 и 11 октября 1926 г.).
Какое значение может иметь первое, двусмысленное и ни к чему не обязывающее заявление Троцкого перед лицом второго его заявления, опрокидывающего первое?
Что такое теория перманентной революции? Отрицание ленинской “теории социализма в одной стране”.
Что такое ленинская “теория социализма в одной стране”? Отрицание теории перманентной революции Троцкого.
Не ясно ли, что Каменев, приводя первую цитату из письма Троцкого и умалчивая о второй цитате, пытался запутать и обмануть нашу партию.
Но обмануть нашу партию не так-то легко.
Обратили ли вы внимание, товарищи, что вся речь Троцкого пересыпана самыми разнообразными цитатами из сочинений Ленина? Читаешь эти цитаты, вырванные из разных статей Ленина, и не понимаешь, чего больше добивается Троцкий: того ли, чтобы подкрепить ими свою позицию, или того, чтобы “поймать” тов. Ленина в “противоречиях”. Он привел одну группу цитат из трудов Ленина, говорящих о том, что опасность интервенции может быть преодолена лишь в случае победы революции в нескольких странах, думая, очевидно, “разоблачить” этим партию. Но он не понял, или не хочет понять того, что эти цитаты говорят не против позиции партии, а за нее и против позиции Троцкого, ибо удельный вес опасности извне расценивается партией в полном согласии с линией Ленина. Он привел другую группу цитат, говорящих о том, что полная победа социализма невозможна без победы революции в нескольких странах, стараясь всячески жонглировать этими цитатами. Но он не понял, или не хочет понять того, что нельзя смешивать в одну кучу полную победу социализма (гарантия от интервенции) с победой социализма вообще (построение социалистического общества), не понимая, или не желая понять того, что эти цитаты из сочинений Ленина говорят не против партии, а за партию и против позиции Троцкого.
Но, приводя кучу всяких, не относящихся к делу, цитат, Троцкий не захотел, однако, остановиться на основной статье Ленина о возможности победы социализма в одной стране (1915 г.), полагая, видимо, что Каменев благополучно освободил его своим выступлением от этой статьи. Однако можно считать теперь окончательно доказанным, что Каменеву не удалось выполнить свою роль, и статья тов. Ленина остается во всей своей силе.
Троцкий привел, далее, цитату из известной статьи тов. Ленина об отсутствии разногласий между ними по крестьянскому вопросу в области текущей политики. Но он забыл сказать, что эта статья Ленина не только не решает, но даже и не задевает вопроса о разногласиях между Троцким и Лениным по вопросу о крестьянстве, в связи с возможностью построения полного социалистического общества в нашей стране.
Этим, собственно, и объясняется, что операции Троцкого с цитатами превратились в пустое жонглирование цитатами.
Троцкий пытался доказать наличие “совпадения” своей позиции с позицией Ленина по вопросу о возможности построения социалистического общества в нашей стране, на основе внутренних сил нашей революции. Но как можно доказать недоказуемое?
Как совместить тезис Ленина о том, что “возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране”, [92] с тезисом Троцкого о том, что “безнадежно думать… что, например, революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы”?
Как совместить, далее, тезис Ленина о том, что “победивший пролетариат этой страны (одной страны. И.Ст.), экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира”, [93] с тезисом Троцкого о том, что “без прямой государственной (курсив мой. — И. Ст.) поддержки европейского пролетариата рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное господство в длительную социалистическую диктатуру”?
Как совместить, наконец, тезис Ленина о том, что “только соглашение с крестьянством может спасти социалистическую революцию в России, пока не наступила революция в других странах”, [94] с тезисом Троцкого о том, что “противоречия в положении рабочего правительства в отсталой стране, с подавляющим большинством крестьянского населения, смогут найти свое разрешение только в международном масштабе, на арене мировой революции пролетариата”?
И затем: чем, собственно, отличается позиция Троцкого в вопросе о победе социализма в нашей стране от позиции меньшевика О. Бауэра, состоящей в том, что:
“В России, где пролетариат составляет только незначительное меньшинство нации, он может утвердить свое господство только временно”, что “он должен неизбежно вновь потерять его, как только крестьянская масса нации сделается достаточно зрелой в культурном отношении для того, чтобы самой взять власть в свои руки”, что “только завоеванием политической власти со стороны пролетариата индустриального Запада можно обеспечить длительное господство индустриального социализма” в России?
Разве не ясно, что Троцкий ближе к Бауэру, чем к Ленину? И разве не верно, что позиция Троцкого есть позиция социал-демократического уклона, что Троцкий отрицает по сути дела социалистический характер нашей революции?
Троцкий пытался обосновать свой тезис о невозможности удержать пролетарскую власть перед лицом консервативной Европы рассуждением о том, что нынешняя Европа не является консервативной, что она более или менее либеральна и что если бы Европа была действительно консервативной, то пролетариат нашей страны не смог бы удержать власть. Но разве трудно понять, что Троцкий запутался тут целиком и окончательно? Как назвать, например, нынешнюю Италию, или Англию, или Францию, — консервативной или либеральной? Что представляет собой нынешняя Северная Америка, — консервативную или либеральную страну? И какое значение может иметь для целости и сохранности нашей республики это “тонкое” и смехотворное подчеркивание разницы между консервативной и “либеральной” Европой? Разве республиканская Франция и демократическая Америка не так же интервенировали нашу страну в период Колчака и Деникина, как монархическая и консервативная Англия?
Троцкий особенно много места уделил вопросу о середняке. Он привел цитату из сочинений Ленина периода 1906 года, где Ленин предсказывает возможность отхода части середняков, после победы буржуазной революции, на сторону контрреволюции, стараясь, видимо, доказать этим, что эта цитата “совпадает” с позицией Троцкого по вопросу о крестьянстве после победы социалистической революции. Нетрудно понять, что Троцкий сравнивает тут вещи несравнимые. Троцкий склонен рассматривать среднее крестьянство как “вещь в себе”, как нечто постоянное и раз навсегда данное. Но большевики никогда не смотрели так на среднее крестьянство.
Троцкий, видимо, забыл, что у большевиков имеются три плана в отношении основной массы крестьянства: один план — рассчитанный на период буржуазной революции, другой план — рассчитанный на период пролетарской революции, и третий план — рассчитанный на период после упрочения Советской власти.
В первый период большевики говорили: вместе со всем крестьянством, против царя и помещиков, при нейтрализации либеральной буржуазии, за буржуазно-демократическую революцию.
Во второй период большевики говорили: вместе с беднейшим крестьянством, против буржуазии и кулаков, при нейтрализации среднего крестьянства, за социалистическую революцию. А что значит нейтрализация среднего крестьянства? Это значит — держать его под политическим наблюдением пролетариата, не доверять ему и принимать все меры к тому, чтобы оно не вырвалось из рук.
В третий период, в тот период, который мы переживаем теперь, большевики говорят: вместе с беднотой, при прочной союзе с середняком, против капиталистических элементов нашего хозяйства в городе и деревне, за победу социалистического строительства.
Кто смешивает эти три плана, три разные линии, отражающие три различных периода вашей революции, тот ничего не понимает в большевизме. Ленин был совершенно прав, говоря, что после победы буржуазной революции часть середняков уйдет в контрреволюцию. Оно так и случилось в период, например, “Уфимского правительства”, [95] когда часть середняков в Поволжье ушла в контрреволюцию, к кулакам, а большая часть середняков колебалась между революцией и контрреволюцией. Да иначе и не могло быть. Середняк на то и середняк, чтобы он выжидал и колебался: “чья возьмет, кто его знает, — уж лучше выждать”. Только после первых серьезных побед над внутренней контрреволюцией и, особенно, после упрочении Советской власти, середняк стал определенно поворачивать в сторону Советской власти, решив, очевидно, что без власти нельзя, большевистская власть сильна и работа с этой властью является единственным выходом. В этот именно период и сказал тов. Ленин вещие слова о том, что “мы вошли в такую стадию социалистического строительства, когда надо выработать конкретно, детально, проверенные на опыте работы в деревне, основные правила и указания, которыми мы должны руководиться для того, чтобы по отношению к среднему крестьянину стать на почву прочного союза” (речь на VIII съезде партии, т. XXIV, стр. 114).
Вот как обстоит дело с вопросом о середняках.
Ошибка Троцкого состоит в том, что он подходит к вопросу о среднем крестьянстве метафизически, рассматривает среднее крестьянство как “вещь в себе” и запутывает тем самым вопрос, искажая и фальсифицируя ленинизм.
Наконец, дело вовсе не в том, что у пролетариата могут быть и будут еще противоречия и конфликты с известной частью середняков. Разногласие между партией и оппозицией состоит вовсе не в этом. Разногласие тут состоит в том, что партия считает эти противоречия и возможные конфликты вполне преодолимыми на основе собственных сил нашей революции, тогда как Троцкий и оппозиция считают, что эти противоречия и конфликты могут быть преодолены “только в международном масштабе, на арене мировой революции пролетариата”.
Троцкий, жонглируя цитатами, пытается упрятать эти разногласия куда-то в угол. Но я уже говорил, что обмануть нашу партию не удастся.
А вывод? Вывод такой, что надо быть диалектиком, а не фокусником. Поучились бы вы, уважаемые оппозиционеры, диалектике у тов. Ленина, почитали бы его произведения, — пригодилось бы. (Аплодисменты, смех.)
Троцкий упрекал меня, как автора тезисов, в связи с тем, что там говорится о революции “самой по себе”, как революции социалистической. Троцкий находит, что такое обращение с революцией является метафизикой. Я никак не могу согласиться с этим.
Почему говорится в тезисах о революции “самой по себе”, как революции социалистической? Потому, что этим подчеркивается вся разница в оценке нашей революции между взглядами нашей партии и взглядами оппозиции.
В чем состоит эта разница? В том, что партия рассматривает нашу революцию как революцию социалистическую, как революцию, представляющую некую самостоятельную силу, способную идти на борьбу против капиталистического мира, тогда как оппозиция рассматривает нашу революцию как бесплатное приложение к будущей, еще не победившей пролетарской революции на Западе, как “придаточное приложение” к будущей революции на Западе, как нечто, не имеющее никакой самостоятельной силы. Стоит только сравнить оценку Лениным пролетарской диктатуры в нашей стране с оценкой оппозиционного блока, чтобы понять всю пропасть между ними. В то время как Ленин расценивает пролетарскую диктатуру как инициативнейшую силу, которая, организовав социалистическое хозяйство, должна пойти потом на прямую поддержку мирового пролетариата, на борьбу с капиталистическим миром, оппозиция, наоборот, рассматривает пролетарскую диктатуру в нашей стране как пассивную силу, живущую под страхом немедленной потери власти “перед лицом консервативной Европы”.
Разве не ясно, что слово “метафизика” пущено в ход для того, чтобы прикрыть им наготу социал-демократической оценки нашей революции со стороны оппозиции?
Троцкий говорил, далее, о том, что я заменил неточную и неправильную формулировку вопроса о победе социализма в одной стране, данную в моей книжке “Об основах ленинизма” в 1924 году, другой формулировкой, более точной и правильной. Троцкий, видимо, недоволен этим. Почему, на каком основании, — он так и не сказал. Что может быть плохого в том, что я исправил неточную формулировку, заменив ее точной? Я вовсе не считаю себя безгрешным. Я думаю, что партия может только выиграть, если ошибка, допущенная тем или иным товарищем, признается им и исправляется потом. Что хочет, собственно, сказать Троцкий, подчеркивая этот факт? Может быть, он хочет последовать хорошему примеру и заняться, наконец, исправлением своих многочисленных ошибок? (Аплодисменты, смех.) Что же, я готов ему помочь в этом деле, если тут нужна моя помощь, готов его подтолкнуть и помочь ему. (Аплодисменты, смех.) Но Троцкий преследует, видимо, какую-то другую цель. Если это верно, то я должен сказать, что его попытка есть попытка с негодными средствами.
Троцкий уверял в своей речи, что он не такой уж плохой коммунист, как его изображают представители большинства партии. Он привел целый ряд цитат из своих статей, говорящих о том, что он, Троцкий, признавал и продолжает признавать “социалистический характер” нашей работы, что он не отрицает “социалистического характера” нашей государственной промышленности и т. д. и т. п. Экая, подумаешь, новость! Этого еще не хватало, чтобы Троцкий отрицал социалистический характер нашей работы, нашей госпромышленности и т. д. Эти факты признаются теперь всеми, вплоть до нью-йоркской биржи, вплоть до наших нэпманов, не говоря уже об О. Бауэре. Теперь все видят, и враги и друзья, что мы строим промышленность не так, как строят ее капиталисты, что мы вносим в развитие нашей хозяйственной и политической жизни некие новые элементы, не имеющие ничего общего с капитализмом.
Нет, уважаемые оппозиционеры, не в этом теперь дело.
Дело обстоит теперь более серьезно, чем это может показаться оппозиционному блоку.
Дело идет теперь не о социалистическом характере нашей промышленности, а о том, чтобы построить социалистическое хозяйство в целом, несмотря на капиталистическое окружение, несмотря на наличие врагов, внутренних и внешних, ждущих гибели пролетарской диктатуры. Дело идет о том, чтобы добиться полного торжества ленинизма в нашей партии.
Дело теперь не в мелочах и курьезах. Мелочами и курьезами теперь не отговориться от партии. Партия требует теперь большего от оппозиции.
Либо вы проявите мужество и сумеете открыто и честно отказаться от своих принципиальных ошибок, либо вы этого не сделаете, и тогда получайте от партии заслуженную квалификацию вашей позиции, как позиции социал-демократического уклона.
Одно из двух.
От оппозиционеров зависит сделать выбор. (Голоса: “Правильно!”. Аплодисменты.)
V. Практическая платформа оппозиции. Требования партии
От жонглирования цитатами лидеры оппозиции пробовали перейти: и разногласиям практического характера. Троцкий и Каменев так же, как и Зиновьев, пытались формулировать эта разногласия, утверждая вместе с тем, что важны не теоретические разногласия, а разногласия практические. Я должен, однако, сказать, что ни одна из формулировок наших разногласий, данных оппозицией на этой конференции, не отличается ни объективностью, ни полнотой.
Вы хотите знать, в чем наши практические разногласия, вы хотите знать, чего от вас требует партия?
Слушайте:
1) Партия не может больше терпеть и не будет терпеть, чтобы вы каждый раз, когда вы остаетесь в меньшинстве, выходили на улицу, объявляли кризис в партии и трепали партию. Этого партия больше терпеть не будет. (Голоса: “Правильно”! Аплодисменты.)
2) Партия не может и не будет терпеть того, чтобы вы, потеряв надежду получить большинство в вашей партии, подбирали и накапливали всякие недовольные элементы, как материал для новой партии. Этого не может и не будет терпеть партия. (Аплодисменты.)
3) Партия не может и не будет терпеть того, чтобы вы, шельмуя партийный руководящий аппарат и ломая режим в партии, ломая железную дисциплину в партии, объединяли и оформляли все и всякие осужденные партией течения в новую партию, под флагом свободы фракций. Партия этого терпеть не будет. (Аплодисменты.)
4) Мы знаем, что у нас имеются большие трудности на путях строительства социализма. Мы видим эти трудности и имеем возможность преодолевать их. Мы приветствовали бы всякую помощь со стороны оппозиции в деле преодоления этих трудностей. Но партия не может и не будет терпеть того, чтобы вы делали попытки использовать эти трудности для ухудшения нашего положения, для нападения на партию, для атак против партии. (Аплодисменты.)
5) Партия понимает больше, чем все оппозиции, взятые вместе, что продвижение индустриализации и построение социализма возможны лишь при неуклонном подъеме материального и культурного положения рабочего класса. Партия принимает и будет принимать все меры к тому, чтобы материальное и культурное положение рабочего класса улучшалось неуклонно. Но партия не может и не будет терпеть того, чтобы оппозиция выходила на улицу с демагогическими заявлениями о немедленном подъеме заработной платы на 30–40 %, зная наверняка, что промышленность не может выдержать такого подъема зарплаты в данную минуту, зная наверняка, что подобные демагогические выступления имеют своей целью не улучшение положения рабочего класса, а культивирование недовольства среди отсталых слоев трудящихся и организацию недовольства против партии, против авангарда рабочего класса. Партия не может и не будет терпеть этого. (Голоса: “Правильно!” Аплодисменты.)
6) Партия не может и не будет терпеть того, чтобы оппозиция продолжала и— впредь подрывать основы смычки рабочих и крестьян, основы союза рабочих и крестьян, пропагандируя идею повышения отпускных цен и усиления налогового нажима на крестьянство, пытаясь “сконструировать” отношения между пролетариатом и крестьянством не как отношения экономического сотрудничества, а как отношения эксплуатации крестьянства пролетарским государством. Партия не может и не будет этого терпеть. (Аплодисменты.)
7) Партия не может и не будет терпеть того, чтобы оппозиционеры продолжали и впредь сеять идейную сумятицу в партии, преувеличивать наши трудности, культивировать пораженческие настроения, проповедовать идею невозможности построения социализма в нашей стране и подрывать тем самым основы ленинизма. Партия не может и не будет терпеть этого. (Голоса: “Правильно!” Аплодисменты.)
8) Партия не может и не будет терпеть, — хотя это не только ее дело, но дело всех секций Коминтерна, — чтобы вы продолжали и впредь тормошить Коминтерн, разлагать его секции и развенчивать руководство Коминтерна. Партия не может и не будет терпеть этого. (Аплодисменты.)
Вот в чем состоят наши практические разногласия.
Вот в чем суть политической и практической платформы оппозиционного блока, и вот против чего борется теперь наша партия.
Троцкий, излагая в своей речи некоторые пункты этой платформы и старательно скрывая другие пункты, спрашивал: что же тут социал-демократического? Странный вопрос! А я спрашиваю: что же тут коммунистического, в этой платформе оппозиционного блока? Что же тут не социал-демократического? Разве не ясно, что практическая платформа оппозиционного блока проходит по линии отхода от ленинизма, по линии приближения к социал-демократии?
Вы хотели знать, чего требует от вас партия, уважаемые оппозиционеры, — теперь вы знаете, чего она от вас требует.
Либо вы выполните эти условия, являющиеся вместе с тем условиями полного единства в нашей партии, либо вы этого не сделаете, — и тогда партия, побив вас вчера, начнет добивать вас завтра. (Аплодисменты.)
VI. Итог
Каковы итоги, результаты нашей внутрипартийной борьбы?
У меня имеется документ от сентября 1926 года, подписанный Троцким. Этот документ замечателен в том отношении, что там имеется некая попытка предвосхитить итоги внутрипартийной борьбы, имеется некий прогноз и некая обрисовка перспектив нашей внутрипартийной борьбы. В этом документе сказано:
“Объединенная оппозиция показала в апреле и в июле, и покажет в октябре, что единство ее взглядов только укрепляется под влиянием грубой и нелояльной травли, и партия поймет, что только на основе взглядов объединенной оппозиции есть выход из нынешнего жестокого кризиса” (см. письмо Троцкого оппозиционерам, сентябрь 1926 г. — приложение к стенограмме заседаний Политбюро от 8 и 11 октября 1926 г.).
Вы видите, что это почти что предсказание. (Голос: “Именно — почти что”.) Это почти что пророчество чисто марксистского типа, предвидение на целых два месяца. (Смех.)
Конечно, тут имеются некоторые преувеличения. (Смех.) Тут говорится, например, о нынешнем жестоком кризисе вашей партии. Но мы, слава богу, живы и здоровы и кризиса даже не приметили. Есть, конечно, некий кризис, но не кризис партии, а кризис некоей фракции, называемой фракцией оппозиционного блока. Но нельзя же выдавать кризис маленькой фракции за кризис миллионной партии.
В документе Троцкого говорится дальше, что оппозиционный блок укрепляется и будет еще укрепляться в будущем. Я думаю, что тут тоже есть некоторое преувеличение. (Смех.) Нельзя отрицать тот факт, что оппозиционный блок разлагается, что от него откалываются лучшие элементы оппозиции, что он задыхается во внутренних противоречиях. Разве это не факт, что тов. Крупская, например, отходит от оппозиционного блока? (Бурные аплодисменты.) Случайно ли это?
В документе Троцкого говорится, наконец, что только на основе взглядов объединенной оппозиции есть выход из нынешнего кризиса. Я думаю, что тут тоже имеется у Троцкого некоторое преувеличение. (Смех.) Оппозиционеры не могут не знать, что партия объединилась и сплотилась воедино не на основе взглядов оппозиционного блока, а в борьбе о этими взглядами и против этих взглядов, на основе социалистических перспектив нашего строительства. Преувеличение в документе Троцкого — явное.
Но ежели отвлечься от всех этих преувеличений, до пущенных Троцким в его документе, то от прогноза, как будто ничего, собственно, и не остается, товарищи. (Общий смех.)
Как видите, итог получается обратный тому итогу, который обрисовал нам Троцкий в своем прогнозе.
Я кончаю, товарищи.
Зиновьев хвастал одно время, что он умеет прикладывать ухо к земле (смех), и когда он прикладывает его к земле, то он слышит шаги истории. Очень может быть, что это так и есть на самом деле. Но одно все-таки надо признать, что Зиновьев, умеющий прикладывать ухо к земле и слышать шаги истории, не слышит иногда некоторых “мелочей”. Может быть, оппозиция и умеет, действительно, прикладывать уши к земле и слышать такие великолепные вещи, как шаги истории. Но нельзя не признать, что, умея слышать великолепные вещи, она не сумела услышать ту “мелочь”, что партия давно уже повернулась спиной к оппозиции, а оппозиция осталась на мели. Этого они не услышали. (Голоса: “Правильно!”)
Что же из этого следует? А то, что у оппозиции, очевидно, уши не в порядке. (Смех.)
Отсюда мой совет: уважаемые оппозиционеры, лечите свои уши! (Бурные, продолжительные аплодисменты. Конференция, стоя, провожает тов. Сталина.)
“Правда” № 262, 12 ноября 1926 г.