{195}
I
ак выглядел бы мир, если бы на него не влияла литература? Прежде всего не существовало бы наций. Они — создание идеи, и только идеи. Каждая нация в нынешнем своем виде создана ее певцами. Иначе она никогда не осознала бы сама себя и ни одному государственному деятелю не представился бы случай отличиться перед нею. Сто лет тому назад все это было привычным и происходило у всех на виду.
Но и наднациональное чувство солидарности европейцев является открытием писателей, и только они его поддерживали и оберегали в самые тяжелые времена. В один прекрасный день опытные дельцы смогут использовать это открытие для каких-либо грязных целей. Подобные люди уже злоупотребляли идеей нации. Такова уж судьба сделанных поэтами открытий — обогащать и делать счастливыми других.
Любая действительность, прежде чем она утвердилась, давно уже существовала в литературе. Вторая французская империя вся, сверху и донизу, предсказана в романах Бальзака. Что серьезно угрожает сегодняшнему буржуазно-демократическому обществу? Ни партии, ни вооруженные банды, а то обстоятельство, что молодая европейская литература не стоит больше на его стороне. Но молодая литература не имеет такого гения, как Бальзак, — в этом счастье старого общества.
В предчувствии чего-то недоброго, это общество принимает свои меры против литературы. Пока не поздно, предпринимаются спешные попытки подавить свободу мысли. Наши новые законы против «халтуры» и «увеселений»; репрессии против тех, кто высказывает коммунистические идеи и взгляды; так называемая государственная измена через посредство литературы — все это свидетельствует о мощи литературы! Ее боятся.
Возможности борьбы отрезаны не только в политике. Подозрение вызывает уже тот, кто критикует общество, и даже тот, кто беспристрастно отображает его в романах. Стоит писателю проявить малейшую проницательность, проникнуть в тщательно оберегаемые тайны, и вокруг него по мере его продвижения будет создаваться зона многозначительного молчания. Что заключено в этом молчании? Ненависть? Восхищение? Порой общество и заклятого врага окружает безмерным восхищением.
Не может быть, чтобы целое общество хотело раскаяться и загладить свою вину! Каждое общество творит несправедливости, но никогда не признается в этом. Однако ему все же приходится считаться с теми, кто видит его несправедливости. А к некоторым его даже неудержимо влечет. Тот, кто целеустремленно и настойчиво играет на его слабости, — какой-нибудь одержимый журналист, — может достичь беспримерной власти. Он может достичь ее именно в обществе, которое шатается и поэтому считает, что настало время принимать особые меры.
Литература никогда не бывает только искусством, не существует творчества, которое, едва возникнув, возвышается над своим временем. Литература не может быть так по-детски любима, как музыка. Ведь она совесть — из мира восставшая и пред миром явленная. Совесть всегда действенна. Тот, кто ее преследует, может на какое-то время отдать мир в руки безумцев. Тогда для совести наступает самый великий день.
II
Нынешнее время не лишено духовных движений, оно знает такие примеры, как пропаганда объединения Европы и идейная борьба за исторически неизбежный социализм. Оно знает такие духовные деяния, как реформа педагогического образования в Пруссии. По сравнению с минувшими буржуазными временами этот послебуржуазный период, разумеется, не беднее идеями. Мы имеем литературу более бодрую, более откровенную и более бесстрашную, чем порой имели раньше.
Идеями охвачены сравнительно небольшие группы; однако мы не должны забывать, что раньше в духовные движения вовлекалось еще меньшее число людей. После провозглашения демократии мы всегда ожидаем, что она вся целиком включится в движение.
Наша демократия, конечно, далека от этого. Она, как всем известно, интересуется главным образом техникой, сделками и спортом. Требования, которые выдвигает интеллект, в целом ей чрезвычайно тягостны. Это дает возможность бдительным и заинтересованным противникам духовных движений решительно ополчиться против них. Никто не препятствует им. Любые меры против духовных явлений, духовных борцов применяются на глазах у убийственно равнодушной общественности.
Так, некоторые политики и их партии узаконили контроль над печатным словом. Суды могут штрафовать даже книготорговцев вместе со всеми их служащими за распространение идей, хотя идеи эти провозглашаются в парламентах, и потому с ними можно познакомиться в любой газете. Повсюду конфискуют, шпионят, преследуют и арестовывают, как сто лет назад, во времена Священного союза и гонений на «демагогов».
Что можно сказать в таком положении? Реакция, осуществляемая от имени народной массы, которая и бровью не ведет, — это еще, собственно, не демократия. Это несомненно. Демократия внедряется главным образом лучшими, избранными вождями. Об этом часто говорилось. Такие вожди были бы, разумеется, духовно заинтересованы и пресекли бы бесчинства, творимые от имени народа.
Можно было бы, пожалуй, какое-то время жить только спортом, техникой и экономикой. Это дает отдых голове, укрепляет тело и, очевидно, лучше всего помогает забыть тяжелые испытания, оставшиеся позади. Правда, вопрос в том, нужно ли вообще так скоро забывать пережитое, но мы не хотим обсуждать это. Оставим также в стороне вопрос, не пришло ли несчастье потому, что в свое время слишком мало заботились о познании, в особенности о самопознании.
Но нежелание думать не должно вырождаться в ненависть к мыслям. Это может завести нас слишком далеко. Большинство не должно допускать преследования идей. Такое преследование — недостойно и, кроме того, бесполезно. Даже если это большинство духовно отдыхает, оно не должно забывать о прошлом, или же нужно настойчиво напоминать ему об этом. Идеи не убивают как мух и не уничтожают, как это во всяком случае делают с людьми, борющимися за них. Идеи всегда были самыми реальными факторами на земле. В качестве таковых проделали свой путь и те идеи, которые уже осуществлены.
Нет оснований считать идеи будущего нереальными и столь слабыми, что с помощью насилия легко можно с ними покончить. Напротив, их нужно освоить сейчас. Они еще далеки и потому непонятны даже друзьям. То, что, например, сегодня называется коммунизмом, будет после осуществления выглядеть иначе, чем представляют себе; будет, возможно, даже по-другому называться. Впрочем, понятия изменяются, прежде чем мы осознаем это, и в один прекрасный день мы с удивлением замечаем, где мы находимся и как все было просто. Никакая идея не должна становиться пугалом, вокруг которого важничают никому не нужные «спасители общества».
Пускай духовно отдыхают, — может быть, в тишине восстановятся силы, — чего от всей души можно пожелать этому поколению. Но тем не менее необходимо знать, какова слава тех прошлых поколений, которые упорствовали, хотели спасти только отжившее (в то время как сами они со дня на день должны были освободить место другим). Для истории такие поколения всегда были самыми презренными. Их ненависть к идеям свидетельствовала о близости их жалкого конца. Их безрассудная борьба против неодолимых фактов жизни делает их впоследствии недостойными сочувствия даже в настоящей беде.
Слишком много полагаются теперь на силу, которую называют «динамикой». Но подумаем же о том, что хваленая динамика отнюдь еще не энергия! Тренированная, жизнедеятельная энергия связана с познанием, — она никоим образом не может быть помехой познанию. Духовные усилия, духовная готовность, бесстрашие и чувство ответственности были бы, при правильном подходе, чрезвычайно полезны для улучшения бытия. Не будем требовать слишком многого от нуждающихся в отдыхе, — но тип человека, в котором познание и деяние не мешают друг другу, а стимулируют, и является подлинным историческим идеалом Европы. В целом мы должны остаться верны ему. Только тогда наше будущее будет гарантировано.
Что это означает практически? То, что наше образование необходимо обновить. Ведь оно пострадало, это известно каждому. Молодежь, как правило, не имеет ни знаний, которые ранее были все же достоянием целых слоев населения, ни обыкновенной воспитанности, которая свойственна нам. Я имею в виду ту гуманность, что в первую очередь порождается образованием, если только не равнозначна образованию. Чем лучше удастся распространить образование в духе гуманности, тем успешнее демократия осуществит свои функции.
Поэтому среди наиболее передовых идей, порожденных потребностью времени, ведущее место принадлежит идее единого образования. С 1924 года всеобщее обучение будущих народных учителей передано высшим школам. Народная школа теперь органически связана с высшей школой. Существует единая начальная школа, и существует школа, которая готовит одаренных выпускников народных школ для институтов. Пропасть между народным обучением и высшим образованием устранена.
Это первый шаг к тому, чтобы устранить и социальные пропасти; ибо это есть признание того, что каждый должен начинать жизнь хорошо вооруженным. Поколение, осуществившее эту идею, духовно жило не напрасно.
НЕМЕЦКАЯ РЕСПУБЛИКА
оворя по-немецки, немецкий республиканец средних достоинств твердо знает о своем государстве лишь одно: он знает, что это выгодное дело. Монархист придерживается о республике точно того же мнения. Да и вообще монархистов уже давно нет в природе. Есть только люди, превратившие свои былые монархические замашки в средство наживы. Кто готов поступиться своими замашками, того допускают в дело. Монархист превращается в заурядного республиканца, республика же приобретает по части лживости придворный оттенок.
Немецкий монархо-республиканец в душе своей — советник правления. Он взирает на платежеспособную толпу, как правление банка — на мелких акционеров. Последние не должны иметь никакого влияния, и участие их в прибылях следует по возможности ограничить. Отсюда проистекает разбавление капитала, сопровождаемое красивыми словами об общем благе. Каждому члену правления принадлежит несколько голосов, и до самой своей смерти он так и не поймет, что две трети голосов все-таки находятся в руках оппозиции.