Убийство нацистскими палачами деятеля берлинских профсоюзов Рудольфа Клауса чревато далеко идущими последствиями. Оно явилось поводом для очевидных всей общественности и всему миру первых совместных действий немецких социал-демократов и коммунистов. Запомним этот день, 20 декабря, он займет свое место в будущих исторических исследованиях. В этот день единый фронт социалистов стал реальностью; а с единого фронта социалистов берет начало народный фронт всех немцев. Можно положиться на закономерность исторического процесса, на непреложность смены его этапов. Когда люди противятся закономерности, факты все-таки действуют. Вожди обеих партий социализма обменивались многими упреками. Не случись этого взаимного отчуждения рабочих вожаков, и, вероятно, не было бы Третьей империи. За новое объединение всего активнее боролись немецкие коммунисты — и это вполне понятно. Они еще никогда не были у власти и, после того как их гнев несколько поутихнет, поймут, что их удел наименее плачевный. Подпольные работники коммунистической партии самоотверженно подрывают устои преступного государства, и именно они составляют наибольшее количество казненных. Они побеждены, но они не покорились. Коммунисты — самая молодая поросль немецкого социализма. Для поддержания крепости духа им не требуется оглядываться на историю формирования пролетариата: сама живая современность питает их душевные силы; есть на земле такое государство, которое убедительно доказывает их правоту. Все крепче становится мощь Советского Союза, могущество целой части света; стоит только сравнить его с весьма спорным, весьма сомнительным могуществом «срединной империи», которая, катясь в пропасть, кичится тем, что спасает мировой капитализм. Нет, немецкие коммунисты совсем не чувствуют себя побежденными.
Социал-демократам трудно забыть об этом. Три года назад, еще перед крушением республики, в правительстве которой они участвовали, им было брошено обвинение в измене. Однако они не изменяли никому и ничему — даже собственной совести; а именно это и является решающим. Социал-демократы несколько выдохлись, участвуя в правительстве республики; ведь даже лучшие из правителей склонны расценивать сферу своей деятельности как нечто весьма устойчивое. В социал-демократах ослабело сознание надвигающейся опасности, они разучились бороться. Постигшее их поражение кажется им непонятным и скорее побуждает к самооправданию. Что же именно упущено? В пределах демократических правил игры совершено все возможное, вне этих пределов — якобы начинаются безумие и разрушение. Тем побежденным, которые побеждены лишь благодаря собственному прекраснодушию, всего труднее подняться до подлинного осознания своих ошибок. Но в конце концов социал-демократы поднялись до такого осознания и даже — еще выше. Они вернули своим резолюциям их естественный цвет. Первейшая необходимость в их положении — перестать пересчитывать прежние обиды и в самом своем унижении найти новый источник сил. Вторым важным решением должно быть: довериться готовности к примирению тех товарищей, с которыми ранее приходилось ожесточенно спорить, довериться большим сдвигам в их сознании. Ведь и те хотят быть демократами! Да, конечно; а то, что сами социал-демократы вновь становятся революционерами, должно быть третьим важным решением, хотя отнюдь не самым трудным. Все это не требует особых потрясений. Если коммунистической революции не произошло, а социал-демократическая законность растоптана, то что же остается? Что же иное может стать плодотворным исповеданием веры, способным влить в души животворную силу? Только революционная демократия. Если существует на свете истинная идея, то это — идея революционной демократии, которая совмещает в себе и объединяет обе пролетарские партии.
Революционная демократия является подлинным духовным выражением нашего времени, ибо она черпает свою силу в реальных жизненных условиях; террор преступного гитлеровского режима лишь усиливает ее влияние. «В Германии прокладывает себе пути великое движение солидарности; в различных частях страны оно приводит к созданию комитетов солидарности и к объединенным действиям в помощь арестованным братьям по классу и их семьям». Так говорится в докладе Вильгельма Пика на Брюссельской конференции КПГ. Общие бедствия разрушают преграды между партиями, — и прежде всего там, где вопрос касается самой жизни. Между тем для порабощенных немцев речь идет не об одном лишь существовании. Утрата свободы совести ведет к отмиранию чести, она, эта утрата, является духовной стерилизацией — карой, вполне достойной гитлеровских захватчиков. Поэтому снова падают преграды — ныне уже между религиозными партиями и теми, кто стоит на левых позициях. Еще больше искусственных размежеваний устраняется по мере того как немцам, всем немцам всех слоев и социальных групп, становится ясно, что означает утрата всех гражданских свобод, всех человеческих прав. Ибо в конце концов сами-то они — имей они возможность проявить свою волю — не допустили бы столь ужасного развала экономики: ни разбазаривания общественного достояния во имя таких бесплодных целей, как вооружение и содержание удвоенного государственного и партийного аппарата, ни принудительных работ. Немцы Третьей империи исполняют принудительные работы — такова их обязанность, и сюда относится не одно лишь отбывание официальной «трудовой повинности». Подданные Третьей империи в их нынешнем положении служат всеми своими усилиями как материальными, так и духовными, не самим себе по отдельности и не самим себе в своей массе, но своре паразитов, — тоталитарному государству, которому нет никакого дела до людей. Это-то и является решающим и должно быть высказано со всей определенностью: они служат государству, которому до них нет никакого дела.
Тоталитаризм Третьей империи является заклятым врагом всех и в конечном счете даже тех немцев, которым она как будто бы покровительствует. Гитлеровское государство ничуть не заботят сами люди, их счастье, сама их жизнь. Всех их, самих по себе, государство ни в грош не ставит, ради них самих оно не пожертвовало бы даже картофелиной. Но гитлеровцам необходимо, чтобы у людей оставались хоть какие-то силы для осуществления бесплодного и бессмысленного фокуса, — превратиться в «чистую расу»; все для того, чтобы в недалеком будущем ввергнуть людей в безумную войну ради завоевания «Империи». Притом, для этих махровых захватчиков понятие «империи» не ограничивается пределами «Третьей», в которой они уже властвуют. «Империя», о которой они мечтают, не более как смутная, расплывчатая иллюзия; они относят ее начало к временам задолго до Бисмарка, вероятно, к самому Карлу Великому. Весь мир должен быть перестроен в соответствии с их бредовыми замыслами, которые они пытаются представить истинно немецкими; на самом деле это несусветный бред ничтожных обезумевших авантюристов, которым нет и не может быть покоя, ибо при всем их показном могуществе они чувствуют свое внутреннее бессилие; и так как они не в состоянии должным образом управлять шестьюдесятью миллионами, то им кажется, что лишь шестьсот миллионов способны составить достойную их власти «империю».
Так обстоит дело сейчас, так оно пока что продолжается. Народ утратил свою свободу во имя фантастической «мировой политики»; свободу отняли захватчики, которые не способны понять и оценить Германию, но собираются направить ее на службу своей бредовой идее мирового господства. Разумеется, все это и составляет историю капитализма на его последней стадии. Однако надо понять и то, что только последние выродки могут решиться во имя капитализма посягнуть на свободу цивилизованного народа: заговорить ему зубы, запорошить глаза пылью лжи, чтобы отнять и общественные и личные права. Немецкий народ, неискушенный в вопросах свободы, позволил себя одурачить и ослабить; но он еще покажет себя. Только теперь немецкий народ осознал сущность свободы и ее ценность; осознал, что она — основа всему, что с ее утратой утрачивается все. Поэтому рушатся разделяющие немцев преграды, рушатся ежедневно. Поэтому немцы впервые начинают объясняться друг с другом на подлинно народном языке, а не при помощи нацистских идиомов.
Должен признаться, что я не ожидал так скоро тех событий, которые произошли недавно. Встает активист социал-демократов, он признает допущенные им ошибки и, напрягая дрогнувший голос, подтверждает, насколько много зависело от него дело пролетарского единства. Предположим, однако, что он вообще отрекся бы от дела Единого фронта: этим он совершил бы тягчайшее преступление; и это было в полной мере осознано и прочувствовано всеми присутствующими. Поднимается католик; он горячо отвергает прежнюю обособленность вероисповеданий, он оставил далеко позади прежние свои убеждения; он выглядит обновленным и до крайности взволнованным, — ему передалось волнение безграничной массы людей, людей самого различного происхождения, но желающих того же, что и он. Каждый отбросил привычные стеснения, привычные ограничения. Вскакивает ученый: до сих пор ему не было дела до церкви; но сейчас он внезапно высказывается за ее неприкосновенность, за ее почетное место в будущем народном государстве.
Все это внушает мне веру, что духовные, основы будущего народного государства уже заложены. О! Многое еще надо совершить, чтобы оно стало реальностью. Сила и террор Третьей империи — еще не самсе большое препятствие. Для того чтобы те, кто исполнен желания свергнуть гитлеризм, стали способны к действию, недостаточно одних лишь порывов чувства. Но прочное, устойчивое чувство лучше всего научит людей верить друг другу. Только искреннее чувство обеспечивает силу убеждения и готовность к самопожертвованию. И то и другое уже заявляет о себе. За границей они проявляются явственнее, но это потому, что здесь находится изгнанный орган печати — голос страны: это мы и никто кроме нас. Низвержение Третьей империи неизбежно. Попытаемся наметить основной закон революционной демократии. Он закладывается здесь. Он сменит господство сволочи и станет режимом нравственного воспитания. Поскольку революционная демократия следует за состоянием хаотического произвола, то она заслужит свое название лишь благодаря порядку и идейности. Пока что немцы не имели даже права на жизнь, не говоря уже о праве на свободу. Революционная демократия обеспечит свободу тем, кто снова станут людьми, а не только немцам; она обеспечит свободу надежнее, чем бумага конституции: путем упорядочения экономики. Магнаты экономики обманывают демократию прежде чем ее прикончить: они не считаются с экономическими законами. Беззаконием является и то, что народ лишен прав на действительно принадлежащей ему земле и в то же время одурачен химерой «Райха» — измышлением выродков, понятием, не заключающим в себе ни определенности территории, ни определенности времени. Народ должен так использовать свое жизненное пространство, чтобы его хватило на всех: это и явится подлинной революцией и подлинной демократией. Окружающим государствам — мир. Германия безоговорочно включается в союз народов, который явится выражением объединенной всемирной демократии. Архаическая вражда немцев против Европы, их Третья империя — все это было не чем иным, как пор