Рассел закашлялся.
Я застонал.
— Прекрасно. Пусть мистер Теннет подождет. Понятия не имею, что ему нужно от меня. Теперь все равно ничего не исправить.
Когда слуга вышел, я встал и поплелся в ванную. Холодный душ освежил меня всего, и головная боль почти прошла. Я побрился, смешал виски с содовой, выпил его и оделся, чувствуя, что начинаю приходить в себя. Питер ждал в гостиной.
— Привет, — сказал я и, подойдя к буфету, снова приготовил себе стакан виски с содовой. — Я спал. Извини, что заставил тебя ждать.
— Это не имеет значения, — сказал Теннет.
— Выпьешь?
Он покачал головой. Я подошел к кушетке и уселся рядом с гостем. Наступила неловкая пауза. Мы посмотрели друг на друга и отвернулись.
— Ты пришел из-за Ингрема, да? — спросил я.
— Да. Других причин нет. Ты был пьян?
— Я должен оправдываться? — уточнил я, пытаясь сдерживаться, но чувствуя, что начинаю злиться.
— Я пришел сюда не за тем, чтобы критиковать твои поступки, — быстро проговорил Питер. — Хотя, должен признаться, меня удивило твое поведение. Я должен известить тебя, что Голд намерен подать на тебя в суд.
Я уставился на режиссера.
— Голд намерен подать на меня в суд? — повторил я. — Вот это да! Этого я никак не ожидал.
Питер кивнул.
— Боюсь, что это так. Ингрем получил травму. В течение нескольких дней он не в состоянии работать. Этот простой обойдется студии в копеечку. И Голд бесится.
Внезапно я почувствовал себя удовлетворенным: по крайней мере вошь получила как следует.
— Понятно, — сказал я.
— Я решил прийти к тебе и поговорить, — продолжал Питер. Он чувствовал себя как-то неуверенно и неловко, и по выражению его лица я видел, что ему неприятен этот разговор. — Р.Г. сказал, что потеряет от этого сто тысяч долларов.
— Вполне приличная сумма. Так вот во что обошелся один мой удар! — выпалил я и внезапно ощутил страх, по коже у меня побежали мурашки. — И Голд намерен судом взыскать с меня эту сумму?
— Юридически он не правомочен подать на тебя в суд и потребовать выплаты этих денег, — объяснил Питер. — В суд может обратиться только Ингрем. — Питер посмотрел на свои начищенные до блеска ботинки и добавил: — Р.Г. встретился с Ингремом.
— Вот как. Он встретился с Ингремом? — Я отпил половину стакана спиртного, как пьют воду. Виски с содовой показалось мне безвкусным. — И Ингрем воспользуется своим правом, чтобы через суд взыскать сто тысяч долларов? Боюсь, что ему не удастся получить эти денежки.
Питер осторожно стряхнул мизинцем пепел с сигареты.
— Ингрем не подаст на тебя в суд. Он сказал Голду, что не сделает этого.
Я поставил стакан на столик.
— Почему же?
— Не знаю, — откровенно признался Питер. — Я на его месте не пощадил бы тебя. Ты мерзко поступил с ним, так ведь, Клив?
Я отмахнулся.
— Ты хочешь сказать, что он играет в благородство и подставляет мне вторую щеку?
Питер подтвердил мое предположение:
— Что-то в этом роде.
Я вскочил. Моему возмущению не было предела.
— Проклятое животное! Я не позволю ему так обращаться со мной! Пусть подает на меня в суд! Это не имеет для меня никакого значения! Ты думаешь, меня беспокоит, как он поступит?
— Послушай, Клив, ты лучше сядь, не горячись. Ты уже и так достаточно наделал глупостей, приди в себя. Что с тобой произошло? Тебе известно, что Кэрол на грани нервного расстройства?
Я наклонился к гостю.
— Вот что, Питер. Мне ни к чему, чтобы ты меня опекал. Я абсолютно уверен в этом. Не вмешивайся в мои дела. Не вмешивайся, говорю я тебе.
— Я и сам не хотел ввязываться, — сказал Питер, сделав какой-то отчаянный жест. — Ты вообразил, мне это доставляет удовольствие? Кажется, ты не понимаешь, насколько все серьезно. Ты вступаешь в борьбу с Голдом. Все, что причиняет вред Голду, причиняет вред студии. Избиение Ингрема вызвало массу толков. Зачем тебе понадобилось избивать его, мне это абсолютно неинтересно. Допустим, у тебя были на это свои причины. Я их не знаю и не хочу знать. Но дело сделано, и план работы киностудии сорван. Положение обострилось еще и тем, что Кэрол в ужасном состоянии. Она не может работать, не может сосредоточиться, и, насколько я понимаю, все это из-за тебя.
Немного успокоившись, я снова сел.
— Ты во всем готов обвинить меня, — с горечью проговорил я. — Какого черта! Что вы все от меня хотите?
— Тебе следовало бы на несколько дней покинуть Голливуд, — сказал Питер. — Ты можешь уехать во Фри-Пойнт? Я хочу только одного: ты не должен связываться с Р.Г., особенно теперь, когда ты в таком ужасном состоянии. Ингрем не станет подавать на тебя в суд, и мы с Френком уговорим Р.Г. оставить тебя в покое. В настоящее время Р.Г. жаждет твоей крови, Клив!
«Если Голд бесится из-за меня, — подумал я, — значит, мой сценарий летит ко всем чертям».
— Я не могу сейчас уехать из города, — задумавшись на мгновение, сказал я. — У меня много дел, но я постараюсь держаться подальше от Голда.
Питер встревожился, но потом, подумав, согласился:
— Может быть, все еще уладится. — И встал. — Я должен вернуться на студию. У нас там переполох, и Голд похож на медведя, который ревет от головной боли. Будь разумен и в течение ближайших дней не попадайся ему на глаза, Клив.
— Хорошо, — пообещал я. — Между прочим, тебе известно, Питер, что я пишу сценарий для Голда? Как ты думаешь, останется в силе наш договор с ним?
Питер пожал плечами.
— Может быть, и останется. Все зависит от того, как удастся уладить ваши отношения. Если получится замять эту неприятную историю и твой сценарий будет хорошим, возможно, договор останется в силе: Р.Г. — человек дела и не пропустит выигрышного сюжета. Но твой сценарий, естественно, должен быть на высоте.
— Понятно. — Я проводил режиссера до двери, чувствуя, что настроение мое ухудшается и нервы мои изрядно сдали. Я начал осознавать, какую потрясающую глупость я сотворил, избив Ингрема. Это может испортить всю мою карьеру.
— А Кэрол ты ничем не можешь помочь? — с надеждой в голосе спросил Питер.
— Пожалуй, ничем.
Он пристально посмотрел на меня, и мне вдруг стало стыдно.
— Она любит тебя, Клив, — тихо проговорил Теннет. — Она — большой ребенок, и не заслуживает такого отношения. Было время, когда я думал, что у вас серьезные намерения относительно друг друга. Я знаю, что это не мое дело, но мне больно смотреть на нее: ее состояние ужасно.
Я не проронил ни слова. Питер стоял, не зная, уходить или подождать. Видя, что я молчу, закончил:
— Очень жаль. Будем надеяться, что она как-нибудь переживет это. До свидания, Клив. Нигде не показывайся. Я уверен, что если ты будешь достаточно осторожен, все обойдется.
— Надеюсь, — сказал я и добавил: — Спасибо, что зашел.
Когда гость ушел, я вернулся в гостиную и выпил еще один стакан виски. Я хотел поехать к Кэрол, но не нашел в себе достаточно мужества, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Я причинил ей боль и был уверен, что если поеду к ней сейчас, то только усложню свою задачу примирения. Нет, надо подождать и дать Кэрол время прийти в себя. Мне же следовало подумать, как быть дальше. Ингрем не беспокоил меня. Я волновался из-за Голда. Если он захочет войны, то может оказаться очень опасным противником. Я сел и принялся решать эту задачу. Может, лучше попробовать увидеться с ним и постараться объясниться. Такой вариант показался сначала удачным для выхода из опасной ситуации. Но после долгих раздумий я решил, что вернее всего поступить так, как советует Питер: пока все не успокоится, держаться подальше от Голда. Я прямо-таки с ненавистью оглядел большую гостиную, сознавая, что не смогу день за днем сидеть здесь взаперти, как зверь в клетке. Я сойду с ума, потому что давно разучился уютно устраиваться с книжкой в руках и наслаждаться тишиной и покоем. Голливуд сделал меня беспокойным, и мысль о том, что я вынужден буду находиться в полном одиночестве хотя бы несколько часов, была невыносима. Я посмотрел на часы. Одиннадцать сорок пять. Сделав поворот, мысли мои сами по себе вернулись к Еве. Она, пожалуй, еще в кровати и спит. Теперь я знал, что мне надо делать. Заеду за Евой и приглашу позавтракать со мной. Как только я это решил, мне сразу стало легче. С Евой не только проблема одиночества, но и все другие испарятся, исчезнут. Останемся только мы сами. И главным будет то, что мы вместе.
В двенадцать с небольшим я приехал на Лаурел-Каньон-Драйв. Остановив машину рядом со знакомым уже домом, я быстро спустился по тропинке, постучал и стал ждать. Дверь тут же открылась. Ева стояла на пороге и мигала глазами, ослепленная ярким солнечным светом. Она уставилась на меня.
— Это ты, Клив! — воскликнула она и захихикала. — А я думала, что это молочник! — Женщина, по-видимому, только что встала с постели. Волосы ее были расчесаны, но лицо не накрашено. — Что это ты делаешь здесь в такое время?
Я улыбнулся, довольный уже той удачей, что меня встретила сама хозяйка дома.
— Привет, Ева! — поздоровался я. — Мне хотелось сделать тебе сюрприз. Можно войти?
Она запахнула халатик и зевнула.
— Я как раз собиралась принять ванну. Ты переходишь все границы, Клив. Ты мог бы, по крайней мере, позвонить мне.
Я прошел за хозяйкой в спальню. В комнате чувствовался смешанный запах духов и пота. Ева открыла окно.
— Фу! Здесь такой тяжелый воздух, правда? — сказала она и присела на кровать, растрепав рукой волосы. — Как же я устала!
Я сел на кровать рядом с Евой, тесно прижавшись к ней.
— Ты выглядишь так, словно провела кошмарную ночь, — заметил я. — Чем ты занималась?
— Я ужасно выгляжу, да? — спросила женщина. Она откинулась на подушки и вытянулась всем телом. — Мне все равно. Сегодня мне все безразлично.
— У меня такое же настроение. Поэтому я и пришел к тебе, — сказал я, глядя сверху вниз на ее бледное, измученное лицо. Под глазами у Евы были мешки, и две линии на переносице залегли глубокими морщинками. — Давай поскучаем вместе. Поедем куда-нибудь позавтракать?