— Хорошенькая, — сказала она.
— Хорошенькая, — согласился Бисквит.
— Да я ее знаю! — воскликнула Энн.
— Знаешь?
— Это Кичи Вэлентайн. Мыс ней плыли на одном пароходе.
Бисквит чуть было не брякнул что-то насчет судьбы, которая удосужилась свести их всех вместе, но вовремя спохватился. Это, пожалуй, было бы некстати. Он промолчал.
— Она ведь живет по-соседству? — спросила Энн. — Я и забыла.
— Правильно. По-соседству. Мы познакомились, болтая через забор.
— Понятно. Надеюсь, ты будешь очень счастлив.
— Обязательно, — уверил ее Бисквит.
— Мне, пожалуй, пора, — сказала Энн. Бисквит жестом остановил ее.
— Погоди, — сказал он. — А что же у вас с Берри приключилось?
— Мне не хочется об этом говорить.
— Знаешь, милые бранятся…
— Это не милая брань.
— А что тогда? Господи! Если браки заключаются на небесах, так это ваш случай. Ты — прелестнейшее существо, а он — само совершенство. Природа осыпала его своими дарами и может гордиться своим произведением. Я готов подписаться под этими словами, и если бы вдруг сейчас сюда явился наш учитель, он сделал бы то же самое. Если ты в самом деле дала отставку старику Берри, ты просто умом тронулась. И не надейся, что судьба пошлет тебе второго такого парня. Этого не будет. Второго Берри тебе не найти, даже если ты проживешь миллион лет. А уж как его ценят на секретной службе! — добавил Бисквит, выбрасывая козырную карту.
Энн коротко рассмеялась.
— На секретной службе!
— А почему ты говоришь об этом с таким ехидством?
— Я знаю о нем все, спасибо, — сказала Энн, — Тебе незачем мне врать.
Тут он исчерпал лимит.
— А? — протянул Бисквит. — Ах, вот оно что! Он понял, в чем дело.
— Он секретарь моего дяди, — презрительно сказала Энн.
— Отчасти, да, — неохотно признал Бисквит. — Ну и что из этого?
— То есть?
— Какая разница? Энн сверкнула глазами.
— По-твоему, никакой? Думаешь, можно обнаружить, что тебе врали без удержу, дурачили, и испытывать те же чувства к человеку, который… — Она проглотила подступивший к горлу комок. — Который притворяется, что любит, потому что ты богата?
Бисквит обомлел.
— Дорогая моя гордячка, ты хочешь, чтобы я поверил в то, что Берри охотился за твоими деньгами?
— Да. Мне леди Вера сказала.
— Даже признав, что моя тетя Вера знает об охоте за деньгами все, что только можно об этом знать, — сказал Бисквит, — я полностью отрицаю эту возможность. Послушай, Энн! Я проучился вместе с Берри пять лет и знаю его как облупленного. Это честнейший человек. Заявляю со всей ответственностью. Разве можно ошибиться в том, с кем проучился пять лет в одной школе? Берри — надежный парень.
— А почему же он лгал мне?
— Объясняю. Он просто хотел тебя повеселить. Увидел тебя тогда в «Беркли», моментально влюбился, потом, не раздумывая, сел к тебе в машину и придумал эту байку насчет секретной службы, чтобы как-то оправдать свой безумный поступок. Это в его стиле. Он совершает безумства, а потом пытается выйти из затруднительного положения с честью. Ну да, он секретарь твоего дяди. Думаешь, он нанялся к папаше Фрисби от хорошей жизни? Он оказался без пенни в кармане, один адвокат одолжил ему пару сотен, чтобы он выкрутился, и ему пришлось принять эту должность, чтобы отдать долг. Он все мечтал отправиться в Рио или в Аризону, в общем, куда-то в горы, на заработки. Кстати, насчет Аризоны. Ты еще увидишь, какой была дурой, заподозрив эту кристальную душу в корысти. У него самого денег не клюют, тыщи тыщ. Завтра будут. И у меня тоже. Нам повезло,
Энн молчала. Потом глубоко вздохнула.
— Понятно, — сказала она.
— Этого мало. Что ты собираешься делать?
— Я сама себя одурачила, — сказала Энн.
— Еще как одурачила, — горячо подхватил Бисквит. — Ты сделала большую глупость. Какие шаги думаешь предпринять, чтобы ее исправить?
— Написать ему?
— Неплохая мысль.
— Сейчас поеду и напишу.
— Отлично.
— Ну, я пошла, Годфри.
— Иди-иди, — подстегнул ее Бисквит. — То есть я, конечно, рад был тебя видеть и все такое, но надо исправлять ошибку.
— Я, наверное, должна тебя поблагодарить, — сказала Энн у порога.
— Нет нужды. Рад, если я сумел чем-то быть полезным.
— Тогда до свидания.
— До свидания, — сказал Бисквит. — Буду с интересом следить за развитием событий. Ба, а это что за птичка?
Птичкой оказался возникший из темноты капитан Келли.
— Минуточку, — сказал капитан Келли.
Энн встревоженно смотрела на него. В шляпе, надвинутой на глаза, он выглядел устрашающе.
— За пустыми бутылками, а также с предложением товаров — милости прошу с черного хода, — сказал Бисквит с непреклонностью хозяина дома. — Если только, — добавил он, — вы не викарий.
— Я не викарий.
— Тогда кто же?
— Неважно, — коротко ответил капитан Келли. — Должен вам сказать, что сегодня никто не покинет этот дом, и юная леди в том числе.
— Что? — вскричал Бисквит.
— Что? — вскричала Энн.
— Это видели? — спросил капитан Келли.
Свет, падавший из холла, осветил внушительного вида револьвер. Энн и Бисквит завороженно глядели на него.
— Если вздумаете делать глупости, имейте в виду, что я жду на крыльце, — сказал капитан Келли.
— Да в чем дело? — призвал его к ответу Бисквит.
— Сами знаете, в чем, — лаконично ответил капитан Келли. — Назад, в дом, и не вздумайте высунуть нос, не то башку снесу. Я не шучу.
Бисквит уставился на закрывшуюся дверь, как будто хотел продырявить ее взглядом.
— Тут не соскучишься, — констатировал он.
— Я не могу остаться здесь на всю ночь! — чуть не плача, сказала Энн.
Бисквит вздрогнул, будто через него пропустили электрический заряд.
— Ни за что на свете! — с жаром согласился он. — Не знаю, в курсе ли ты, но бедняжка Кичи переживает кризис веры в мужчин. Она получила тяжкий удар от одного гада ползучего по имени Мервин Флок. Если до нее дойдет, что мы с тобой провели ночь под одной крышей… Боже! — простонал Бисквит. — Это будет конец. Мне не услышать свадебных колоколов. Она уйдет в монастырь или куда похуже.
— Что же делать? Кто этот человек?
— Понятия не имею.
— Он, должно быть, чокнутый.
— Несомненно. Но от этого не легче. Ты пушку видела?
— Что ты собираешься предпринять?
— Для начала выпить глоток.
— А это поможет?
— По крайней мере, прочистит мозги, и я смогу обмозговать это дельце, к которому пока что не подберу отмычки. Вообще-то я смышленый, но, встречаясь в собственном саду с маньяком, помешанным на убийстве, не стыжусь признаться, что временно теряю форму. Как бы то ни было, одно безусловно: тебе надо отсюда выкатиться, и чем скорее, тем лучше.
Он прошел в гостиную и рассеянно потянулся к бутылке. Мысль его лихорадочно работала.
В прозаическом веке, в котором мы живем, все, граничащее с эксцентризмом, подлежит осуждению. Мы смотрим на это с неодобрением и делаем суровые выводы. Чуть отклонитесь в поведении от общепринятых норм, и вы неизбежно вызовете всеобщее подозрение.
Действия капитана Келли и Дж. Б. Хоука, как мы знаем, были тщательно продуманы. Они основывались на соображениях здравого смысла. Тем не менее Энн и Бисквит в гостиной Писхейвена признали капитана невменяемым, даже безумным; на тех же основаниях Берри и лорд Ходдесдон, по другую сторону перегородки, сделали аналогичный вывод относительно мистера Хоука.
Лорд Ходдесдон первым облек свои мысли в словесную форму. Завороженно наблюдая мистера Хоука с пистолетом в руке, он заговорил.
— Кто этот безумец? — спросил он. Берри был более дипломатичным.
— Все в порядке, мистер Хоук, — сказал он. — Вы в кругу друзей. Вы ведь меня помните? Я — Конвей.
— Этот человек сошел с ума, — гнул свое лорд Ходдесдон. — Уберите палец с крючка, сэр! — озабоченно продолжил он. — Так и выстрелить недолго.
— Руки вверх, — угрюмо буркнул мистер Хоук.
— Мы подняли, — сказал Берри все с той же родственной теплотой. — Видите, подняли! Глядите-ка!
В доказательство своих слов он пощелкал в воздухе пальцами. Мистер Хоук посмотрел, недовольно моргнул и посуровел.
— Эй, вы, — скомандовал он, — это вы бросьте!
— Бросить — что?
— Руками вертеть, — ответил мистер Хоук. — Я этого не люблю.
По странной ассоциации это напомнило ему о пауках, а думать о пауках ему не хотелось.
— Знаете что, — сказал Берри, — отложите-ка пистолет, присядьте, а я приготовлю вам чашечку чаю.
— Чаю?
— Хорошего, крепкого, горячего чаю. А потом мы вместе посидим, и вы нам расскажете, что у вас на уме.
Мистер Хоук осовело глядел на Берри. Похоже, он обдумывал поступившее предложение.
— У меня была мама, — сказал он.
— Да что вы? — отозвался Берри.
— Да, сэр! — подтвердил мистер Хоук. — Была. Мама.
— Этот человек — настоящий озверевший безумец, — заметил лорд Ходдесдон.
Мистер Хоук встрепенулся. Что-то в этих словах зародило в темных глубинах сознания смутные подозрения. Ему показалось, что лорд Ходдесдон позволил себе усомниться в его душевном здоровье. Это ему крайне не понравилось. Лично он готов был признать, что отчасти утратил контроль над собой; но подобное заключение со стороны его больно задело.
— Думаешь, я спятил? — вопросил он.
— Не спятил, — вмешался Берри. — Просто…
— Он безумен, как мартовский кот, — настаивал лорд Ходдесдон, который не любил темнить и всегда называл вещи своими именами. — Да перестаньте вы теребить этот крючок, сэр! Вы что, хотите повесить на себя двойное убийство?
— Я не спятил, — сказал мистер Хоук. — Нет, сэр.
— Разумеется, нет, — сказал Берри. — Может, чуточку перевозбудились. Почему бы вам не положить пистолет — вон там столик очень кстати стоит — и не рассказать нам про вашу маму?
Но мысли мистера Хоука были заняты обидным замечанием. Он не поддался на уловку перевести разговор на маму. О мамах еще будет время поговорить, когда он докажет этим скептикам, что не дурее их. И он приступил к перечню доказательств.