— Бедняга!
— Он очень злится… — раздумчиво повторила Джейн.
— Не удивляюсь.
— Говорит, во всем виноваты мы.
Дело представилось Пэки под новым углом.
— Кто — мы?
— Вы, я и папа. Потому что втравили его в эту затею с Мэдвей. Очевидно, она с каким-то Втирушей хотят пожениться.
— Передайте Эгглстону, пусть стоит насмерть и не вздумает посылать им свадебного подарка.
— Вряд ли я смогу ему что-то передать. — Джейн смотрела на темную воду— Он возвращается в Блумсбери.
— Он что, — сердце у Пэки скакнуло, — разорвал помолвку?
— Да.
На минуту Пэки охватила безудержная радость. Но он тут же сурово одернул себя — это недостойно современного Сидни Картона. Разве Сид радовался бы разрыву? Ему, скорее, подобает сделать все, что в его власти, чтобы примирить влюбленных.
— Я бы не стал очень волноваться, — успокаивающе проговорил Пэки. — Блэр сказал это сгоряча. Нельзя же рассчитывать, что мужчина, провалявшийся бог весть сколько времени в дурно пахнущем домике, связанный по рукам и ногам, так сразу и придет в жизнерадостное настроение! Пусть отлежится день-другой, и вы его не узнаете. Так уж бывает с добротой. Чуть появится прокол, и она высвистывает через него, точно воздух. Но дайте срок, и мало-помалу она опять наполнит резервуар. Поверьте, через день-два он явится бренчать на гитаре под вашим окошком.
Джейн молчала.
— Явится и попросит: «Забудь мои жестокие слова!» Джейн пнула ногой прутик.
— Я не уверена, что хочу забыть их.
— Что!
— Мне скорее кажется, это самое лучшее, что могло случиться!
Пэки сглотнул что-то острое, мешавшее голосовым связкам.
— Не хотите же вы сказать, что…
— Именно.
— Так вы больше не любите Эгга?
— Не уверена, что вообще любила его хоть когда-то. Сами знаете, как все бывает. Встречаешь кого-то, он представляется тебе набитым всяческими идеалами, р-раз — и вскружилась голова!
Пэки ошеломило это добавочное доказательство того, что они с ней — поистине родственные души.
— Мне и объяснять не надо! Как сказал бы старина Слаттери, я мог бы роман написать! Именно это произошло между мной и Беатрисой.
— Но вы же Беатрису любите…
— Именно что нет. Какой-то толчок в двенадцать ночи, и как рукой сняло.
— Что?!
— Это к лучшему, — прибавил Пэки, — ведь моя помолвка тоже развалилась.
— Не может быть!
— Может. Беатриса дала мне от ворот поворот… когда же это? А, в шесть пятнадцать.
— Да ведь ее здесь нет!
— Вчера была.
— Почему же она порвала помолвку?
— Ну… — Пэки заколебался. — …по нескольким причинам. Каким-то образом у нее сложилось впечатление, что я слабоумный. А еще…
— А еще?
— Э… Видите ли, она нечаянно наткнулась на вашего папу, и он рассказал ей кое-что…
— О чем же?
— Про нас с вами. Беатриса обвинила меня в том, что я ухаживаю за вами за ее спиной.
— Но вы ведь не ухаживали?
— Я знаю. Глупая выдумка. Но вы же понимаете, каковы женщины.
Джейн чуть грустно посмотрела на озеро.
— Жаль, что вы не понимаете…
Странное чувство охватило Пэки. И речи, конечно же, не могло идти, будто какой-то невидимка вдруг огрел его тупым предметом по голове, но чувства он испытывал именно такие. А заодно злодей удалил и все мускулы из ног.
Но он принудил себя оставаться спокойным.
— Вы сказали — жалко, что я не понимаю? — осторожно переспросил он.
— Да нет. Если вам не хочется понимать, что ж… Мускулы вернулись в ноги. Голова прояснилась. Он почувствовал себя исполином.
— Да хочется мне! Черт подери, неужели вы… неужели ты… э… ты… как бы тут выразиться?
— По-моему, я влюблена в тебя с тех самых пор, как девчонкой ходила смотреть твои футбольные матчи.
— То же самое и со мной! В точности! Нет, я не смотрел, конечно, как ты в футбол играешь, но… ну, ты понимаешь, про что я!
— А когда ты приехал сюда и так изумительно все придумывал, я это поняла.
— Правда, забавно, как вдруг озаряет человека! — пылко подхватил Пэки. — Теперь я понимаю, что на самом деле любил тебя с той самой минуты, как ты вошла в номер своего папы и присела на стул. Что-то подсказало мне, мы — родственные души, Джейн.
Только через несколько минут после того, как он прижал ее к себе, до него дошло, что остались кое-какие недоговоренности.
— Но ты понимаешь, что я за человек, правда? — беспокойно осведомился он. — Ты не бросаешься ко мне с закрытыми глазами?
— Я считаю, что ты настоящий ангел.
— Ангел-то я ангел, — подтвердил Пэки, — но это не меняет того, что я уже два раза был помолвлен. И с Беатрисой, и с нынешней миссис Скотт, или Потт, а может, и Ботт. Помолвки, можно сказать, вошли у меня в привычку. Многие вообще считают, что я вертихвост и висельник.
— А что это такое?
— То, чем я был, пока не встретил тебя. Но это осталось позади. Теперь — все окончательно!
— Третий раз, — мудро рассудила Джейн, — всегда счастливый!
— Почему твой носик так интересно поднимается? Самый кончик.
— Не знаю. Так уж оно есть. Тебе не нравится?
— Наоборот! Очень нравится. Мне нравится в тебе все! — Ликование с новой силой охватило Пэки. — Ого-го! Как же мы будем развлекаться! Ты ведь не хочешь, чтобы я ходил по концертам и лекциям? Конечно же, нет! Мы просто будем вместе колесить по всему миру до конца жизни, веселясь так, что небу будет жарко! Я уже говорил, что мы — родственные души?
— По-моему, да.
— Так вот, повторяю: мы — родственные души! Юная Джейн, — Пэки чуть отстранил ее, пристально вглядываясь ей в глаза, — ты уверена, что любишь меня?
— Конечно, люблю.
— Я точно попал на небо, — испустил он долгий вздох, — без всяких хлопот и этой суеты с умиранием.
Позади во мраке возник большой смутный силуэт.
— Извините!
Силуэт оказался Супом Слаттери.
— Я так и знал, что ты меня дурачишь, будто не влюблен в эту девицу, — удовлетворенно заметил он.
Пэки повернулся к нему, чуть раздосадованный, что вполне объяснимо. Не очень приятно для пылкого молодого человека, когда взломщики сейфов вдруг выпрыгивают из засады в такую минуту.
— Зачем, интересно, ты явился?
— Решил подойти поздороваться, да и попрощаться. Досада вмиг растаяла.
— Я тебе рад. Я еще не поблагодарил тебя, что ты все-таки пришел и попытался помочь нам. Это по-мужски.
— Да что там! — скромно пробормотал Суп. — Обдумал все и увидел — а я ведь тебе пакость подстраиваю. Потому и явился.
— Жалко, мистер Слаттери, что вы даром потеряли вечер, — посочувствовала Джейн.
— Ее нежное девичье сердечко, — объяснил Пэки, — страдает при мысли, что у тебя не хватило времени стянуть из сейфа драгоценности.
Слаттери слегка обиделся и даже вознегодовал.
— Как это, не хватило времени? Это кому? Мне! Слушайте, как вы думаете, сколько мне времени нужно, чтобы нырнуть в сейф? Чуть шевельну пальцами, и я там! Смылся с ожерельем, двумя кольцами, подвеской и брошью. Больше вы меня в этих местах не увидите! Возвращаюсь на родину. Куплю себе ферму, да, так и сделаю. Вот она, настоящая жизнь! Яйца, молоко, цыплятки… и собственное яблочное вино! У-у, шикарно! Что ж, рад был повидать тебя, брат! Удачи, мисс. Я пошел.
И его поглотила ночь. Пэки уважительно посмотрел ему вслед.
— Что за человек!
Ужасный треск разбудил птиц на верхушках деревьев. По тропинке, с песней на устах, спускался сенатор Опэл.
Неприметный холостяк
Перевод с английского И. Митрофановой
Редактор Н. Трауберг
ГЛАВА I
Мы на крыше многоквартирного дома «Шеридан» рядом с Вашингтон-сквер, в Нью-Йорке. Давайте осмотримся. В свое время на этой крыше развернутся бурные события, и неплохо бы заранее познакомиться с местом действий.
Стоит «Шеридан» в самом сердце богемного, артистического квартала. Бросьте камнем из любого окошка и непременно угодите по голове молодому декоратору по интерьеру или сверхсовременному скульптору, а на худой конец сочинителю новомодных верлибров (правильно, так им и надо). Крыша «Шеридана» — небольшая, уютная, высоко (на десять этажей) взлетевшая над улицей, — выложена черепицей и окружена низкой стеной, с одного края которой — железная пожарная лестница. Спустившись по ней в случае крайности, вы окажетесь в открытом зале ресторана «Лиловый цыпленок», одном из многих оазисов огромного города, где, несмотря на сухой закон, всегда можно, если вас тут знают, произнести несколько слов доверительным шепотом и получить «это самое». Сведения полезные, советую запомнить.
На другой стороне крыши, напротив пожарной лестницы, находится то, что именуется «маленькой холостяцкой квартирой». Это домик с белыми стенами и красной крышей, а неприметный холостяк, его владелец, — весьма достойный молодой человек по имени Джордж Финч. Родом из Ист Гилиэда (штат Айдахо), он стал благодаря недурному наследству, доставшемуся ему от дядюшки, неотъемлемой частицей Латинского квартала, только не в Париже, а в Нью-Йорке. Ему не нужно зарабатывать на жизнь, и он, дав волю потаенным желаниям, прикатил в большой город попробовать себя в живописи. С раннего детства ему хотелось стать художником, и он стал им, возможно — самым дрянным из всех, кто когда-либо брал в руки кисть.
Вот эта штуковина на крыше, похожая на привязной аэростат, — бак для воды, а приземистая продолговатая пристройка, похожая на беседку, — веранда, служащая Джорджу Финчу летней спальней. Растения, похожие на кусты в горшках, — и есть кусты в горшках. Крепкий парень с метлой — камердинер Джорджа, его повар, лакей и вообще работник на все руки. Зовут его Муллет.
Импозантный же господин с квадратным подбородком, в роговых очках, сверкающих на солнце, как бриллианты, — это Дж. Хамилтон Бимиш собственной персоной, автор знаменитых «Брошюр Бимиша» («Читайте их, и вы превратите мир в уютную раковину!»). Да, тот самый Бимиш, который столько сделал, чтобы научить жителей Соединенных Штатов наблюдательности, проницательности, предприимчивости, рассудительности, решительности, деловитости, организованности, властности, самоуверенности, напористости, оригинальности — в общем, практически всему, начиная с того, «как выв