Муллет восторженно вздохнул.
— Зато как все спокойно и мирно после той бурной жизни! Утки крякают, пчелы жужат… Положи назад эту ложку, заинька. Ты же знаешь, она не твоя.
Фанни извлекла ложку из потайных складок платья и с некоторым удивлением оглядела ее.
— Не пойму, как она туда попала?
— Ты слямзила ее, дорогая, — ласково подсказал Муллет. — Твои маленькие пальчики на минутку зависли над ней, точно пчелка над цветком, и — р-раз — ложка исчезла. Красиво проделано, но положи обратно. Ты же покончила со всем этим.
— Да-а, наверное… — с сожалением протянула Фанни.
— Нет, не наверное, кроличек, — поправил ее будущий муж, — а точно. Так же, как и я.
— Фредди, а ты правда стал честным?
— Конечно, правда. Честен, как белый день.
— По ночам работаешь, значит? Муллет — человек-моль! Роешься в хозяйской одежде, будто ревнивая жена.
Муллет снисходительно засмеялся.
— Все та же малютка Фанни! Как ты любишь поддразнивать! Да, куколка, я с этим покончил. Навсегда. Не украду и костяной запонки, даже если моя матушка придет и будет на коленях меня умолять. Мне нужны только маленькая женушка и домик в деревне.
— А тебе не кажется, — Фанни капризно сдвинула бровки, — что на утиной ферме слишком спокойно? Какая-то… вялая жизнь, а?
— Вялая? — удивился Муллет.
— Ну, может и нет. Понимаешь, Фредди, что-то мы слишком рано уходим на покой.
Лицо Муллета стало озабоченным.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что тебя еще тянет к старой игре?
— Ну а что, если тянет? — задиристо спросила Фанни. — И тебя ведь тоже, если уж начистоту!
— Ничего подобного! — Озабоченность его сменилась чувством собственного достоинства. — Честное слово, Фанни, меня теперь не соблазнишь. И мне очень хочется, чтобы ты испытывала те же чувства.
— Да я не говорю, что стану связываться с какой-то мелочевкой. Но правда, Фредди, просто преступно уйти в сторонку, если что стоящее подвернется. У нас ведь не так много денег. Кое-что я стащила по мелочам в магазинах, да и ты, наверное, тоже что-то сберег… Но кроме этого — ничего. Так, немножко наличных, сколько удалось сэкономить. Мы должны быть практичными.
— Лапочка, подумай, на какие ужасные неприятности ты рискуешь нарваться!
— Я не боюсь. Если меня сцапают, я приготовила сказочку насчет старенькой бедной мамы…
— У тебя нет матери!
— Нету, конечно. А сказочка есть. Бедная старенькая мама будет та-ак плакать!.. Вот послушай! «Не сдавайте меня в полицию, мистер! Я сделала это только ради матери, моей бедной старушки! Если б у вас долгие месяцы не было работы, и вы помирали с голоду, и вам пришлось бы сидеть и смотреть, как ваша бедная старая мать горбится над лоханью…»
— Не надо, Фанни, пожалуйста! Слушать этого не могу, хотя и знаю, что все — вранье! Я… Эй! Звонят в дверь. Может, натурщица зашла насчет работы. Подожди меня, ладно? Сплавлю ее и мигом вернусь.
Однако прошел миг, и второй, и только через несколько минут Фредерик вернулся на кухню, найдя невесту совсем не в том приятном расположении духа, как оставил. Она стояла, скрестив руки, а температура в комнате заметно упала.
— Ну как, хорошенькая? — ледяным тоном поинтересовалась Фанни, не успел Муллет перешагнуть порог.
— Э?
— Ты сказал, что сплавишь натурщицу мигом, а я дожидаюсь тебя уже почти четверть часа. — Фанни сверилась по часам, загадка исчезновения которых с витрины до сих пор оставалась покрыта мраком тайны для процветающей ювелирной фирмы на Пятой авеню.
Муллет стиснул невесту в объятиях, что было трудновато, потому что она отбрыкивалась.
— Совсем и не натурщица! Это джентльмен. С седыми волосами и красным лицом.
— Да? И чего ему понадобилось?
Муллет, и так не худенький, раздулся от глубоких чувств.
— Фанни, он явился соблазнять меня.
— Соблазнять?
— Да, именно. Сначала выяснил, я ли это, а потом предложил мне совершить преступление за триста долларов.
— Правда? А какое?
— Я даже не стал дожидаться, пока он скажет. С ходу отверг его предложение. Вот тебе доказательство, исправился ли я. Легкая, приятная работенка, соблазнял он, уйдет на нее пара минут.
— И ты его отшил?
— Само собой. Решительно и бесповоротно.
— А потом ушел?
— Прямо сюда.
— Так послушай, — стальным голосом сказала Фанни, — время-то не сходится! Говоришь, предложение он тебе сделал после того, как услышал твое имя? Почему же тебе потребовалась четверть часа, чтобы вернуться на кухню? Если желаешь знать, что я думаю, — не краснолицый это мужчина с седыми волосами, а девица с Вашингтон-сквер.
— Фанни!
— Да я ведь тоже кое-что читала. Знаю, что тут творится, в вашем богемном квартале. У всех этих художников, натурщиц и всяких этих…
Муллет подобрался.
— Твои подозрения, Фанни, больно ранят меня. Если дашь себе труд выйти на крышу и заглянуть в окошко гостиной, сама его увидишь. Он дожидается, чтобы я принес ему выпить. Я отсутствовал так долго, потому что ему потребовалось десять минут, чтобы спросить, как меня зовут. Первые десять минут он сидел и что-то лопотал.
— Ладно, веди на крышу.
— Ну, видишь! — минуту спустя воскликнул Муллет. — Веришь мне теперь?
Через балконные двери гостиной был виден человек, вне всяких сомнений, в точности такой, как описывал Муллет. Фанни мгновенно раскаялась.
— Значит, я обидела своего бедненького маленького Фредди?
— Да. И очень.
— Ну прости! Вот!
И она его поцеловала, а он тут же растаял.
— Теперь я должен вернуться и принести ему выпить.
— А мне пора бежать.
— Ой, нет! Погоди! — взмолился Муллет.
— Нет-нет! Пора! Мне еще заглянуть в пару магазинов…
— Фанни!
— Надо же девушке обзаводиться приданым!
— Только, пожалуйста, — тревожно вздохнул Муллет, — будь поосторожнее, лапочка!
Муллет ушел, а Фанни, послав ему воздушный поцелуй изящными пальчиками, вышла на лестницу.
Минут через пять, когда Муллет сидел на кухне, погруженный в золотые мечтания, а Сигсби X. Уоддингтон потягивал виски с содовой, неожиданный дробный перестук по стеклу двери заставил гостя конвульсивно вздрогнуть, и большая часть виски выплеснулась ему на жилет.
Сигсби вскинул глаза. У балконной двери стояла девушка и, судя по жестам, просила впустить ее в гостиную.
Однако дверь он открыл не сразу. Существуют, несомненно, женатые мужчины более низменного сорта, которые только порадовались бы встрече с хорошенькой девушкой, подающей знаки через окно. Но Сигсби был не из них. По натуре и воспитанию он был человеком осмотрительным; а потому какое-то время просто стоял и таращился на Фанни. Только когда взгляд ее стал совсем уж властным и практически загипнотизировал его, он заставил себя отодвинуть щеколду.
— Давно пора! — досадливо бросила Фанни, бесшумно проникая в комнату.
— Что вам нужно?
— С вами потолковать. Что это такое я слыхала, будто вы просите людей совершить преступление?
Совесть Сигсби металась сейчас в такой лихорадке, что слова гостьи оглушили его, будто взрыв динамита. Его бурному воображению тотчас представилось, что девушка, столь близко знакомая с его личными делами, агент секретной службы, а те, как известно, из кожи вон лезут, чтобы омрачить жизнь преступникам-любителям.
— Не понимаю, — хрипло выговорил он.
— Ну прямо! — нетерпеливо бросила Фанни. Девушкой она была деловой и терпеть не могла всяческой канители. — Мне Фредерик Муллет все рассказал. Вам требуется сделать для вас работенку, а он отказался. Что ж, вот вам заместитель. Это я. Если дельце по моей части, я готова!
Уоддингтон все еще опасливо таращился на незнакомку. Теперь он решил, что она расставляет ловушку, чтобы выудить у него признание, а потому не издавал ни звука, только трудно и хрипло дышал.
Однако Фанни, девушка ранимая, истолковала его молчание неправильно. Ей показалось, что он не верит в способности женщин.
— Если это может проделать Фредди, могу и я! — сказала она, и Уоддингтону показалось, что она как-то качнулась, словно марево перед глазами. — Вот, смотрите!
Фанни подняла тонкими пальчиками часы и цепочку.
— Что это? — выдохнул Сигсби.
— А на что похоже?
Уоддингтон прекрасно видел, на что, и ошалело ощупал свой жилет.
— А я не заметил, как вы их вытащили!
— Никто никогда не замечает, как я вытаскиваю! — горделиво ответила Фанни, и то была истинная правда. — А теперь, когда вы видели мою работу, вы мне поверите. Что сумеет Фредди, сумею и я!
Прохладная, целительная волна облегчения накатила на измученную душу Сигсби X. Уоддингтона. Он понял, что ошибался в посетительнице. Вовсе не детективом она оказалась, а блестящим специалистом, до того ловко вытаскивающим всякую всячину из чужих карманов, что никто и не замечает. Как раз такая девушка ему и требовалась.
— Конечно, сможете! Конечно! Не сомневаюсь, что сможете! — жарко воскликнул он.
— Так что за работа?
— Я хочу, чтобы вы стащили для меня жемчужное ожерелье.
— А где оно?
— В сейфе, в банке.
На живом личике Фанни отразились разочарование и досада.
— Эх, что толку и обсуждать? Я по сейфам не работаю. Я девушка тонкая, благовоспитанная и в жизни не держала в руках оксиацетиленовой паяльной трубки.
— Нет, вы не поняли! — заторопился Уоддингтон. — Когда я говорю, что ожерелье в банке, я имею в виду — пока что. Вскоре его оттуда вынут и положат среди других свадебных подарков.
— А-а, вот теперь похоже на дело!
— Конечно, имен упоминать я не могу…
— Да мне и ни к чему.
— Просто скажу, что «А», то есть владелица ожерелья, вскоре выходит замуж за «Б».
— Про это я и сама догадалась. Могу добавить, заполняя пробелы, — они любят друг друга.
— У меня есть основания предполагать, что венчание состоится в Хэмстеде, на Лонг-Айленде, где у мачехи (назовем ее «В») имеется летний домик.