только деньги окажутся в надежном месте. Письмо заучите и немедленно уничтожьте!»
Клери пожал плечами. Это становилось похоже на игру, а ему уже паясничать надоело. Выходя из почты, он демонстративно порвал письмо. Он считал, что план этот не очень хитроумен. По всей вероятности, полиция установит наблюдение за камерой хранения, и как только кто-нибудь подойдет к сейфу, он будет окружен. И поскольку этот кто-то, безусловно, — лицо эпизодическое… продолжение легко можно себе представить.
Клери отъехал. Через полчаса он въезжал в Юин и тихими улочками приближался к вокзальной площади. Грузовик, перевозящий мебель, оказался здесь явно случайно. Он еще заметил мотоциклиста, появлявшегося время от времени у него в зеркальце, но потерял его наконец из виду и решил не смотреть больше по сторонам, так как все подъезды к вокзалу были запружены. Любой прохожий мог быть из полиции или из банды. Он не без труда пристроил машину на стоянке и, осторожно прижимая к себе чемодан, пошел выбирать ячейку. Номер 27, почему бы и нет? Мелочь у него приготовлена. Он поставил чемодан в самую глубину, закрыл дверцу, повернул ключ. Затем медленно, чтобы его не потерял из виду следящий за ним, пересек холл.
На вокзале была толчея. Перекрывая голоса из громкоговорителей, гудели поезда. Вообще-то место выбрано неплохо. Если вору повезет, если он ловок и решителен, может, он даже сбежит из мышеловки. Короче, одно из двух: либо полиции удастся схватить его, и тогда в отместку главарь бандитов убьет Жулиу. Либо вор с чемоданом, набитым старыми бумажками, ускользнет, и тогда в отместку главарь бандитов все равно убьет Жулиу. Клери ошибся, связавшись с полицией. Ему нужно было тайно общаться с похитителями, и он бы так и сделал не колеблясь, если бы речь шла о жизни Патриса. Это будет грызть его всю жизнь. Он уже не один час мучился угрызениями совести. Всю ночь он без конца обдумывал ситуацию. Он даже едва не позвонил комиссару, чтобы сказать ему правду. Потом, устав, он от этой идеи отказался.
В писчебумажном магазине Клери купил ленту скотча. Перекресток был поблизости. Он зашел в кабину. Нагнулся над полочкой, чтобы не было видно, что он там делает руками. Два кусочка ленты, крест-накрест. Ключ прикреплен надежно. Конечно, Клери оставалось только вернуться обратно. Может, надо было сделать вид, что он звонит, подчиняясь инструкциям, но к черту инструкции, к черту бандитов и шпиков.
Он пересек перекресток и выпил две кружки пива в «Брассри дю Коммерс», потом, не оборачиваясь, сел в свою малолитражку, проехал мост над Сартой и в конце улицы Робийяр выехал на дорогу в Лаваль. Странным образом он, всегда такой стойкий, почувствовал себя совсем без сил. Он ехал со скоростью шестьдесят километров, и люди в машинах, его обгонявших, оглядывались и смеялись над ним.
Он поехал еще медленнее, когда над оградами показались крыши замка, сверкающие на солнце. Амалия, наверно, ждет его, как в агонии. Если с ребенком случится несчастье, если она узнает, что он попытался расплатиться с похитителями старыми газетами… Что ей можно сказать в таком вот случае? Что объяснить? И как оправдаться?
Он тормознул, потом заметил, что ворота открыты. Жюссомы плохо справляются со своим делом. Он дал короткий предупредительный гудок. Тереза появилась на пороге своего домика. Краешком передника она утирала глаза.
— Ну что еще? — закричал Клери. — В чем дело?
Она подошла к дверце автомобиля.
— Амалия, — прошептала она.
— Ну что Амалия?
— Да вот из-за малыша… Мадам позвонила доктору.
— Зачем?.. Малыш заболел?
Она покачала головой. Нет, дело не в этом. Но волнение мешало ей говорить.
— Ну же, Тереза. Возьмите себя в руки.
— Я не виновата. Клянусь вам, мсье. Никто ничего не видел. Они сзади проникли.
— Да кто же, черт побери!
— Те, кто похитил Патриса.
— Патриса…
Клери подогнал автомобиль и чуть не задел тачку Жюссома, брошенную у крыльца с вилами, торчащими из навоза. Мотор еще не заглох, а он уже выскочил из машины и взбежал по ступенькам.
— Ирен! Ирен!
В гостиной никого. В кабинете тоже. Шум голосов в буфетной. Они были там, Мофраны и Жюссом, возле Амалии, в полуобморочном состоянии сидевшей на стуле. Завидев Клери, они умолкли. Амалия попыталась встать. Франсуаза прижимала салфетку к ее лбу.
— Она ранена, — сказала Франсуаза.
Клери подошел и осторожно приподнял салфетку. Он увидел большой кровоподтек от виска до щеки, наполовину закрывший левый глаз.
— Вы можете говорить? — спросил он. — Хоть несколько слов… Это правда, что Патриса похитили?
— Да, — прошептала служанка.
— Когда?
— Совсем недавно. Я была в беседке с мсье Бебе в колясочке. Он спал, и я, может быть, тоже… немножко… А потом меня ударили. Не знаю кто… А когда я пришла в себя, мсье Бебе в колясочке не было, а возле меня в траве сидел Жулиу.
Клери посмотрел на нее со всей высоты своего роста.
— Нет, нет, — заговорила Франсуаза. — Они вернули Жулиу и утащили Патриса. Жулиу там, наверху, в спальне Амалии. Он в полном порядке.
— А мадам?
— Она закрылась у себя.
— А как она восприняла… это?
— Я ей все сказала и отдала письмо.
— Какое письмо? — вспылил Клери. — Это похоже на сумасшедший дом. Итак, если я правильно понимаю, Амалия спустилась, как обычно, после обеда в парк. Она гуляла с Патрисом. Он лежал в коляске. Так ведь?
Амалия кивнула, и лицо ее исказила гримаса боли.
— Затем она уселась в беседке и заснула… Я ни в чем вас не упрекаю, бедная моя Амалия. Я просто констатирую, что вы спали, когда кто-то оглушил вас и схватил Патриса. Так. А что было потом?.. Вы обнаружили своего сына. Это значит, что бандиты поняли, что спутали ребенка. Пока что все становится ясным. Но что же это за письмо?
— Это письмо лежало в коляске вместо ребенка, — сказала Франсуаза. — Когда Амалия пришла в сознание, она позвала на помощь. Я мыла посуду с Леоном. Мы к ней кинулись бегом, как мсье, конечно, понимает. Амалия была как безумная, а в коляске лежало письмо.
— Ну, — вскричал Клери, — так дайте же мне его. Чего вы ждете?
— Оно у мадам.
— Вы мне сразу не могли это сказать?
Клери поспешно вышел из буфетной. По мере того как он поднимался по лестнице, ему приоткрывалась истина… вот почему похитители так торопились… вот почему согласились не торгуясь уменьшить выкуп… Черт побери! Они быстро обнаружили свою ошибку и с большой ловкостью отправили всех: полицейских, жандармов и его самого — в сторону Ле-Мана по следам чемодана, что давало им полную свободу действий в замке. Теперь у них тот самый заложник. Условия будут ставить они, и на этот раз о том, чтобы хитрить, не может быть и речи. Клери постучал в застекленную дверь.
— Ирен! Откройте мне…
Он услышал, как прошелестели тапочки, и дверь открылась. Он ожидал увидеть женщину, обезображенную слезами. А перед ним было мертвенно-бледное и спокойное лицо, такое для опознания могли показать ему в морге.
— Мне там, внизу, все рассказали. Где это письмо?
Она показала ему рукой на кровать. Клери развернул листок. Все та же дешевая бумага, те же каракули.
«Нас интересует ваш сын. И никто другой. Он стоит дороже теперь, когда вы попытались нас обмануть. И вас предупреждали, чтобы вы ничего не сообщали полиции. Приготовьте пять миллионов. Вам дается три дня».
Он опустился на кровать и машинально перечел письмо.
— Я думаю, как это они разобрались?..
— Мария, — обрезала Ирен. — Это точно она. Только она могла узнать Жулиу.
Голос ее почти не дрожал. Но глаза блестели от сдерживаемых слез.
— Надо было вести честную игру, — снова заговорила она. — Но вы не желали меня слушать.
— Прошу вас, — сказал Клери. — Сейчас не время для…
— Ну, почему же.
— Тогда пожалуйста! Нам надо было сказать им: «Послушайте, у вас сейчас Жулиу. А не Патрис!» Вы же говорите чушь! А полиция? Не надо было их предупреждать?
— Вы же видите, к чему это привело, — заметила Ирен. — Теперь они знают, что мы едва не принесли в жертву Жулиу, чтобы спасти Патриса. Поставьте себя на их место. С их точки зрения, сволочи-то — мы.
— Спасибо, — сказал Клери. — У вас всегда найдется слово утешения.
Он резко встал и прошел мимо жены, не взглянув на нее.
— Куда вы?
— Сообщить обо всем комиссару.
— О чем обо всем? Он же с самого начала убежден, что похитили Патриса. Для него ничего не изменилось. Речь по-прежнему идет о том, чтобы освободить Патриса.
Клери вернулся обратно.
— Да, это верно, — сказал он. — Я решительно выхожу из строя. Дайте мне, пожалуйста, таблетку аспирина. И поверьте мне. Вы не одна страдаете.
Под вечер пришел комиссар.
— Они испугались, — сказал он, пожимая руку Клери. — За кабиной телефона-автомата и вокзалом по-прежнему ведется наблюдение, но я теперь уверен, что никто и не явится.
Клери увел его к себе в кабинет.
— У вас усталый вид, — продолжал комиссар. — Вы ожидали быстрой развязки?.. Не бойтесь. За ней дело не станет. Но в подобного рода делах всегда наблюдают друг за другом, друг друга прощупывают. Наши злоумышленники просто хотели знать, сопровождают ли вас. Это честный прием. Через несколько часов они к этому вернутся. Будьте готовы.
— Вы уверены, что вас не засекли? — с горечью спросил Клери.
— Совершенно уверен, — вскричал комиссар. — Конечно нет. Просто они очень осторожны, и я их понимаю. Но с другой стороны, должны же и они понимать: время-то работает против них. Когда вы сказали, что в банке заинтересовались тем, что вы хотите получить деньги в мелких купюрах, вы ведь их встревожили. Послушайте, они вполне отдают себе отчет, что слухи-то расползаются насчет Лa-Рошетт. И уже недалеко то время, когда газеты сами займутся расследованием и новость о похищении станет известна всем. Впрочем, я и пришел отчасти из-за этого.
Клери подвинул к нему коробку с сигарами.