— Но вы, кажется, не согласны.
— То есть, я… признаюсь, я крайне удивлен.
— Не представляете меня в роли приемной матери?
— Нет, не в этом дело… Но… сказать вам честно, что я думаю?.. У меня не было впечатления, что вы привязаны к детям… Ирен, дорогая, знаете, я сейчас немного замотан. Давайте назначим свидание?.. На следующей неделе?
— Мне бы хотелось раньше.
— Черт возьми! Вы так спешите?.. Тогда я должен предупредить вас: процедура усыновления невероятно долгая… Люди годами ждут.
— Это не важно. Я бы хотела как можно скорее с вами встретиться… Сегодня вечером, например?
— Сегодня вечером! О, вы прямо, как Сюзанна. Когда она что-нибудь вобьет себе в голову… Ладно. Договорились. Я к вам заскочу. После ужина.
— Спасибо, Альбер… Вы настоящий друг.
— Надеюсь. Но, пожалуйста, Ирен, дорогая, не слишком увлекайтесь этой идеей. Вы меня немного пугаете.
Он повесил трубку. Ирен отставила от себя телефон.
— Видишь, Джулито. Он ничего не понял. Он думает, что я хочу усыновить любого ребенка. А я хочу усыновить тебя. И только тебя.
Она гуляла с малышом до возвращения Амалии и была с ней особенно любезна.
— Он совсем не плакал, ваш маленький Жулиу. Это прелесть. Вам повезло! И еще раз спасибо. Вы нам оказали огромную услугу. А теперь хорошенько отдохните.
Слова эти ничего ей не стоили. Никакой грусти она больше не испытывала. Смотря, как Амалия удалялась с Джулито, она легонько поглаживала грудь.
«Люди годами ждут», — сказал нотариус. Почему бы и нет? Живость, которую она ощутила в себе, эту забытую радость ходить, останавливаться и нюхать цветы, сдерживать в горле уже готовый вырваться из груди напев, желание даже вечернее небо призвать в свидетели — вот что такое надежда. И она наконец согласилась поужинать так, как хотела Франсуаза: суп, рыба, пирожное и бокал муската, который так ценил бедный мсье.
Нотариус приехал в девять, и Леон принес в гостиную бутылку «гран-марнье» и два бокала. В виде исключения мадам согласилась в этот вечер выпить капельку ликера.
— Итак, — бросился в атаку Марузо, — вы мне сказали о вашем проекте усыновить кого-нибудь… и мы очень долго обсуждали это с Сюзанной.
— И что она об этом думает? — живо спросила Ирен.
— Она склонна вас одобрить. У вас больше не может быть детей, и раз вы подумываете о том, чтобы усыновить ребенка, вы, очевидно, не собираетесь больше выходить замуж. А вы молоды, и вполне естественно, что вы хотите создать что-то вроде новой семьи.
— Все обстоит именно так.
— Тогда, подав заявление с просьбой об усыновлении, вы теоретически имеете все шансы на удачный исход дела. Но я уточняю: теоретически. Потому что на практике все не так просто. Для выяснения мотивов вашей просьбы проводится целое дознание, очень тщательное и малоприятное.
— Но, — перебила его Ирен, — я вполне готова…
— Я понимаю. Но как человек, связанный с законом, я обязан осветить все стороны вопроса. Администрация пришлет к вам агента по социальным делам, и та будет допрашивать вас, как полицейский. Она захочет выяснить, не пытаетесь ли вы из эгоистических соображений заменить этим ребенком того, которого потеряли.
— Альбер, вы же меня знаете!
— Я-то да. А комиссия по социальному обеспечению нет. Они безжалостно отказывают, и это можно понять, всем женщинам, у которых мотивы не совсем альтруистические… И я, на этот раз как ваш друг тоже вас спрашиваю: ваши намерения совершенно чисты? Может, бессознательно, они возникли из-за некоторых угрызений совести, ведь Патрис был не совсем тем ребенком, которого вы хотели бы иметь, разве нет? Сам я уверен, что вы избавились от этого чувства вины. Но предупреждаю вас, они будут все вынюхивать, они хотят быть спокойными. А женщина, которая пережила киднеппинг со смертельным исходом, неизбежно остается травмированной. Вот что они подумают.
Ирен пожала плечами.
— Ладно, — сказала она. — Будем разговаривать с ними. Это меня не волнует. Я хочу, чтобы вы объяснили мне, в чем именно состоит процедура.
— Существует несколько брошюрок по этому вопросу. Я вам одну пришлю. Но в общих чертах дело обстоит так. — Он слегка пригубил ликера. — Прошу прощения, что изображаю профессора, — снова заговорил он. — Придется вам потерпеть. Есть два вида усыновления, простое и полное. При простом усыновлении ребенок сохраняет связи со своей семьей.
— Но… главным образом он ведь будет связан со мной, я полагаю.
— Разумеется. Но только с вами. А с вашими родственниками нет.
— Ну, хорошо, это мне вполне подходит.
— Подождите. Простое усыновление разрешается только в том случае, если ребенок совершеннолетний или слишком большой, чтобы его можно было полностью усыновить. Я думаю, что это не то, что вам нужно. Вы же хотите, чтобы ребенок был только ваш.
— Конечно.
— Тогда будем говорить о полном усыновлении, которое возможно, только если ребенку меньше пятнадцати лет… Видите, какой широкий простор… Так что безо всяких проблем вы можете усыновить совсем маленького ребенка, а можете и подростка. И тогда вы полностью становитесь его матерью. Приемный ребенок — ваш законный ребенок, и это означает, что все существовавшие связи с семьей по рождению разорваны окончательно. Никто не может отнять его у вас. Как только объявлено полное усыновление, все кончено. Обратно пути нет.
Ирен задумалась, пытаясь представить себе, какой именно путь подходит ей, ибо возникший в горячке замысел еще не вполне был ей ясен.
— Знаете, — сказала она, — есть кое-что, чего я никак не могу усвоить. А где же берут этих детей ну, которых усыновляют? В комиссии по социальным делам?
— В основном это дети, находящиеся на государственном обеспечении, — терпеливо отвечал нотариус. — Они подчиняются службе социальной помощи детям. Есть еще дети, признанные судом «подкидышами».
— А… с семьей никак нельзя договориться?
— Закон предусматривает и такой случай. Если родители по рождению, а в случае их отсутствия семейный совет, согласны на усыновление, никаких сложностей нет. Но я думаю, что это бывает очень редко. Усыновление — это нотариально заверенный акт, разумеется. Либо в судебной инстанции, либо…
Ирен заткнула уши.
— Остановитесь! — закричала она. — Не усложняйте. И так все тяжело.
— И это далеко не все ваши мучения, бедная моя Ирен. Прежде всего вы должны отправиться в службу социальной помощи детям и письменно сформулировать свое прошение об усыновлении ребенка. Но не бойтесь. Я буду рядом и помогу вам. А потом будет дознание, о котором я вам уже говорил, обязательное посещение врача, беседа с психиатром, разнообразные вопросники, и, кроме того, вы должны будете заполнить целое досье… Настоящая полоса препятствий; покоя вам не будет.
— Но почему все это так?
— Потому что, хотя детей, которых нужно пристроить, и много, просьб об усыновлении куда больше. И власти хотят действовать наверняка.
— Мне кажется, что я предоставляю все гарантии.
Нотариус улыбнулся и похлопал Ирен по плечу.
— В этом никто не сомневается. И если вы не откажетесь от своего намерения, я свяжусь с компетентными органами. Но вы, кажется, разочарованы?
— Нет, нет, — быстро сказала Ирен. — Меня вот что тревожит, если я правильно вас поняла, в службе социального обеспечения они сами указывают, какого ребенка мне усыновлять.
Нотариус допил свой бокал и стал медленно вращать его перед собой, будто спрашивая ответа у волшебного кристалла.
— Вы, конечно, отдаете себе отчет, дорогая моя, — сказал он наконец, — что рынка детей не существует. Если бы приемные родители могли наводить справки, выбирать того или другого ребенка, все это быстро стало бы гнусностью. Но несмотря на все, вам никто не мешает высказать пожелание во время дознания, кого именно вы хотите взять, мальчика или девочку, при условии, что вы четко изложите свои мотивы.
— Но вот, — настаивала Ирен, — если взять случай, когда человек уже знает ребенка… Я не о себе говорю. Я просто пытаюсь предусмотреть все варианты.
— Тут, — сказал нотариус, — я вас не понимаю. Хотя нет… Ну, может быть… Конечно, есть особые случаи. Представим себе, например… Не важно, что я буду говорить… Представим себе, что ваша служанка Амалия скончалась. Вы ее сына хорошо знаете, тем более что он был вскормлен вместе с вашим. Вне всякого сомнения, вы могли бы его усыновить. Но вы же согласитесь со мной, что это — случай из ряда вон выходящий. А впрочем, может, все было бы и не так легко, как кажется. Если хотите знать мое мнение, брать приемного ребенка — это лотерея. Так что взвесьте как следует все «за» и все «против». Ну а я по мере возможностей постараюсь устранить возможные трудности.
— Спасибо, Альбер… Правда, спасибо. Я буду думать. Еще один вопрос. Если я все даже и затею, меня ведь это ни к чему не обязывает?
— То есть как?
— Я хочу сказать, что я по ходу дела в любой момент могу отказаться. Раз эта процедура так долго тянется, даже если я подам прошение на следующей неделе, у меня будут еще недели и недели, чтобы испытать себя, оценить, если хотите, свои силы.
— Отлично. Завтра я пришлю вам брошюру. У вас таким образом еще будет время толком поразмыслить. На этом, если позволите, я вас покину. У меня сегодня был очень трудный день, и потом я хочу посмотреть по телевизору «Поезд даст три гудка». Обожаю вестерны, дорогая Ирен, вы же знаете. У всех свои слабости.
После его отъезда Ирен обошла сад, сорвала несколько цветков и, нюхая розу, медленно вернулась в дом. Марузо очень ясно расставил все по местам. Либо Амалия соглашается разлучиться с Жулиу, а она, разумеется, откажется это сделать, либо она должна исчезнуть. А со всем остальным — с юридической дребеденью — Альбер справится.
«Знать бы, — думала Ирен, — способна ли я… Речь идет о счастье Джулито, и прежде всего о нем. Если я оставлю его матери, чем он станет? В свой черед конюхом? Он, такой умный. А я могу дать ему блестяще положение. Не она ему нужна. А я».