Вы правы… Однако, хотим ли мы того или нет, приходится признать, что у него есть для этого все основания. Да, да, Шёррик! Вспомните хотя бы дело Уиндауна. Кэллаген провел расследований артистически. Блестящее расследование, одно из лучших, какие я знаю. Конечно, мало удовольствия в том, что он не всегда говорит правду, но идеи бьют из него фонтаном, и многие из них без преувеличения можно назвать блестящими. Вам не следует забывать об этом, Шеррик, когда вы будете говорить с ним.
Я буду помнить об этом, сэр. Однако сомневаюсь, что я в ближайшее время проникнусь любовью к мистеру Кэллагену.
Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулся Григолл. — Вначале я тоже не любил его.
Шеррик вышел, Григолл, вернувшись к столу, взял карандаш и занялся рисованием. Теперь он попытался изобразить дыню.
Вошедший в приемную агентства Николе молча прошел мимо стучащей на пишущей машинке Эффи Томпсон, направляясь в кабинет шефа. Эффи услышала, как скрипнула дверца — Николс полез в шкаф за виски. Когда она вошла, он ставил бутылку на место.
Подкрепившись, Николе опустился в кресло Кэллагена, поудбонее распределил в нем свое грузное тело и, насмешливо улыбаясь, взглянул на Эффи.
Я вижу, вы расстроены, дорогуша. На вашем наряде это не отразилось, а вот ваши глаза смотрят уныло… И эти синяки под глазами… У вас что-нибудь не выгорело? Вы не в своей тарелке? В чем дело, малышка?
В чем дело? — переспросила она. — Я сама хотела бы знать, в чем тут дело! Эта история с Деннисом не нравилась мне с самого начала, а сейчас нравится еще меньше. И я не узнаю шефа — он с некоторых пор на себя не похож и ведет это дело в не свойственной ему манере. Это беспокоит меня! Если он начинает что-то фабриковать…
Глаза Николса, обескураженного этим неожиданным взрывом, округлились. Он наклонился, зажег спичку, чиркнув ею о подошву ботинка, закурил и швырнул спичку в корзинку для бумаг.
— А почему бы вам не выложить все это ему? — осведомился он. — Ставлю шиллинг против пенни, что он с удовольствием вас выслушает. А потом… — Он откинулся на спинку кресла и мечтательно прищурился. — Я не уверен, что после этого он не переломит вас через колено, как хворостинку, моя дорогая!
Это я и без вас знаю! Но только… только на этот раз он ведет себя бесчеловечно. В этом деле с короной он решил принести в жертву Паолу Деннис и старается взвалить на нее всю ответственность, чтобы у нее были неприятности… А она…
Что она?
Эффи окинула детектива мрачным взглядом.
Она была сегодня ночью в его квартире. Мне рассказал об этом Уилки.
Уилки? Вам рассказал об этом Уилки? — Николе захохотал, — он, конечно же, при вашем появлении выскочил из своей будки, как рыбка из аквариума, и все вам выложил, хотя вы ни о чем его не спрашивали? Хотел бы я знать, как вы заставили его говорить!
Не все ли равно? — вызывающе заявила Эффи. — Главное то, что шеф пытается что — то сфабриковать! Мне уже было приказано забыть, что в первый раз под видом Паолы Деннис ко мне явилась Ирен, явилась, чтобы втравить нас в эту историю с короной. Шеф хочет, чтобы я считала, что она была настоящая миссис Деннис! Но ведь это неправда! Зачем он это делает? Может быть, завтра он пожелает, чтобы мы давали ложные показания?
Николе рассмеялся.
— Дорогая Эффи, вы сумели рассмешить видавшего виды старого Николса! Итак, вы решили что с сегодняшнего дня "Детективное агентство Кэллагена" всегда и во всем будет говорить только правду? Только не говорите мне, что вы лишь сегодня обнаружили, что шеф не всегда играет с открытыми картами, и это жутко шокировало вас. Глядя на вас, можно подумать, что фирма Кэллагена до сих пор никогда не врала! Помилосердствуйте, Эффи, а то я лопну от смеха! Вы хотите, чтобы я поверил…
Я вовсе не хочу внушать вам что-либо! Я лишь констатирую факты!
Гвозди Христовы! И вы это называете фактами? Где они, эти факты? Милая девочка, вы просто наворотили Бог знает что! Я понимаю, вы ненавидите Ирен. Ненавидите за то, что эта красивая штучка вполне может заставить Слима положить на нее глаз. И вот вы уже не в силах предположить, что в квартиру Слима Ирен могло привести дело. Вы больны, дорогая Эффи, и болезнь эта называется ревностью!
Его слова подействовали на девушку, как вылитое на огонь масло.
— Вы болтаете глупости, мистер Николе! — выпалила она. — Да, да, глупости! Такие же толстые и неприятные, как вы сами! Ревновать?.. А по какой причине, позвольте вас спросить, я могу ревновать мистера Кэллагена? Он что, интересует меня? И какое мне дело до того, что он делает или не делает? Неужели…
Николе прервал ее громким зевком.
— Я посоветовал бы вам переложить все это на музыку, Эффи. С удовольствием сыграю этот шлягер на моей старой гитаре. Вы можете отрицать все, что вам заблагорассудится, но даже ему ясно, что у вас слабинка к шефу; сейчас вам кажется, что он клеет милочку Ирен, вот у вас и разболелся живот. Все проще простого!
Взгляд Эффи вполне мог бы испепелить любого, но не Николса.
— Вы!.. От вашей манеры выражаться волосы на голове встают дыбом! Нет у меня никакой слабинки, и живот у меня не болит! Я хочу, чтобы вы поняли, что я — секретарь мистера Кэллагена… секретарь — и только! Я работаю на него… а в личном плане он мне безразличен… И я не пожелалабы притронуться к нему даже пинцетом!
Николе ухнул от восторга и, швырнув окурок в камин, сказал:
— Только не рассказывайте мне, что он просил вас потрогать его пинцетом! Ни за что не поверю в это! — Он достал платок, вытер глаза и губы. — А вообще в ваших словах — я не имею в виду то, что вы говорили про пинцет — может быть, содержится доля истины. Не исключено, что он увлечен и Ирен, и Паолой в зависимости от обстоятельств. От такого типа, как Слим, можно ожидать чего угодно! Но даже если и так, то вы не можете ничего изменить. Как, впрочем, и я. Не думайте, что мысль об этом вызывает у меня восторг — в оценке этих событий я вполне солидарен с вами. Крутить с двумя сестричками одновременно опасная затея. Это все равно, что курить, стряхивая пепел на ящик с динамитом. Помню, как в Висконсине я знал одну малютку…
Эффи категорическим тоном пресекла попытку Николса поведать ей очередную историю.
Об этой малышке я уже слышала много раз!
Отлично, — кивнул он. — Тогда вернемся к нашей проблеме. Я могу сказать вам одно: не подключайтесь к тому, что делает шеф. Если он разыгрывает какую-то партию с этой бандой, то дело это касается только его! Не поднимайте вокруг этого волну. Ну а если вы нуждаетесь в утешении, приходите ко мне. Я мастер по таким делам: чтобы утешить человека, я готов заставить расти волосы на апельсине. И знаю, как этого достичь!
Весьма признательна за предложение, но в ваших утешениях я не нуждаюсь.
Если говорить честно, я в этом не сомневаюсь, — сказал Николе, одарив Эффи улыбкой. — Однако ваши слова заставили меня вспомнить девочку, с которой я был знаком во Флэтбиче…
— Он устремил взгляд к потолку. — Эта малышка…
Его прервал резкий стук захлопнувшейся за Эффи двери. Николе покачал головой и, откинувшись на спинку кресла, погрузился в решение какой-то важной проблемы. С минуту он сосредоточенно размышлял, почесывая подбородок, а потом, приняв решение, открыл дверцу шкафа и извлек оттуда бутылку с виски. Отхлебнув пару раз из горлышка, он закупорил бутылку, поставив ее на прежнее место, устроился в кресле поудобнее и, скрестив руки на животе, задремал.
Григоллу только что принесли послеполуденный чай, когда в его кабинет вошел Кэллаген. Григолл приветливо улыбнулся гостю.
Добрый день, Слим, — сказал он. — А я жду вас. Я не забыл, что вы всегда приходите к нам точно к чаю.
Я делаю это специально. В этот час все ваши люди отдыхают, что меня весьма устраивает. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Понимаю. Только я не совсем согласен с вами относительно того, что все мои люди сейчас отдыхают. Взять хотя бы инспектора Шеррика — он меньше всего думает в данный момент об отдыхе. Ему поручили расследовать убийство Сайрака. Он очень хотел бы побеседовать с вами, но я решил, что сперва встречусь с вами сам.
Кэллаген закурил.
— Ну что ж, в таком случае наши желания совпали. Вам известно, Григолл, что я всегда и во всем стараюсь быть вам полезным…
Григолл, разливавший чай, поднял голову.
Я это знаю, — сказал он. — Но знали бы вы, как это меня пугает!
Григолл! — Кэллаген укоризненно покачал головой. — Вы хотите, чтобы я счел это за комплимент?
Григолл-встал и протянул детективу чашку с чаем.
— Вы здорово помогли нам в деле Уиндауна, вы оказали нам немалые услуги при расследовании дела Райвертона… Но порази меня гром, если я понимаю, каким образом и в первом, и во втором случае вы ухитрились не загудеть за решетку.
Кэллаген подождал, пока Григолл не сел на свой стул, а потом сказал строго:
Если вы не прекратите свои инсинуации, намекая на то, что мои действия в делах Уиндауна и Райвертона противозаконны и могут явиться основанием для моего ареста и заключения в тюрьму ее величества, я буду вынужден подать на вас в суд по обвинению в диффамации. — Он улыбнулся. — Вы никогда не задумывались, Григолл, над тем, почему полицейские не переносят частных детективов? Я могу ответить на этот вопрос. Вы не можете простить нам, что мы имеем возможность действовать более прямолинейно, чем вы. Вы — рабы всевозможных правил, инструкций и положений, тогда как мы можем орудовать без перчаток и задавать прямые вопросы там, где вы ходите вокруг да около. — Он отпил немного чая и добавил: — Вы не можете себе представить, Григолл, как меня радует то, что я не принадлежу к полиции!
Всей душой разделяю вашу радость! — достаточно язвительно вставил старший инспектор. — Кэллаген в полиции! Это была бы революция! Боже, такого и в страшном сне не увидишь!
Кэллаген скорбно покачал головой.
— Так вот каковы ваши представления о справедливости, Григолл, — сказал он. — Я, не считаясь со временем, прихожу к вам с самыми лучшими намерениями, готовый помочь вам всем, что в моих силах. И чем же меня встречают? Оскорблениями и инсинуациями! Кстати, с каких пор Скотланд-Ярд начал экономить на сахаре? Я буду признателен вам, если вы дадите мне еще кусочек. Да вы не поднимайтесь, просто перебросьте его мне!