Это был булавоносец пэров Англии.
Лев — их эмблема. «А львы — это бароны и пэры», — гласит хроника Бертрана Дюгесклена.
Герольдмейстер указал Гуинплену на людей в бархатных мантиях и шепнул ему на ухо:
— Милорд, это — равные вам. Поклонитесь им так же, как они поклонятся вам. Оба эти вельможи — бароны, и лорд-канцлер назначил их вашими восприемниками. Они очень стары и почти слепы. Это они введут вас в палату лордов. Первый из них — Чарльз Милдмей, лорд Фицуолтер, занимающий шестое место на скамье баронов, второй — Август Эрандел, лорд Эрандел-Трерайс, занимающий на той же скамье тридцать восьмое место.
Герольдмейстер, сделав шаг вперед по направлению к обоим старикам, возвысил голос:
— Фермен Кленчарли, барон Кленчарли, барон Генкервилл, маркиз Корлеоне Сицилийский приветствует ваши милости.
Оба лорда как можно выше приподняли шляпы над головами, затем снова покрыли головы.
Гуинплен приветствовал их таким же образом.
Затем выступил вперед пристав черного жезла, потом Голубая Мантия, за ним кавалер ордена Подвязки.
Булавоносец подошел к Гуинплену и стал перед ним, лорды поместились по обе стороны от него: лорд Фицуолтер — по правую руку, а лорд Эрандел-Трерайс — по левую. Лорд Эрандел, старший из двух, был очень дряхл на вид. Он умер год спустя, завещав свое пэрство несовершеннолетнему внуку Джону, но все же его род прекратился в 1768 году.
Шествие вышло из «расписного зала» и направилось в галерею с колоннами; у каждой колонны стояли на часах попеременно английские бердышники или шотландские алебардщики.
Шотландские алебардщики, ходившие с обнаженными коленями, были великолепным войском, позднее, при Фонтенуа318
, сражавшимся с французской кавалерией и с теми королевскими кирасирами, к которым их полковник обращался перед сражением с такими словами: «Господа, наденьте плотнее ваши головные уборы, мы будем иметь честь пойти в атаку».
Командиры бердышников и алебардщиков отсалютовали Гуинплену и обоим лордам-восприемникам шпагой. Солдаты взяли на караул бердышами и алебардами.
В глубине галереи отливала металлическим блеском огромная дверь, столь роскошная, что створки ее казались двумя золотыми плитами.
По обе стороны двери стояли неподвижно два человека. По ливреям в них можно было узнать так называемых door-keepers — привратников.
Немного не доходя до дверей, галерея расширялась, образуя застекленную ротонду.
Здесь в громадном кресле восседала чрезвычайно важная особа, если судить по размерам ее мантии и парика. Это был Вильям Коупер, лорд-канцлер Англии.
Весьма полезно обладать каким-нибудь физическим недостатком в еще большей степени, чем монарх. Вильям Коупер был близорук, Анна тоже, но меньше, чем он. Слабое зрение Вильяма Коупера понравилось близорукости ее величества и побудило королеву назначить его канцлером и блюстителем королевской совести.
Верхняя губа Вильяма Коупера была тоньше нижней — признак некоторой доброты.
Ротонда освещалась спускавшейся с потолка лампой.
По правую руку лорд-канцлера, величественно восседавшего в высоком кресле, сидел за столом коронный клерк, по левую, за другим столом, — клерк парламентский.
Перед каждым из них лежала развернутая актовая книга и находился письменный прибор.
Позади кресла лорд-канцлера стоял его булавоносец, державший булаву с короной, и два чина, на обязанности которых лежало носить его шлейф и кошель, — оба в огромных париках. Все эти должности существуют и поныне.
Подле кресла на маленьком столике лежала шпага в ножнах, с золотой рукоятью и с бархатной портупеей огненно-красного цвета.
Позади коронного клерка стоял чиновник, держа обеими руками наготове развернутую мантию, предназначенную для церемонии.
Второй чиновник, стоявший позади парламентского клерка, держал таким же образом другую мантию, в которой Гуинплену предстояло заседать.
Обе эти мантии из красного бархата, подбитые белым атласом, с горностаевыми наплечниками, отороченными золотым галуном, были почти одинаковы, с той лишь разницей, что на церемониальной мантии горностаевые нашивки были шире.
Третий чиновник, так называемый librarian319
, держал на четырехугольном подносе из фландрской кожи маленькую книжку в красном сафьяновом переплете, заключавшую в себе список пэров и представителей палаты общин; кроме того, на подносе лежали листки чистой бумаги и карандаш, которые вручались обычно каждому новому члену парламента.
Шествие, которое замыкал Гуинплен, сопровождаемый двумя пэрами-восприемниками, остановилось перед креслом лорд-канцлера.
Лорды-восприемники сняли шляпы. Гуинплен последовал их примеру.
Герольдмейстер, взяв из рук Голубой Мантии парчовую подушку с черным портфелем, поднес ее лорд-канцлеру.
Лорд-канцлер взял портфель и передал его парламентскому клерку. Тот принял портфель с подобающей торжественностью, затем, вернувшись на свое место, раскрыл его.
Портфель, согласно обычаю, содержал два документа: королевский указ палате лордов и предписание новому пэру заседать в парламенте.
Клерк встал и громко, с почтительной медленностью прочел обе бумаги.
Предписание лорду Фермену Кленчарли оканчивалось обычной формулой: «Предписываем вам во имя верности и преданности, коими вы нам обязаны, занять лично принадлежащее вам место среди прелатов и пэров, заседающих в нашем парламенте в Вестминстере, дабы по чести и совести подавать ваше мнение о делах королевства и церкви».
Когда чтение обеих бумаг было окончено, лорд-канцлер возгласил:
— Воля ее величества объявлена. Лорд Фермен Кленчарли, отрекается ли ваша милость от догмата пресуществления320
, от поклонения святым и от мессы?
Гуинплен наклонил голову в знак согласия.
— Отречение состоялось, — сказал лорд-канцлер.
Парламентский клерк подтвердил:
— Его милость принес присягу.
Лорд-канцлер прибавил:
— Милорд Фермен Кленчарли, вы можете заседать в парламенте.
— Да будет так, — произнесли оба восприемника.
Герольдмейстер поднялся, взял со столика шпагу и надел ее на Гуинплена.
«После сего, — говорится в старинных нормандских хартиях, — пэр берет свою шпагу, занимает свое высокое место и присутствует на заседании».
Гуинплен услыхал позади себя голос:
— Облачаю вашу светлость в парламентскую мантию.
С этими словами говоривший накинул на него мантию и завязал на шее черные шелковые ленты горностаевого воротника.
Теперь, в пурпурной мантии, со шпагой на боку, Гуинплен ничем не отличался от лордов, стоявших направо и налево от него.
«Библиотекарь» взял с подноса красную книгу и положил ее Гуинплену в карман его кафтана.
Герольд шепнул ему на ухо:
— Милорд, при входе поклонитесь королевскому креслу.
Королевское кресло — это трон.
Между тем оба клерка, каждый сидя за своим столом, что-то вписывали, один в актовую книгу короны, другой — в парламентскую актовую книгу.
Потом они по очереди, сперва королевский клерк, а за ним парламентский, поднесли на подпись свои книги лорд-канцлеру.
Скрепив обе записи своей подписью, лорд-канцлер встал и обратился к Гуинплену:
— Лорд Фермен Кленчарли, барон Кленчарли, барон Генкервилл, маркиз Корлеоне Сицилийский, приветствую вас среди равных вам духовных и светских лордов Великобритания.
Восприемники Гуинплена дотронулись до его плеча. Он обернулся.
Высокие золоченые двери в глубине галереи распахнулись настежь.
Это были двери английской палаты лордов.
Не прошло и тридцати шести часов с той самой минуты, как перед Гуинпленом, окруженным совсем другого рода свитой, растворилась железная дверь Саутворкской тюрьмы.
Все эти события пронеслись над его головой быстрее стремительно бегущих облаков. Они точно штурмовали его.
2. Беспристрастие
Провозглашение пэрского сословия равным королю было фикцией, но фикцией, принесшей в те варварские времена известную пользу. Эта незамысловатая политическая уловка привела во Франции и в Англии к совершенно разным последствиям. Во Франции пэр был только мнимым королем; в Англии же он был подлинным властелином. В Англии у него было, пожалуй, меньше величия, чем во Франции, но больше настоящей власти. Можно было сказать: «меньше, да зловреднее».
Пэрство родилось во Франции. В какую эпоху оно возникло, неизвестно; по преданию — при Карле Великом; согласно данным истории — при Роберте Мудром. Но история ничуть не достовернее устных преданий. Фавен пишет: «Французский король хотел привлечь к себе вельмож своего государства, награждая их пышным титулом пэра, коим как бы признавал, их равными себе».
Пэрство вскоре разветвилось и перешло из Франции в Англию.
Учреждение английского пэрства явилось крупным событием и имело важное значение. Ему предшествовал саксонский wittenagemot. Датский тан и нормандский вавасор слились в бароне. Слово «барон» означает то же самое, что латинское vir и испанское varon, то есть «муж». Начиная с 1075 года, бароны дают чувствовать свою власть королям. И каким королям! — Вильгельму Завоевателю! В 1086 году они кладут основание феодализму «Книгою страшного суда»321
, «Doomsday book». При Иоанне Безземельном происходит столкновение: французская аристократия относится свысока к Великобритании и к ее монарху, и французские пэры вызывают к себе на суд английского короля. Английские бароны негодуют. При короновании Филиппа-Августа322
английский король в качестве герцога нормандского несет первое четырехугольное знамя, а герцог Гиеннский — второе. Против этого короля, вассала чужестранцев, вспыхивает «война вельмож». Бароны заставляют безвольного Иоанна подписать «Великую хартию», породившую палату лордов. Папа становится на сторону короля и отлучает лордов от церкви. Дело происходит в 1215 году, при папе Иннокентии III, который написал гимн «Veni sancte Spiritus»