Том и Джерри на Диком Западе — страница 28 из 37

– За то, что философ высказал кое-какие мысли своему приятелю. Они касались Матильды. Этот философ усомнился в почтенной родословной Матильды. Этими мыслями он поделился шепотом с приятелем.

– Кто же мог услышать?

– Видишь ту беленькую кошечку?

На краю крыши стояла маленькая снежной белизны кошечка и смотрела вниз, обозревая всех на дворе.

– Премилое создание! – оценил Джерри.

– Это премилое создание опасней рыжего доносчика. Никто не подозревает, что она все слышит и все видит. Матильда обожает ее. Это она подслушала философа и доложила Матильде. Тогда за дело взялся Лом.

– Насколько я догадываюсь, Лом занимает должность палача.

– Как ни прискорбно признавать, но так. Бедного философа Лом пытал всю ночь. Но этого ему показалось мало.

– Вот изверг!

– Ему присудили наказание – ходить кругами неделю.

– Кто присудил? Матильда?

– Не смей, Джерри! Она – воплощение справедливости! В этом обществе все решения выносят коллективно.

– Ты хочешь сказать, что все являются судьями?

– Приговор выносится общим голосованием.

– Представляю в роли судей пиратов и бандитов! – воскликнул Джерри. – Теперь я понял, как держится власть первой дамы. Собственно, так держится абсолютно любая власть.

– Тише, Джерри! – воскликнул Том, но поздно.

Что-то встревожило белую кошечку, которую звали Сюзи. Она была очень хитра. Сделала вид, что смотрит в другую сторону, а сама краешком глаз увидела сидевших на заборе Джерри и Тома.

– Я так испугался, что она нас заметила, – выдохнул Том.

– Кто?

– Сюзи, – показал на белую кошечку Том.

– Да пошла она подальше! – сердито сказал Джерри. – Я одно понял, мой честный друг. Ты попал в беду. И надо тебя выручать.

– Я и сам знаю, что попал в беду. Но выхода нет.

– Не узнаю тебя, Томми. Ты совсем сник и раскис. Доверься мне. Отныне ты будешь делать только то, что я тебе посоветую.

– Если это поможет, я согласен, Джерри.

В это время произошло какое-то общее движение среди кошек. Они все повернули головы в одну сторону. Рыжий кот юркнул в дверь и исчез. Во дворе, на лестнице и на крыше, где находились коты и кошки, воцарилась напряженная тишина.

Через несколько минут в дверях в сопровождении рыжего кота появилась Матильда, которая произвела на всех сильное впечатление. Дело было не в том, как важно она выступала, как гордо держала голову и как все почтительно перед ней склонялись. А в том, что на голове Матильды, между ушами, сверкала белая челка, очень похожая на королевскую корону.

Джерри смекнул, что именно «царская» челка отличала Матильду от других кошек. Возможно, только из-за этого и признали ее первой дамой. Но в следующую минуту Джерри усомнился в своей мысли.

Из дому выскочила сияющая миссис Брейтон, подхватила на руки вальяжную Матильду и прижала к своему сердцу.

– О, моя прелесть! Моя любовь! Мое сокровище!

Все эти слова хозяйка говорила, целуя Матильду и вся светясь радостью. Матильда в ответ мурлыкала. Джерри отчетливо слышал, что говорила Матильда:

– Отстань, вонючка! Ты вся пропиталась духами! О, как ты мне противна! Мне твои дурацкие ласки так надоели! А сегодня и вовсе не до тебя!

– Ты проголодалась, моя маленькая! – лепетала счастливая миссис Брейтон. – Сейчас тебя по кормят вкуснятиной.

Из дверей дома вышли служанки, их было пять, они ловко несли на руках подносы, на которых стояли фарфоровые чашечки с кошачьими деликатесами.

Служанки расставили чашечки вдоль стены дома, вокруг фонтана и на ступеньках лестницы. Коты и кошки быстро заняли свои места, но никто из них не смел приступить к завтраку, пока хозяйка ласкала Матильду.

Джерри подумал: авторитет Матильды потому непререкаем среди котов и кошек, что миссис Брейтон больше всего любит ее. Благосклонность сильных мира сего имеет огромное значение. А, впрочем, власть Матильды складывалась из многих причин. И корона, то есть белая челка на голове, играла не последнюю роль. Миссис Брейтон своими длинными и тонкими пальцами дотрагивалась до этой челки и при этом говорила такие слова:

– Только у тебя такая прелесть, такая красота. В мире нет другой кошки, у которой была бы на голове такая корона. Я обладательница единственной в своем роде кошки. Я горда этим и потому еще больше люблю тебя, моя радость, моя редкость.

– Да отстала бы ты! – мурлыкала Матильда. – Сколько можно сюсюкать? У меня столько дел...

Наконец, миссис Брейтон опустила Матильду на пол и сказала служанкам:

– Не будем им мешать.

Служанки тут же ушли, а миссис Брейтон со слезами умиления окинула взглядом кошачий сброд.

– Ах, как вы умиротворяете бедное женское сердце! Вы, милые крошки, являетесь единственным моим утешением в этом мире, утешением печальной вдовы, днем и ночью оплакивающей троих мужей.

Она помахала ручкой Матильде и ушла в дом.

Коты и кошки остались одни.

Матильда поднялась на каменный выступ, застеленный ковриком, на котором стояла серебряная чаша с едой для нее. Она окинула взглядом публику и спросила низким голосом:

– Ну, что скажете?

– Мы не виноваты! – заверещали кошки. – Мы спали.

– Та-ак, – протянула она с угрозой. – Значит, спали?

– Если б мы знали, – сказал один кот.

– И что бы сделали, если б знали? – спросила Матильда.

– Мы не спали бы, – додумался кот.

– Это ты-то не спал бы? – усмехнулась недобро Матильда. – Ты и проснулся-то для того, чтоб поесть. А наешься – и тут же завалишься дрыхнуть снова... Вы упустили его. Вот что вы натворили!

Джерри глянул на Тома:

– Разговор о тебе?

– Да, – вздохнул Том.

– Не хотел бы я попасть в лапы такой Матильды.

– Она добра. Она удивительно добра. Но ты должен понять ее: она страдает.

– Страдает? Что-то я не очень замечаю. Или с глазами что-то, или слух подводит...

– Джерри, ты опять?

– Молчу, молчу. Смотри– и сам все увидишь.

Под тяжелым взглядом Матильды коты и кошки трепетали.

– Кто дежурил? – спросила резко Матильда.

Две кошки, как раз те, что искали вечером Тома, робко подняли лапы.

– Лом! – повела головой Матильда.

Лом молча поднялся и выпятил грудь.

– Ты ими займешься.

Лом только взглянул на тех двух кошек – и бедняжки задрожали, чуть ли не теряя сознание.

– Все согласны с тем, чтобы Лом разобрался с этими двумя разинями? – спросила демократично Матильда у кошачьего общества.

– Все! – раздались голоса.

– Не слышу, – поднесла лапу к уху Матильда. – Может, кто-то против? Пусть выступит.

– Нет! – на этот раз дружнее ответили коты и кошки.

– Что означает ваше «нет»? Не согласны или наоборот – согласны? Еще раз спрашиваю – кто за то, чтобы Лом занялся этими предательницами, прошу поднять лапы.

Все дружно вскинули лапы. Один только философ ходил на краю двора, заложив лапы за спину.

– А ты почему не голосуешь? – спросила Матильда.

– Мне велено ходить так. Если я подниму лапу, то нарушу закон, то есть вашу волю.

– Я велю.

– Если я выполню это ваше веление, то нарушу прежнее ваше веление. Трудно разобраться, какое из этих велений важней. Для этого нужно время, чтобы все обдумать и взвесить.

– Не пудри мне мозги!

– У меня, как видите, нет пудры, но я боюсь, что если бы она и была, то есть ли то, что мог бы я пудрить?

– Что ты хочешь этим сказать? – подбоченилась Матильда.

– Только то, что прошу вас оставить меня в покое. Вы прервали меня своим обращением как раз в тот момент, когда я чуть было не решил самый важный философский вопрос современности.

– В чем же заключается твой дурацкий философский вопрос? – спросила надменно Матильда. – К тому же, самый важный?

– Вопрос заключается в том, – продолжал философ, – что делать, когда нечего делать?

– Как это – что делать?

– Мы все живем в этой асиенде под покровительством чудаковатой хозяйки и ровным счетом ничего не делаем, кроме того, что едим и спим. Оставшееся время нам нечего делать. Но ведь нельзя долго жить, ничего не делая? И тогда мы начинаем сплетничать, искать себе занятия, развлекать самих себя. Вот это нас и погубит в итоге. Я должен придумать нечто такое, чтобы все мы приносили пользу. Тогда наша жизнь приобретет смысл.

– Смысл моей жизни, – сказал рыжий кот, – в служении нашей первой даме госпоже Матильде.

– И мой! И мой! – заторопились угодливо заверить остальные идиоты-коты.

– Ну и публика! – мотнул головой Джерри, – Ну и бездельники!

– Не суди их так строго, – задумчиво произнес Том. – Служить кому-то – это великое счастье. При одной мысли о Мери Крайтон душа моя наполняется счастьем, а разум видит смысл моего существования. Почему же они не могут служить Матильде!?

– Да я их вижу насквозь. Ты – искренен, а они – фальшивые, – сказал Джерри и притих, потому что заговорила Матильда.

– Ты прав, философ, – сказала она. – Нельзя жить без смысла: Но ты сам слышал, что тут нет ни одного кота и ни одной кошки, которая не знала бы, что делать. Служить! Вот что для нас главное. Служить тому, чтобы наше благополучие длилось до скончания века, чтобы мы жили припеваючи, чтобы за нами следом ходили эти жалкие люди, которым рабство приносит счастье. Мы владеем ими, они обслуживают нас, и мы должны делать все для того, чтобы так оставалось всегда. А потому...

Наступила мертвая тишина. Матильда держала торжественную паузу.

В это время выскочила из дому возбужденная хозяйка в одежде для верховой езды. Она увидела нетронутую еду и удивилась:

– Что с вами? Почему вы не завтракаете? Ах, вот в чем дело! Я помешала вам. Ах вы, мои капризули! Ах вы, мои скромницы! Как вы любите меня! Какие у вас прелестные мордочки! Вы смотрите на свою хозяйку с обожанием. Даже не смеете при ней прикоснуться к еде. Я всех вас целую и бегу.

Она удалилась, и вскоре послышался топот лошадиных копыт.

Матильда тяжелым взглядом окинула публику.

– А потому превыше всего – дисциплина. Ясно?