Птичка попорхала, чирикнула и улетела...
– Прелестная кошечка наклонилась над ручьем и увидела свое отражение. «Как я хороша! – воскликнула она. – Как нежна моя кожа, как прекрасна шерстка, как выразительны глаза! Неужели такая красота не способна тронуть сердце моего возлюбленного? Как он мог оставить меня? Как мог уехать в дальние края?» – продолжал кукольник.
Том вытер слезы, выступившие на глазах.
– Как правдиво! – вздохнул он. – Как достоверно!
В это время за сценой раздался ужасный шум. Кукольник завопил не своим голосом, будто его медленно поджаривали на огне.
– Мери! – крикнул Том. – Тебе грозит опасность! Спрячься в кустах!
Но Мери не слышала, она прогуливалась, сильно виляя задом. На сцену выскочили три всадника. С первого взгляда стало ясно, что это индейцы. У кого еще столько перьев на голове?
Том застыл, выпучив глаза. Джерри даже испугался, что с другом может случиться удар, от переживаний лопнет сердце.
Кукольник продолжал вопить, изображая крики индейцев.
Но вот всадники окружили прелестную Мери.
– Кровожадные индейцы, – низким голосом верещал кукольник, – поначалу хотели принести кошечку в жертву своим богам, но когда разглядели ее небесную красоту, то стали спорить, кому из них пленница должна стать женой.
– Что? – поднялся со своего места Том. – Чтобы неземная музыка моего сердца – Мери стала женой дикого краснокожего? Никогда!
– Успокойся, Томми, – просил Джерри. – Не мешай представлению.
– Я не допущу, – все более разгорался Том, – чтобы в моем присутствии эти дикари говорили такие мерзкие слова. Стой, подлый сброд! Не смей дотрагиваться грязными лапами до моей Мери! Ублюдки! Вам придется иметь дело со мной.
И, перейдя от слов к делу, Том схватил со стойки огромный кухонный нож, похожий на палаш, одним прыжком очутился у сцены и с невиданной яростью и быстротой стал осыпать ударами кукольных индейцев. Он сбил их с лошадей, снимал им головы с плеч, калечил и рассекал.
– Остановитесь! – выскочил с воплем из-за ширмы кукольник. – Опомнитесь! Ведь вы истребляете не живых индейцев, а кукол, которые составляют все мое достояние! Горе мне, несчастному! Вы сделаете меня нищим!
Но Том ничего не слышал и не понимал. Он продолжал рубить палашом. Через минуту весь театр валялся на полу. Все ниточки были разорваны, куклы искрошены на куски, кроме, разумеется, Мери и лошадей. Зрители пришли в смятенье, обезьяна удрала на крышу и со страху почему-то стала мяукать. Даже отважный Джерри почувствовал робость от воинственного вида Тома.
– Скачи домой, услада моего сердца, как сказал бы восточный принц, – Том усадил Мери на лошадь. – Я скоро вернусь к тебе. Мне осталось только победить Дракона и вызволить тем самым от несчастий всех бедных и обездоленных, слабых и робких.
С этими словами он подтолкнул лошадь, и та полетела куда-то за разгромленную сцену.
Том помахал рукой на прощание.
– Я вернусь к тебе с победой! – прокричал он и обернулся к ошарашенным зрителям. – Хотел бы я в эту минуту видеть всех тех, кто не верил и не хочет верить, что благородные странники приносят великую пользу миру. Подумайте, что было бы с прекрасной Мери. Она оказалась бы в плену. Один из этих негодяев женился бы на ней, принудил стать его женой. Бедная Мери! Как страдала бы она! А я ее спас. Скоро она будет дома, и сердце ее наполнится еще большей любовью ко мне. Итак, да здравствуют благородные странники!
– Пусть себе здравствуют, – раздался слабый голос кукольника, – а мне пришла пора умирать. Еще минуту назад я почитал себя властителем королей и президентов, я разыгрывал представления, от которых зрители приходили в восторг и платили мне монетами из собственных карманов, а теперь я разорен, унижен, беден и нищ. Но хуже всего, что удрала обезьяна: теперь я набегаюсь до кровавого пота, прежде чем заполучу ее снова. И все это из-за безрассудной ярости господина, утверждающего, что его призвание – защищать сирот, восстанавливать справедливость и совершать иные милосердные дела. Только меня одного не коснулось его великодушие. Но я не ропщу на судьбу. Что случилось, то случилось. Я был бы вполне удовлетворен, если бы господин заплатил за мой разоренный театр.
– О каких убытках вы говорите? – не понял Том.
– О каких убытках?!–воскликнул кукольник. – А обломки на этом полу? Кто разбросал их? Не ваша ли могучая рука? И кому, как не мне, принадлежали эти куклы? И разве не ими я кормился?
– Я не знаю, о каких куклах идет речь? И при чем тут куклы? Я побил индейцев, которые хотели похитить мою возлюбленную. И пусть кто-то попробует доказать обратное!
Том угрожающе поднял кухонный нож. Зрители поспешно стали расходиться. Никому не хотелось попасть под горячую лапу сумасшедшего кота.
– Эти дикари могли и вас порезать, – продолжал Том, обращаясь к кукольнику. – Так что благодарите меня, что остались живы. Но я не требую от вас благодарности, оставьте их при себе. Я почувствовал бы себя удовлетворенным, если бы вы за чудесное спасение расплатились с хозяином корчмы за обед, который мы позволили себе с моим другом Джерри. К сожалению, у нас в карманах нет ни цента, от чего аппетит не меньше, как вам должно быть известно.
Когда кукольник услыхал, что за душой у этого господина нет ни гроша, из глаз его ручьем хлынули слезы.
Джерри пожалел несчастного. Он подошел к Тому и сказал:
– Ты не подумал об одном, Томми.
– О чем я не подумал? – спросил с вызовом Том, еще не остывший после боя.
– Конечно, верно, что ты его спас, – Джерри показал на кукольника.
– Ты признаешь это, Джерри?
– Признаю, Томми. Но было бы проще, если бы он погиб.
– Я не мог этого допустить. Я представляю, как благодарна мне Мери. И этот человек, я вижу, плачет от радости.
– Не совсем.
– Это еще почему?
– Да потому, Томми, что если бы он погиб, у него не было бы забот прокормить себя. А ты спас его, и теперь ему приходится ломать голову, где раздобыть деньжонок, чтобы в животе не урчало от голода.
– Я понимаю тебя, Джерри. Голод – не тетка. Ты можешь быть уверен, что если бы у меня было даже несколько тысяч долларов, я отдал бы их ему тут же. Или сомневаешься?
– Ни капли. Но твоя готовность отдать несуществующие деньги мало утешит несчастного.
– Что ты предлагаешь, Джерри?
– Я уступил бы ему своего жеребца, – сказал Джерри.
Кукольник тут же перестал рыдать и спросил:
– Вы ничего не путаете? Именно жеребца? Там еще есть кобыла. Она мне не очень приглянулась.
– Замолчи! – грозно поглядел на кукольника Том. – Ты не смеешь судить о моей Бабьеке!
– Вы правы, господин. Я просто хотел уточнить, какую лошадь имеет в виду ваш друг.
– Как же отдашь своего жеребца, если нам предстоит еще столько ехать? – растерялся Том.
Джерри было жаль расставаться со своим конем, но он понимал, что если друг Томми когда-нибудь поймет, что разорил кого-то, то будет страдать так, что его никогда не утешишь. Кукольник явно пройдоха, но он бедный кот, и его по-настоящему жаль. Жеребца он продаст на первой же ярмарке и купит себе новых кукол. Пусть будет так.
– Мы поедем на Бабьеке, – сказал Джерри. – Я сяду на круп. Так мы будем ближе друг к другу, и никакой враг не застигнет нас врасплох. А в горах едва ли очень понадобятся кони. Нам придется взбираться на скалы и спускаться в пропасти. Этому же коту мы должны помочь.
– Если ты так решил, Джерри, я не буду спорить, – согласился Том. – Насчет гор ты прав. Поступай, как считаешь нужным. А я теперь хотел бы отдохнуть. Поверь мне, что нелегко уложить троих индейцев. Они были на редкость ловкими и сильными. Я не против вздремнуть, чтобы восстановить силы и увидеть во сне, как бесподобная мисс Крайтон записывает в свой дневник строки о моем последнем подвиге.
Глава 18Далекая вершина
По настоянию Тома друзья вышли в путь к ночи. Джерри долго не соглашался, но Том был слишком настойчив. Пришлось уступить.
– Куда мы так спешим, – ворчал Джерри,
устраиваясь на крупе Бабьеки, которая не очень обрадовалась второму всаднику и не постеснялась это выразить помахиванием хвоста и мотанием головы. – Что изменит одна ночь?
– Даже час промедления может многое изменить, – рассудил Том. – Мы не знаем следующей выходки Дракона. Он может натворить такое... Мы никогда не простим себя за то, что зря тянули время. Чем быстрее достигнем его логова, тем правильнее будет.
– Но впереди ночь!
– Вспомни, как мы прекрасно провели ночь, когда встретились после долгой разлуки. А эта ночь будет тихой и лунной.
– Очень сомневаюсь. Небо уже затягивают тучи. К полуночи начнется дождь. Мало приятного мокнуть...
– Нет, уверяю тебя, Джерри, ночь будет лунной.
Джерри по опыту знал, что разубеждать Тома, если он в чем-то убедил себя, бесполезно.
Они двинулись в путь, направляясь к горам, которые виднелись на горизонте и были их последней целью. Во всяком случае, на этот раз.
Настроение у Тома было самое благодушное.
– Я представляю, как себя чувствует Дракон, – вдруг сказал Том и рассмеялся.
– Думаю, недурно, – пробурчал Джерри.
– Не скажи! Уж непременно ему доложили, что мы поблизости. Я думаю, его агентура работает отлично. Видишь, летит воробей'?
– Охота мне на него смотреть!
– А зря, мой друг. Надо быть бдительным. Почему он так спешит? Почему оглядывается? Почему он покружился над нами?
– Я не заметил, чтобы он кружился над нами.
– Ты многого не замечаешь. А для странника очень важно все видеть и все слышать. Ты можешь себе представить странника, которому завязали глаза черным платком и «законопатили» уши?
– Я не думал об этом.
– Такой странник похож на кота, который истуканом сидит в темной комнате.
– Почему истуканом?
– Потому что ничего не видит и не слышит, словно статуя. Мы не должны уподобляться ему. Смотри, воробей летит прямо в сторону гор. Не может быть сомнений, что это лазутчик Дракона. И я могу предположить, что далеко не первый. Думаю, каждую минуту к Дракону прибывают лазутчики и докладывают о нашем приближении. Я боюсь одного...