— А конкретно что он ищет?
— Доказательства того, что вы подрываете государственный строй, развращаете народ, готовите бунт.
Антон понимал, что ситуация серьезная. Елагин был человеком терпеливым и методичным. Если он собирал дело уже несколько месяцев, то наверняка подготовил что-то серьезное.
— А что думает об этом императрица? — спросил он.
— Екатерина Алексеевна пока на вашей стороне. Но если Елагин представит убедительные доказательства...
— Понятно. Значит, нужно готовиться к обороне.
Но как готовиться к обороне от обвинений, которые еще не выдвинуты? Антон решил действовать на опережение. Если против него собирают дело, нужно было самому представить факты в правильном свете.
Он начал составлять подробный отчет о своей деятельности за последние годы. В отчете перечислялись все достижения — найденные месторождения, внедренные технологии, обученные специалисты. Особое внимание уделялось экономическим результатам.
— Цифры — лучшая защита, — говорил он Федору Сопину, который приехал из Москвы для консультаций. — Трудно обвинить в измене человека, который принес казне миллионы рублей.
— А если скажут, что вы действовали в личных интересах?
— Тогда покажем, что никаких личных доходов от деятельности не получал. Жалованье обычное, никаких тайных сделок.
— А социальные эксперименты? Ведь именно они больше всего раздражают противников.
— Представим их как способ повышения производительности. Не идеология, а практическая необходимость.
Работа над отчетом шла быстро — за годы деятельности накопилось много материалов. Но чем больше Антон погружался в анализ сделанного, тем больше понимал масштаб изменений, которые произошли благодаря его усилиям.
За десять лет работы в России:
Добыча металлов увеличилась в два с половиной разаПоявилось более тридцати новых месторожденийОбучено свыше пятисот специалистовВнедрены десятки новых технологийУлучшены условия труда сотен тысяч рабочих
— Впечатляющие результаты, — сказал Ломоносов, изучив предварительные материалы отчета. — Но именно эти успехи и пугают ваших противников.
— Почему успехи должны пугать?
— Потому что они показывают возможность перемен. А перемены всегда страшат тех, кто заинтересован в сохранении статус-кво.
— И что же делать?
— Продолжать работать. И готовиться к тому, что рано или поздно придется защищать свои убеждения.
В феврале 1767 года случилось событие, которое ускорило развитие кризиса. В Москве произошел бунт на одной из текстильных мануфактур. Рабочие требовали повышения зарплаты и улучшения условий труда, ссылаясь на опыт предприятий, где работали ученики Антона.
Бунт был подавлен силой, но он дал Елагину именно то, что тот искал — повод связать деятельность Антона с "подрывом общественного порядка".
— Видите, к чему приводят ваши эксперименты! — торжествующе заявил Елагин на заседании Сената. — Рабочие взбунтовались, требуют невозможного!
— А что именно они требовали? — спросил граф Шувалов.
— Повышения зарплаты, сокращения рабочего дня, улучшения питания. То есть всего того, что внедряет этот Глебов на своих предприятиях.
— И в чем тут преступление? Люди хотят жить лучше — это естественно.
— Преступление в том, что они требуют этого силой! А требуют потому, что им внушили, что они имеют на это право.
— А разве не имеют?
— Крепостные не имеют никаких прав, кроме тех, что дает им помещик!
Спор в Сенате стал достоянием общественности. Петербургское общество раскололось на сторонников и противников Антона.
Сторонники указывали на экономические успехи, на рост благосостояния страны, на укрепление обороноспособности благодаря развитию промышленности.
Противники пугали социальными потрясениями, разрушением традиций, угрозой крестьянских восстаний.
— Россия стоит на пороге больших перемен, — говорил в своем салоне влиятельный вельможа граф Панин. — Вопрос в том, какими будут эти перемены — управляемыми или стихийными.
— А что зависит от нас? — спрашивали гости.
— Если мы поддержим разумные реформы, перемены будут постепенными и мирными. Если будем противиться всему новому, получим революцию.
— А господин Глебов к каким переменам ведет?
— К разумным. Он показывает, что можно улучшить жизнь людей, не разрушая государство.
Но далеко не все разделяли эту точку зрения. Многие дворяне видели в деятельности Антона угрозу своим привилегиям.
В марте 1767 года Елагин решил нанести решающий удар. Он представил в Тайную канцелярию объемистое дело, в котором обвинял Антона в "систематическом подрыве государственных устоев".
Обвинения были серьезными:
Распространение среди простого народа "вредных идей" о равенстве и справедливостиПодрыв авторитета помещиков и заводчиковПодготовка условий для крестьянского восстанияТайные связи с иностранными агентамиСокрытие от государства ценной информации о месторождениях
Последний пункт был особенно опасным. Елагин каким-то образом узнал о том, что Антон не сразу сообщил о находках Данилы Гончарова.
— Как он мог об этом узнать? — недоумевал Антон, изучив копию обвинительного документа.
— Кто-то из ваших людей предал, — мрачно ответил Протасов. — Или кто-то из местных жителей проговорился.
— Но ведь я же все рассказал императрице!
— Рассказали, но не сразу. И Елагин представляет это как доказательство вашей неблагонадежности.
Антон понимал, что ситуация критическая. Тайная канцелярия была не судом, а орудием политической расправы. Здесь не искали истину, а подтверждали уже принятые решения.
— Что будем делать? — спросил Федор Сопин.
— Бороться. У нас есть союзники, есть факты, есть результаты работы.
— А если этого будет недостаточно?
— Тогда... тогда придется принимать более радикальные меры.
Антон имел в виду план побега, который разработал еще несколько лет назад на случай крайней опасности. План предусматривал тайное бегство за границу через Ригу или Архангельск.
Но пока он надеялся, что до этого не дойдет.
Первым шагом в защите стало обращение к императрице. Антон попросил аудиенции для объяснения своей позиции по всем выдвинутым обвинениям.
Екатерина II приняла его, но была холодна и официальна.
— Господин Глебов, — сказала она, — против вас выдвинуты серьезные обвинения. Надеюсь, вы сможете их опровергнуть.
— Ваше величество, я готов ответить на любые вопросы.
— Тогда объясните, почему вы скрывали от государства информацию о месторождениях на Урале?
— Я не скрывал, ваше величество. Просто считал преждевременным их разработку.
— Но решение о том, что преждевременно, а что нет, должно принимать правительство, а не частное лицо.
— Вы правы, ваше величество. Но я руководствовался заботой о государственных интересах.
— Каким образом?
Антон глубоко вздохнул. Настал момент, когда нужно было сказать больше правды, чем хотелось.
— Ваше величество, найденная руда обладает необычными свойствами. При неправильном обращении она может быть опасной.
— Опасной? В каком смысле?
— В том смысле, что может причинить вред здоровью людей. Я считал необходимым сначала изучить эти свойства.
— И что показали изучения?
— Что руда действительно требует особых мер предосторожности при добыче и обработке.
Екатерина задумалась. Объяснение Антона звучало разумно, но не полностью убедительно.
— А что касается ваших методов управления рабочими? — продолжила она. — Говорят, что вы даете им слишком много свободы.
— Ваше величество, я даю им столько свободы, сколько нужно для эффективной работы.
— А не опасно ли это? Не приведет ли к тому, что они захотят еще больше?
— Возможно, захотят. Но лучше удовлетворить разумные желания, чем подавлять силой неразумные требования.
— Интересная философия. Но не слишком ли она опережает время?
— Время покажет, ваше величество.
Аудиенция продолжалась больше часа. Екатерина задавала много вопросов, проверяла каждый довод, изучала каждое объяснение.
В конце концов она сказала:
— Господин Глебов, ваши объяснения принимаются к сведению. Но окончательное решение будет принято после полного расследования.
— Что это означает, ваше величество?
— Это означает, что вы остаетесь на свободе, но под наблюдением. И воздержитесь от любой деятельности, которая может быть истолкована как подрывная.
Антон понял, что получил временную отсрочку. Но угроза никуда не делась.
Выйдя из дворца, он увидел, что за ним действительно следят. Двое людей в штатском держались на расстоянии, но постоянно были в поле зрения.
— Началось, — подумал он. — Теперь каждый мой шаг будут отслеживать.
Дома его ждал Ломоносов с тревожными новостями.
— Антон Кузьмич, — сказал он, — Елагин не ограничился Тайной канцелярией. Он обратился также в Синод.
— В Синод? Зачем?
— Хочет обвинить вас в ереси и богохульстве. Говорит, что ваши научные теории противоречат священному писанию.
— Какие именно теории?
— Ваши объяснения происхождения горных пород. Елагин утверждает, что они противоречат библейскому рассказу о сотворении мира.
Антон понял, что Елагин атакует с разных сторон. Если не получится обвинить в государственной измене, попытается обвинить в религиозных преступлениях.
— Михаил Васильевич, — сказал он, — мне кажется, пора готовиться к худшему.
— К чему именно?
— К бегству. Если дело дойдет до суда, шансов на оправдание практически нет.
— Но бегство — это признание вины.
— Бегство — это сохранение жизни. А жизнь нужна для продолжения работы.
Ломоносов понимал логику Антона, но такое решение давалось нелегко.
— А что будет с вашими учениками? С вашими проектами?
— Ученики продолжат работу. Они уже достаточно опытны. А проекты... проекты можно возобновить позже.
— Когда позже?
— Когда изменится политическая ситуация.