— Серьезные обвинения. А есть ли доказательства?
— Доказательства — это наше дело. Ваше дело — давать правдивые показания.
— Я всегда говорю правду.
— Посмотрим. Расскажите о своей деятельности последних лет.
Допрос продолжался три часа. Ржевский задавал вопросы методично и подробно. Он интересовался каждым проектом, каждой поездкой, каждой встречей.
Особенно подробно следователь расспрашивал о социальных экспериментах Антона.
— Зачем вы улучшали условия труда рабочих? — спрашивал он.
— Чтобы повысить производительность.
— Только ли поэтому?
— И из соображений человечности.
— А не для того, чтобы завоевать их преданность?
— Преданность — побочный результат справедливого обращения.
— А что, если эта преданность будет использована против государства?
— Почему против? Довольные рабочие — опора государства, а не угроза ему.
— Но ведь в Москве рабочие бунтовали, требуя тех же условий, что вы создали на своих предприятиях?
— Люди всегда стремятся к лучшей жизни. Это естественно.
— А не опасно ли поощрять эти стремления?
— Опаснее их подавлять. Подавленные желания рано или поздно прорываются с удвоенной силой.
Ржевский записывал каждое слово. Антон понимал, что его ответы будут использованы как для защиты, так и для обвинения — в зависимости от интерпретации.
После первого допроса последовали другие. Каждые два-три дня следователь приходил с новыми вопросами.
Постепенно выяснилась стратегия обвинения. Елагин пытался доказать, что Антон действовал по заданию иностранных государств, что его цель была не улучшение российской промышленности, а подрыв российской государственности.
— Откуда у вас такие обширные знания? — спрашивал Ржевский. — Кто вас учил?
— Учился у разных мастеров, читал книги, наблюдал природу.
— А не обучался ли в иностранных университетах?
— Нет.
— А связи с иностранцами имели?
— Встречался с некоторыми специалистами, которые приезжали в Россию.
— О чем говорили?
— О технических вопросах, о научных открытиях.
— А о политике?
— Политика меня не интересует.
— Не интересует? А ваши социальные эксперименты — это не политика?
— Это практическая необходимость для повышения эффективности производства.
Антон понимал, что следователь пытается запутать его в противоречиях, заставить сказать что-то компрометирующее. Приходилось быть предельно осторожным в формулировках.
Но были и неожиданные моменты. Во время одного из допросов Ржевский спросил:
— А что вы думаете о будущем России?
— Думаю, что у России великое будущее.
— Какое именно?
— Россия может стать ведущей промышленной державой мира. У нее есть все необходимые ресурсы.
— А что для этого нужно?
— Образование народа, развитие технологий, справедливые социальные отношения.
— И вы считаете себя способным обеспечить все это?
— Я считаю себя способным внести свой вклад в это дело.
— Не слишком ли велик этот вклад?
— Каждый должен делать то, что может.
К удивлению Антона, следователь отнесся к этим ответам без видимой враждебности. Более того, временами Ржевский казался даже сочувствующим.
Через месяц заключения произошло событие, которое изменило весь ход дела. В Петербург приехал французский посол с особой миссией.
Франция, ведущая сложную дипломатическую игру в Европе, была заинтересована в укреплении России как противовеса Пруссии и Австрии. Французский двор получил информацию об аресте "выдающегося русского ученого и изобретателя" и решил вмешаться.
— Ваше величество, — сказал посол Екатерине II, — французская Академия наук выражает озабоченность судьбой господина Глебова.
— Почему французов интересует внутреннее дело России? — холодно ответила императрица.
— Потому что наука не знает границ. Господин Глебов известен в Европе своими открытиями. Его арест рассматривается как удар по научному прогрессу.
— У нас есть серьезные основания подозревать его в государственной измене.
— Простите, ваше величество, но человек, который принес России такие экономические успехи, вряд ли может быть изменником.
— А откуда вы знаете о его достижениях?
— Наши специалисты изучают опыт всех стран. Русские методы организации производства вызывают большой интерес.
Это был неожиданный поворот. Получалось, что деятельность Антона привлекла внимание не только в России, но и в Европе.
Екатерина II была женщиной умной и дальновидной. Она понимала, что международная поддержка может изменить весь характер дела.
— Я приму к сведению мнение французской Академии, — сказала она наконец. — Но следствие должно быть завершено.
— Конечно, ваше величество. Мы только просим обеспечить справедливое рассмотрение дела.
После этого разговора отношение к Антону в тюрьме заметно изменилось. Условия содержания улучшились, появилась возможность получать книги, писать письма.
— Что происходит? — спросил Антон у тюремщика.
— Не знаю, — ответил тот. — Приказ сверху — обращаться с вами как с важным заключенным.
Первое письмо, которое получил Антон, было от Ломоносова:
"Дорогой Антон Кузьмич! Ваши друзья не сидят сложа руки. Дело получило международную огласку. В вашу защиту выступили ученые нескольких стран. Императрица приказала провести дополнительное расследование. Не теряйте надежды. Правда восторжествует.
Ваш Михаил Ломоносов."
Это письмо подняло дух Антона. Значит, он не забыт, за него борются.
Вскоре пришли и другие письма. Писали ученики, коллеги, даже незнакомые люди, которые знали о его работе.
Особенно трогательным было письмо от рабочих Нижне-Тагильского завода:
"Дорогой учитель! Мы знаем, что вас обвиняют в плохих делах. Но мы знаем правду. Вы никогда не делали ничего плохого. Вы только помогали нам жить лучше и работать честно. Мы молимся за вас и ждем возвращения."
Такая поддержка давала силы переносить тяготы заключения.
Тем временем дополнительное расследование, назначенное императрицей, начало приносить неожиданные результаты.
Выяснилось, что многие свидетели обвинения давали показания под давлением или за деньги. Провокация с "бунтом учеников Глебова" была раскрыта — найдены люди, которые организовывали беспорядки по заданию Елагина.
— Это меняет всю картину дела, — сообщил Антону новый следователь, заменивший Ржевского. — Похоже, против вас была организована целая кампания клеветы.
— А что будет с Елагиным?
— Пока неясно. Но его роль в деле расследуется.
— А со мной что будет?
— Это решит суд. Но перспективы улучшились.
Суд состоялся в сентябре 1767 года. Это было закрытое заседание Сената с участием представителей духовенства и военного ведомства.
Антона обвиняли статский советник Елагин (как представитель обвинения) и коллежский асессор Петров (как официальный прокурор).
Защищал его один из лучших юристов того времени — тайный советник Александр Андреевич Безбородко, который впоследствии станет известным государственным деятелем.
— Господа судьи, — говорил Безбородко, — перед вами человек, который принес России неоценимую пользу. За десять лет его деятельности доходы от горной промышленности увеличились вдвое. Тысячи людей получили работу и достойную жизнь. Десятки новых технологий укрепили обороноспособность страны.
И за что его судят? За то, что он слишком хорошо делал свое дело? За то, что заботился о людях, которые работали на благо государства?
— Он подрывал основы общественного порядка! — возражал Елагин. — Внушал простому народу опасные идеи о равенстве и справедливости!
— А что опасного в справедливости? — парировал Безбородко. — Разве справедливость не является основой любого государства?
— Справедливость должна соответствовать традициям и установленному порядку!
— А если традиции устарели? Если установленный порядок тормозит развитие страны?
Споры продолжались несколько дней. Заслушивались свидетели, изучались документы, анализировались факты.
Наконец настал день, когда Антону дали слово для последнего выступления.
— Господа судьи, — сказал он, — я никогда не считал себя революционером или мятежником. Я всего лишь пытался применить свои знания на благо России.
Да, я изменял устоявшиеся порядки. Но изменял не ради разрушения, а ради созидания. Я видел, что люди могут жить лучше и работать эффективнее, и помогал им в этом.
Да, я давал рабочим больше прав и свобод. Но не для того, чтобы они восстали против государства, а для того, чтобы они стали лучшими гражданами этого государства.
Я верю, что Россия имеет великое будущее. Но это будущее возможно только при условии, что каждый человек в ней будет иметь возможность развиваться и трудиться по своим способностям.
Если мои методы кажутся кому-то опасными, пусть посмотрят на результаты. Где я работал, там процветание. Где применялись мои принципы, там согласие между людьми.
Я готов принять любое решение суда. Но прошу помнить: идеи нельзя посадить в тюрьму. Они будут жить и развиваться независимо от судьбы их носителя.
Речь Антона произвела сильное впечатление. Даже некоторые из его противников признали ее убедительной.
Суд удалился на совещание, которое длилось три дня. Наконец было объявлено решение.
— Именем императрицы Екатерины Алексеевны, — зачитал председатель суда, — Сенат постановляет:
Обвинение в государственной измене с господина Глебова снимается за недостаточностью доказательств.
Обвинение в подготовке мятежа также снимается как основанное на ложных свидетельствах.
Однако суд признает, что некоторые методы господина Глебова могли способствовать нарушению общественного порядка.
В связи с этим суд приговаривает господина Глебова к:
Освобождению из-под стражи с зачетом срока содержания под стражей.
Ограничению в передвижении сроком на один год.