– Такое возможно, – кивнул Дарий. – Если быстро приложить отрубленную часть обратно.
– Хм… То есть этот мавр ещё может и не остаться инвалидом? Его кисть уложили в тот же мешок, что и остальное тело, – уточнил я у одного из старейших Бессмертных нашего времени.
– Вполне, – кивнул Дарий.
– А как вообще обстоит дело с ранами и шрамами у Бессмертных? – заинтересовался я. – Тот же Калос лишился голоса после боя с Маклаудом, но при этом Дункан много раз получал раны, порезы от других Бессмертных, и шрамов не имеет. От чего это зависит?
– Забываю, что ты совсем ещё недавно обрел Бессмертие, Том, – мягко улыбнулся Дарий. – Всё зависит от “животворной силы”. Напитано ли было ей оружие, нанесшее рану. Если нет, то всё исцеляется обычным порядком. А вот если напитано, то в зависимости от силы Бессмертного.
– Какого? Который нанес рану или того, кто её получил?
– Обоих, – ответил Дарий. – Но как минимум останется шрам.
– А убрать его как-то можно?
– Насколько мне известно, для этого надо убить того Бессмертного, который нанес рану. Убить и завладеть его “животворной силой”.
– Так, но ведь Курган убил Рамиреса, при этом продолжает щеголять шрамом на горле? Разве нет? – нахмурился я.
– Курган не очень умен. И совершенно не тяготится этим шрамом. Да и Рамирес был очень силён именно в управлении “животворной силой”, ну и вообще “специальными возможностями” Бессмертных.
– Что за “специальные возможности”? – заинтересовался я.
– Преодоление предела выносливости, преодоление предела скорости, “чувство природы”, интуиция воина, усиление тела “животворной силой”, преодоление предела физической силы, преодоление предела гибкости, сенсорика, даже в какой-то мере лечение, но последнее только слухи. Наверное… – задумался Дарий.
– С твоих слов Рамирес вовсе каким-то монстром предстает. Сверхчеловеком просто, – нахмурился я.
– А он таким и был, – пожал плечами Дарий. – Один из сильнейших Бессмертных своего времени.
– Как же его Курган смог убить в таком случае? Если он “не очень умен”, как ты говоришь?
– Я не присутствовал при их бое. Не могу ничего об этом сказать. Но Курган как минимум старше Рамиреса, не намного, правда, всего лет на двести. Ему сейчас почти три тысячи лет. Рамиресу было около двух с половиной тысяч, когда Курган его убил. Плюс к тому Курган гораздо больше срубил голов за свою жизнь. В том числе голову своего учителя Бедуина. И сам он воюет всю свою жизнь, не останавливаясь, тогда как Рамирес последние свои пятьсот лет битв избегал, пресытившись ими. Так что грубая сила и воинский опыт взяли верх над искусством и изяществом… Хоть и не сразу. До тысяча пятьсот сорок первого года Рамирес уже дважды побеждал Кургана, просто не мог взять его голову.
– А вы хорошо знаете этого Кургана, – заметила Лили.
– Ну… мы знакомы, – сказал Дарий, отводя взгляд.
– Курган штурмовал Рим под началом Дария, – хмыкнул я. – Естественно они знакомы. Даже более чем. Надеюсь ты не будешь в обиде на того, кто срубит Кургану голову?
– Ну, мы не являемся с ним друзьями, Том, – опять же уклонился от ответа Дарий.
– Но не так как с Грейсоном? – уточнил я.
– Нет.
– А Митос?
– Что Митос?
– Вы с ним дружны? – со смехом во взгляде спросил я.
– Митос – просто легенда. Старейший из Бессмертных, разменявший пять тысячелетий…
– Угу, которого сейчас зовут Адам Пирсон и живет он в Париже.
– Ты знаешь? – устало вздохнул Дарий. – Да, мы дружим. Он иногда приходит поиграть со мной в шахматы, выпить чаю, поговорить о жизни…
– Не переживай, я не охочусь за его головой, – похлопал я монаха по плечу. – Кстати. А что происходит с Бессмертным, когда он берёт голову другого Бессмертного?
– Разве ты этого не знаешь? – удивился Дарий, видимо имея в виду ощущение от меня, которые давал "Зов". После убийства Орма Олофсона я на новичка уже не тянул.
– На моём счету всего одна голова. И я толком не понял, что произошло. С “животворной силой” более-менее понятно: её стало больше. А со знаниями? Опытом? Талантами?
– Это трудно объяснить, Том, – вздохнул Дарий. – Эти знания просто появляются в тебе. Или не появляются. Как-то так.
– А Светлая Передача? Или Тёмная Передача? Как же они?
– Это очень редкое явление, Том. Очень. Чаще всего полученные знания и опыт другого Бессмертного в тебе как бы “спят”. Ты чувствуешь их наличие, но стараешься не трогать лишний раз, так как это “не твоё”. У тебя и своей боли хватает, а опыта без боли и потерь не бывает, – за разговором мы незаметно дошли до комнаты Дария и расселись там возле небольшого стола, на который монах выставил чашки и заварочный чайничек. Сейчас он как раз поставил греться на электроплитку чайник обычный, наполненный водой. – Так происходит у большинства Бессмертных. Но случается, что Бессмертный не удерживается и “влезает” во вместилище этого опыта. И тогда “шарик рвется”. И сразу весь этот опыт, со всеми чувствами, эмоциями, желаниями, переживаниями, привычками, “выливается” в “тебя”. И тут происходит одно из двух: либо ты возьмешь верх и сумеешь всё это встроить в свою “личность”, не изменившись в главном. Либо нет. И тогда Бессмертный меняется до неузнаваемости. Но прежним ты в любом случае уже не останешься. Так произошло со мной.
– Женевьева? – предположил я.
– Да, – отвел глаза Дарий. – Она была очень стара. Больше семи тысячелетий. Её опыт… я буквально утонул в нем. Долго сопротивлялся, даже успел сводить войска в Италию, но… Чем больше я бился и сопротивлялся, тем больше проникался её правотой. Осознавал то, над чем раньше не задумывался. В итоге я не потерял “себя”, но полностью переосмыслил свою жизнь. Я изменился.
– Вот как, – задумался я. – А если “вскрыть” не один “шарик”. А сразу три десятка?
– Можно сойти с ума, я думаю. Если сделать это разом.
– Вроде бы пока не сошёл, – хмуро ответил я, сцепив руки в замок и упершись в них губами.
– Значит твоя личность очень сильная.
– Не знаю, Дарий. Я вроде бы как их всех “задавил”. Отделил их опыт от своего, но…
– Он просачивается, да? – невесело усмехнулся монах.
– Именно, – хмуро ответил я, не убирая рук. – Предметы начинают вызывать неожиданные ассоциации, пейзажи и здания кажутся знакомыми и тоже вызывают цепочки ассоциаций, иногда лица… чувства. Ощущения. У меня очень структурированный четкий разум из-за того, что я десятилетиями сознательно занимался его упорядочиванием. Это называется “окклюменция”. Я раз за разом проверяю своё сознание и вычищаю всё лишнее, чужеродное, но… Оно возвращается. Прорастает…
– Ты боишься? – уточнил Дарий.
– Есть немного, – признался я. – Рано или поздно мне так или иначе придется снова убить Бессмертного…
– Можно поселиться на Освященной Земле.
– Как ты?
– Как я, – кивнул Дарий.
– Я могу сделать это как Фламель. Но не стану.
– Почему?
– Я всю жизнь прямо смотрел в глаза своим страхам. Не бегал от них. И в этот раз не побегу.
– Начнешь охотиться? – неодобрительно покачал головой Дарий.
– Нет… не то чтобы… Да, начну! На Ксавье. А после буду продолжать разбираться со своим разумом. Начну сознательно встраивать опыт убитых в “свою” систему.
– “Не можешь остановить – возглавь”? Так? – усмехнулся Дарий. – Надеюсь ты не уподобишься Кургану, который рубит всех встреченных Бессмертных без разбора?
– Нет. Надеюсь, что нет… я ведь пытаюсь измениться. На моих руках и так достаточно крови… Сложно всё это! – закрыл глаза и уткнулся в сцепленные руки лбом я. – Я не праведник. Совсем не праведник. За свои пятьдесят шесть я убил больше, чем иной Бессмертный за тысячу лет. И я пытаюсь научиться жить по-другому. Но всё равно раз за разом скатываюсь к одному и тому же…
– Что же заставило тебя захотеть измениться?
– Она, – кивнул я на Лили.
– И что тогда будет, когда она умрет?
– Не знаю. Не задумывался об этом. До сегодняшнего утра. Ксавье заставил задуматься. И он пожалеет об этом.
– Он уже пожалел, Том, – попытался меня остановить он.
– Нет, Дарий. Он пока ещё ничего не понял. Но поймет. Поймет, что связываться с Волан Де Мортом… больно. Я не отрублю ему голову. Я буду отрубать ему всё остальное. По кусочку. Медленно. Пока не дойду до шеи. Этот “самовар” молить меня о смерти будет, – спокойно, как о абсолютно решенном деле сказал я.
– Том, нет! – сурово и решительно взяла слово Лили. – Он не стоит того! Ты же сам говорил, что пытки сводят с ума пытающего! Ты же “завязал” с этим?!
– Это не пытки. Это просто казнь. Показательная. Бессмертных много. И их надо предупредить, что семья Тома Гонта неприкосновенна. Или ты хочешь однажды встретиться животом с мечом гада, который решит таким образом добраться до меня? Учти, у них это в порядке вещей. Можешь спросить у Маклауда. Тот же Курган изнасиловал жену Коннора Маклауда, думая, что это жена Рамиреса, когда убивал последнего.
– Как не хочется мне этого признавать, но он прав, – вздохнул Дарий. – Охотящиеся Бессмертные на самом деле убивают близких сильных Бессмертных, чтобы сломить их дух и легче расправиться с ними. Но не думаю, что показательная казнь что-то изменит, Том.
– Увидим, Дарий. Увидим.
***
глава 28
***
“У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Слон”, – сама собой всплыла в голове строчка из детского стихотворения, когда на стене в углу комнаты Дария, прямо во время разговора раздался звонок телефонного аппарата. Вот ведь, даже и не предполагал, что монах настолько идёт в ногу со временем.
Разговор сам собой утих, пока Дарий шёл к аппарату, пока поднимал трубку и подносил её к уху.
– Да, слушаю вас, – сказал он. – Кого, простите? Том, это тебя, – удивленно повернулся ко мне монах, убирая от уха трубку и протягивая её мне.
– Меня? – искренне удивился я и подошёл к аппарату. – Том Гонт, слушаю, – произнес я, взяв трубку у Дария и поднеся её к своему уху.