адострастие закрывает умственные очи человека. Наконец, желая прикрыть свои греховные раны, соединился браком с младшею сестрою.
Но узел преступлений сим не развязался, просыпается в нем совесть, узнает он цену потерянных им сокровищ сердце его уязвляется желанием возвращения оных. Он начинает посещать с прилежанием храмы Божии, отворяет для странников и монахов двери гостеприимства — словом, удваивает старание о исполнении по силам всех обязанностей христианина. Но свет, прежде в нем сиявший от послушания иноческого, не получал прежней чистоты своей. Проникнутый глубокою печалию, Феодор примечал во всех делах своих большие недостатки, примечал, что мир рассыпал повсюду препятствия к жительству богоугодному. Не сильный переносить тяжкую язву скорби о потере утешительных чувств, не находя никаких отрад в суетных занятиях, решается оставить отечество, имение, супругу, младенца-дочь и, обнажившись всего, снова вступить в поприще, коего приятности он уже испробовал. Утаивая истинное намерение, открывает подружию своему, что хочет побывать в Киеве и поклониться мощам преподобных отцев печерских. С ее согласия отправляется в сей город, взяв с собою четыре рубля с полтиною денег, там предает себя молитвам угодников Божиих, потом поспешно спускается к границам России с Польскою Подолиею, переходит оные и устремляется в Молдавию, в которой сиял тогда великий светильник — старец Паисий, архимандрит Нямецкого монастыря.
Сей монастырь лежит ниже Ясс, в 120 верстах от оных, при подошве Карпатских гор. Под ведением онаго было тогда около 700 человек братии. Чин церковного богослужения и душевное окормление монашествующих находилось в цветущем состоянии. Иго нечестивых турок и нищета много помогали к успехам по внутреннему человеку. К сему воинству, руководимому премудрым вождем Паисием, захотел причислиться Феодор. Архимандрит находился тогда уже в болезненном состоянии и почти {стр. 641} никуда не выходил из кельи. Феодор умолял приближенных, чтоб его приняли, но получил отказ. Ему представляли многочисленность братии и недостатки монастыря в доходах. Юный странник находился в крайности — деньги, взятые им из России, истратил, летнее платье, в котором вышел из Карачева, обветшало от путешествия. Наступала зима. Далеко зашедший в чужую сторону, лишенный всего нужного, отвергаемый приближенными старца, он просил их, чтобы по крайней мере допустили его принять благословение Паисия. Сие ему позволено. Он предстал лицу земного ангела; Паисий, видя рубища и отчаянное положение юноши, зарыдал от сострадания, утешил его словами, сильными любовию, и причислил к своему богоспасаемому стаду. С того времени святый муж сей строго запретил, чтоб впредь никому не отказывали без его сведения. Обрадованный Феодор был отведен в хлебню, порожней кельи не было. Для откровения помыслов и душевного назидания, врученный духовнику старцу Софронию, исповедал пред ним по обычаю той обители все грехи, соделанные им от самой юности, и был отлучен на пять лет от приобщения святых Христовых Таин. Проведши несколько дней в хлебне, в одну ночь видит он во сне множество людей, как будто приуготовленных ко истязанию, в числе их был и он. Пред ними пылал обширный огонь, внезапно явились некоторые необыкновенные мужи, похитили его из среды множества и ввергнули в пламя. «Отчего, — начал он размышлять, — из толикого народа я один брошен в сей свирепый огнь?» — «Так угодно Богу», — отвечали мужи. Проснувшись, рассказал видение сие старцу и получил от него ответ, что сие пламя предзнаменует пламя искушений, долженствующих его постигнуть на поприще иночества.
Из хлебни Феодор поступил в послушание к строгому старцу, имевшему присмотр над монастырским пчелами. Здесь таскал на своих плечах ульи, очищал лопатою землю и исправлял подобные сему тяжелые работы, для него необычные. Какое перо возможет описать терпение, с которым переносил он подвиги телесные и укоризны начальника, непрестанно укоряя самого себя и питая смиренную мысль, что пожинает должные наказания за многочисленные грехопадения свои! Пот трудов, чаша бесчестий непрестанно им вкушаемая, собственное желание смирения рождали в нем постепенно болезненное чувство плача. Блаженная печаль сия сокрушающая сердце, растворяла молитву его особенною силою. Иисус, призываемый глубокими воздыханиями и нелицемерным сознанием немощей, мало-помалу очищал его ум, разгонял мрачность страстей и возвеселял вопиющего к нему ученика странными и {стр. 642} сладостными ощущениями, коих никогда не вкушала гортань мирянина, погребенного в житейских попечениях.
Протекло около двух лет. За непорочность жизни отставили его от пчеловодства и сделали помощником в просвирне, находившейся в монастыре Секуле, зависевшем от Нямецкого и лежавшем в 12-ти верстах от онаго. Не будем говорить подробно о трудах его в сем послушании, перейдем к обстоятельствам, коими возвел его Бог на высоту добродетелей.
В пустыни, на потоке Поляна Ворона, в пяти верстах от скита того же имени жил старец Онуфрий, украшенный не одними сединами преклонных лет, но и сединами божественной премудрости. Россиянин, уроженец города Чернигова, из дворян, Онуфрий возлюбил Христа с самых мягких ногтей своих. Ради Христа юродствовал он в юности шесть лет, ради Христа оставив юродство, удалился в Украину с другом своим палатным иеромонахом Николаем, и там, приняв ангельский образ, проходили они царский путь умеренности и взаимного совета. Обрадованные слухом о высоких достоинствах Паисия, они переселились из Украины в Молдавию и вручили себя великому старцу. Напитавшись чистою пшеницею его наставлений, получили благословение поселиться в пустыне на вышеупомянутом потоке и насыщаться там потоками божественных умозрений.
Феодор, находясь в просвирне, более и более упивался внутренним чувством умиления и горячности. Человек чем более питается духовною пищею, тем более алчет оной. Сие самое случилось с Феодором. Юный инок представляет на суд старцу Софронию желание свое строжайшей пустынной жизни и просит благословения послужить престарелому и ослабевшему уже в силах Онуфрию. Одобренный Софронием, он объявляет помысел свой великому старцу. Паисий с восторгом благословляет его намерение и отправляет к Онуфрию.
Здесь Феодор вступил в совершенное и подробное послушание. Отсекая волю пред своим старцем, искусным и святым, исповедуя ему все помыслы, он постепенно умирал миру и, совлекаясь пристрастий, сей мрачной одежды ветхого человека, облекался в светозарный хитон нового — в блистающее святостию бесстрастие. Блаженное древо послушание произрастило для него свой обычный плод — христоподражательное смирение. Смиренного, — говорит Лествичник, — обогащает Бог даром рассуждения; возблагоухал оным обильно и Феодор, смиренный не наружностью, — сердцем. Три подвижника сии: Онуфрий, Николай и Феодор, — имели прекраснейший обычай ежемесячно причащаться Пречистых, Животворящих Христовых Таин, и тем {стр. 643} более очищались, просвещались, укреплялись к духовным трудам и разжигались божественными желаниями. Онуфрий и Николай жили как братия; при дверях Онуфрия, обиловавшего рассуждением, стекались толпы удрученных недоумениями. Николай внимал себе и, в глубоком безмолвии испытывая помыслы своего сердца, жертвою чистоты служил Существу чистейшему; Феодор проходил то делание, которое святые Отцы поставляют наряду с исповедничеством — святое послушание. Кажется, можно без ошибки сказать, что сии три земные ангела не только тройственным числом, но и самым жительством сияли во славу животворящей Троицы-Бога. Не буду говорить о их терпении, кротости, воздержании, повесть соделается слишком пространною! Довольно упомянуть о единой царице добродетелей, о той добродетели, именем которой назвал себя сам Господь — о святейшей любви. Ее узами драгоценными соединялись сии три небесные человека воедино с Богом и друг с другом, горя ее пламенем, усердно и радостно носили немощи немощных и отвергали всякое самоугодие. Николай и Феодор забывали себя, услуживая немощному телом Онуфрию, употреблявшему от болезни самую легкую пищу, и то в весьма малом количестве. Онуфрий забывал свою слабость, смотря на их крепость, и возвращением собственной своей не мог бы восхищаться столько, сколько восхищался ею. Нельзя не признаться, что посреди них обитал несказанно сладостный Иисус по неложному обещанию Своему Своею силою и заповедями. За согласие и единство их жизни в одно время посещены они были и искушениями, кои ясно засвидетельствовали благоговение к ним Владыки, сказавшего: Его же люблю, наказую. Однажды Феодор пошел в скит для таинства исповеди и святого причащения. В отсутствие его во время самого всенощного бдения напали на их пустыню разбойники и, похитив малое количество съестных припасов, находившихся в келье, возложили преступные руки насилия на двух старцев и оставили их израненными, едва дышащими. Феодор, возвратившись, участвовал в их язвах состраданием и ревностными услугами. Мало-помалу начали возвращаться им силы. Тогда Феодор поражен был болезнью, которая поставила его на край гроба. Но Бог сохраняет дни праведника для пользы грешников.
Приближается новая печаль — кончина старца Онуфрия. За двенадцать часов до смерти открылись его сердечные очи. Явилось судилище прежде того решительного судилища, которое встречает всякую душу, излетевшую из тела. Истязуемый праведник существами, невидимыми для его товарищей, томился и давал ответы, из которых ясно виделось, что строгое суждение {стр. 644} недостатков человеческих было причиною сего страшного истязания. Впрочем, нетленная глава и перси свидетельствуют о его несумненном спасении и святости.
Преставление Онуфрия воспоследовало весною в марте месяце. Предав земле священные остатки отца своего, Феодор продолжает жить с Николаем. Но пустыня, лишенная Онуфрия, не казалась уже для него столь любезною, ему попущено было уныние, вероятно, чтоб светильник не оставался под спудом. С согласия Николая он оставляет пустыню, в которой жил пять лет со старцем Онуфрием и полгода с Николаем, получив заповедь от сего последнего по прошествии зимы приехать за ним и взять его с собою в Нямецкий монастырь.