(Захлебывается от рыданий и кричит.) О мой Томас!
Королева-мать (подойдя к нему, высокомерно). А я, сын мой, я тоже вам ничего не дала?
Король (окидывая ее взглядом с ног до головы, сухо). Жизнь. Да. Благодарю вас, мадам. Но потом я видел вас только мельком, одетую для бала, или в короне, или в горностаевой мантии, за десять минут до какой-нибудь церемонии, когда мне полагалось находиться при вас. Я всегда был одинок, ни одна душа на свете не любила меня, кроме Бекета!
Королева-мать (злобно кричит). Ах, так! Призовите же его назад! Отпустите ему грехи, раз он вас любит, верните ему всю власть! Чем же вы сейчас занимаетесь?
Король. Я вновь учусь быть одиноким, мадам, я уже привык.
Входит запыхавшийся паж.
Ну, что там?
Паж. Ваше величество, Томас Бекет появился, когда его уже перестали ждать, больной, бледный, в полном облачении, с тяжелым серебряным крестом в руках. Он прошел через зал, и никто не посмел его остановить, а когда Роберт граф Лейстерский начал читать приговор, Бекет остановил его жестом, именем бога запретив обвинять его, Бекета, своего духовного наставника, — ссылаясь в свою защиту на святейшего папу! Потом он прошел через расступившуюся перед ним, онемевшую от удивления толпу. И направился к выходу.
Король (не мог сдержать радостной улыбки). Хорошо сыграно, Томас, ты выиграл очко! (Потом берет себя в руки; сконфужен.) А мои бароны?
Паж. Положив руку на эфес шпаги, они кричали: «Изменник! Клятвопреступник! Арестуйте его! Ничтожество! Слушай свой приговор!» Но никто не посмел тронуться с места, никто не решился коснуться его святого облачения!
Король (буквально рычит). Идиоты! Я окружен идиотами, а единственный умный человек в моем королевстве — против меня!
Паж. На пороге он остановился, холодно посмотрел на них — беснующихся, орущих, бессильных — и сказал, что еще недавно он ответил бы им с оружием в руках, что сейчас он не имеет возможности сделать этого, но пусть они не забывают о том времени.
Король (ликуя). Он всегда всех побеждал. Всех! Любым оружием — палицей, копьем, шпагой. На турнирах они валились, как карточные валеты.
Паж. Его взгляд был так холоден и насмешлив, что они замолчали, хотя у него в руках был только архиепископский жезл. Тогда он повернулся и ушел. Говорят, что он пригласил к себе сегодня на ужин всех городских нищих.
Король. (потемнев). А епископ Лондонский, который собирался стереть его в порошок? Мой деятельный друг Джильберт Фолиот?
Паж. Епископ в бешенстве старался восстановить толпу против Бекета, он выкрикивал ужасные оскорбления, но ничего не помогало! В конце концов, он лишился сознания. Сейчас его приводят в чувство.
Король (на него внезапно нападает веселый, неудержимый смех. Под оскорбленными взглядами королев он падает на руки пажа и, не в силах сдержать смех, хохочет и хохочет). Нет, это слишком смешно! Слишком смешно!
Королева-мать (холодно бросает, уходя). Завтра вы будете меньше смеяться, сын мой. Если вы не примете срочных мер, Бекет переправится на тот берег сегодня же ночью, попросит убежища у короля Франции, а уж оттуда будет безнаказанно издеваться над вами.
Оставшись один, король перестает смеяться. Внезапно выбегает из зала.
Освещение меняется. Поднимается занавес. Мы в покоях у Людовика VII, короля Франции. Он сидит очень прямо на троне посередине зала. Это толстый человек с хитрым взглядом.
Людовик (своим баронам). Мессиры, мы во Франции, и, как поется в песне, «плевать нам на английского короля».
Первый барон. Ваше величество не может не принять его чрезвычайных послов.
Людовик. Я принимаю всех послов, и простых и чрезвычайных. Приму и этих. Это мое ремесло.
Первый барон. Они ждут уже больше часа в приемной вашего величества.
Людовик (махнув рукой). Подождут, это уж их ремесло. Послы должны торчать в приемной. Я знаю, о чем они будут просить меня.
Второй барон. Выдача изменившего подданного — это акт вежливости, обязательный для коронованных особ.
Людовик. Милейший барон, коронованные особы играют комедию вежливости. Но государства не должны следовать их примеру. Что касается вежливости, то я прибегаю к ней только в интересах Франции. А интересы Франции в том, чтобы чинить всевозможные препятствия Англии, которая, в свою очередь, делает то же самое в отношении Франции. Когда у нас на Юге случается славное маленькое восстание, то всегда в карманах бунтовщиков, которых мы вешаем, обнаруживаются золотые монеты с изображением нашего любезного кузена Генриха. Архиепископ — это ядро на ноге у Генриха Плантагенета. Да здравствует архиепископ! Кроме того, он мне симпатичен, этот человек!
Второй барон. Всемилостивейший государь, вы наш повелитель. И до тех пор, пока наша политика позволяет нам не зависеть от короля Генриха…
Людовик. В данный момент ухудшение отношений нам на руку. Вспомните дело Монмирей. Мы подписали мир с Генрихом при одном условии — чтобы беженцам из Бретани и Пуату, которых он требовал вернуть, было даровано полное прощение. Через два месяца им всем отрубили головы. Это задело мою честь. Тогда я еще не был достаточно силен… Ну и… Пришлось притвориться, что я ничего не слышал о казни этих людей… И мило улыбаться своему английскому кузену. Но сейчас, благодарение богу, наши дела идут лучше, и ныне уже он нуждается в нас! Вот теперь я и вспомню о своей чести! Ведь у нас — королей — незавидная профессия, мы можем себе позволить быть честными из двух один раз. Пусть войдут послы.
Первый барон выходит и возвращается с Джильбертом Фолиотом и графом Арунделом.
Первый барон. Ваше величество, позвольте представить вам двух чрезвычайных послов его величества Генриха Английского: его преосвященство епископа Лондонского и графа Арундела.
Людовик (дружески приветствуя графа). Приветствую вас, милорд! Сожалею, что распри между нашими королевствами, к счастью, ныне улаженные, не позволяли нам наслаждаться зрелищем мирных схваток между нашими дворянами, где столько раз торжествовала ваша доблесть. Я не забыл вашего поразительного подвига на последнем турнире в Кале. Вы все так же владеете этим стремительным ударом копья?
Граф Арундел (склоняется, он польщен). Надеюсь, сир.
Людовик. Нет, это мы надеемся, что наши добрые отношения с вашим любезным повелителем позволят нам вскоре оценить ваше мастерство по достоинству, хотя бы по случаю предстоящих празднеств…
Джильберт Фолиот разворачивает пергамент.
Мессир епископ, я вижу, у вас в руках послание вашего короля. Мы слушаем вас.
Джильберт Фолиот (еще раз кланяется и начинает читать). «Дражайшему брату и другу Людовику, королю французов, от Генриха, короля Англии, герцога Нормандии, герцога Аквитании и графа Анжуйского. Да будет вам известно, что Томас, бывший архиепископ Кентерберийский, после публичного суда, состоявшегося при моем дворе, был обвинен полномочной ассамблеей баронов моего королевства в обмане, клятвопреступлении и в измене своему государю. После чего он, как изменник, бежал из моего королевства, исполненный злонамеренных замыслов. Настоятельно прошу вас ни в коем случае не дозволять, чтобы преступник или кто-либо из его приспешников пребывал на вашей земле, а также, чтобы кто-либо из ваших подданных дал моему заклятому врагу помощь, поддержку или совет. Ибо заявляю, что ваши враги или враги вашего королевства никогда не получили бы такой помощи ни от меня, ни от моих подданных. Рассчитываю, что вы поможете мне отомстить за мою честь и наказать моего врага. Точно так же, как сделал бы это я для вас, если в том была бы нужда».
По окончании чтения наступает тишина. Джильберт Фолиот, сделав низкий поклон, передает пергамент королю, тот небрежно сворачивает его и протягивает одному из своих баронов.
Людовик. Мессиры, мы внимательно выслушали послание нашего любезного кузена и примем его к сведению. Наша канцелярия приготовит ответ, который вы получите завтра. Сейчас мы можем только выразить наша удивление. До нас не доходило слухов о пребывании архиепископа Кентерберийского на нашей земле.
Джильберт Фолиот (очень отчетливо). Сир, бывший архиепископ укрылся в аббатстве святого Мартина, близ Сент-Омера.
Людовик (неизменно любезен). Епископ, мы льстим себя надеждой, что в нашем королевстве существует хоть какой-то порядок. Если бы было так, как вы говорите, нас, конечно, известили бы. (Жестом руки отпускает послов.)
Послы делают три поклона и, пятясь, уходят, провожаемые первым бароном.
(Тотчас же второму барону.) Введите Томаса Бекета и оставьте нас одних.
Второй барон выходит и сейчас же вводит Бекета в монашеском одеянии. Второй барон удаляется. Бекет опускается перед королем на колено.
(Ласково.) Встаньте, Томас Бекет. И приветствуйте нас, как положено архиепископу примасу Англии. Достаточно поклона, и если я не путаюсь в правилах этикета, я обязан только слегка наклонить голову вам в ответ. Вот и все. Я должен был бы даже облобызать ваш перстень, если бы визит был официальный. Но мне кажется, что это не официальный визит?
Бекет (с улыбкой). Нет, сир. Я всего-навсего изгнанник.
Людовик (любезно) Это тоже очень почетный титул во Франции.
Бекет. Боюсь, что теперь это мой единственный титул. Мое состояние отобрано и роздано тем, кто послужил королю орудием против меня. Графу Фландрскому и всем его баронам были разосланы письма с предписанием схватить меня. Епископ Пуатье, заподозренный в том, что хотел дать мне убежище, отравлен.