святого, святого Себастьяна…»[218]
В марте Элиот вновь покинул Оксфорд. На этот раз для выступления с докладом «Об относительности морального суждения» на семинаре у Рассела в Кембриджском университете. «Критический» отчет о поездке – в письме кузине Элинор (21 марта). В нем он сравнивает настрой – более «научный» в Кембридже и более «исторический» в Оксфорде. По его мнению, история – занятие более аристократическое и требующее «окультуренного ума» («cultivated mind»).
Его слова о Бертране Расселе выглядят неожиданно: «Не то чтобы Берти Рассел не был аристократом, но несколько в ином смысле; у него очень восприимчивый, но едва ли окультуренный (cultivated) ум, и я начинаю понимать, насколько он неуравновешен. Я испытываю удовольствие от общения с ним, как едва ли с кем-то еще из знакомых; мы завтракали вместе, а однажды вечером проговорили до часу ночи. Он очень хорошо говорил о войне и очень проницателен, но в некоторых отношениях обладает незрелым умом»[219].
В другом письме, адресованном Изабелле Стюарт Гарднер, Элиот сообщал о своем парижском знакомом Причарде, который был интернирован в Германии (она беспокоилась о его судьбе) и не без иронии говорил о возможной публикации своих стихов: «Я не знаю, слышали ли вы об одном скандальном журнальчике под названием “Blast” (“Взрыв”), у которого пока вышел только один номер. Если появится второй – я думаю послать вам экземпляр <…> поскольку он может вас позабавить, и там обещали опубликовать некоторые из моих собственных произведений»[220].
В середине апреля из Оксфорда он послал Паунду комментарии по поводу его «манифеста». Журнальная версия, «Preliminary Announcement of the College of Arts», была опубликована в журнале «Egoist» осенью. По форме это объявление о создании «истинного» колледжа искусств на английской почве, по сути – критика общепринятых форм преподавания основных видов искусства.
По мнению Паунда, преподаватели должны были сами активно заниматься творчеством. Ему удалось заинтересовать многих: Уиндема Льюиса (издателя «Blast», сооснователя вортицизма, художника и писателя), Анри Годье-Бжecка (молодого французского скульптора, считавшегося гением), Арнольда Дольметча (реконструктора старинных музыкальных инструментов и музыканта), Элвина Лэнгдона Коберна (знаменитого фотографа, вместе с Паундом они изобрели «вортоскоп», камеру с дополнительными зеркалами, позволявшую делать фото, как бы разбитые на осколки), Зинаиду Венгерову (историка литературы и критика), Джона Курноса (псевдоним Ивана Григорьевича Коршуна, переводчика и критика). Прежде всего Паунд надеялся на американцев, которые из-за войны осядут в Англии…
Идея не получила развития. Годье-Бжеска погиб на фронте в июне 1915 года, Льюиса призвали в армию…
Элиот писал Паунду как единомышленник. Правда, критика его звучала немного по-детски: «Кое-что можно сказать о губительном влиянии девственности на американскую цивилизацию»[221].
В письме кузине 24 апреля (из Лондона) впервые говорилось о будущей жене Элиота Вивьен: «Я большей частью находился среди поэтов и художников, но я также встретил нескольких леди и даже танцевал. В больших отелях устраивают танцы по вечерам в субботу <…> Поучаствовав в двух танцевальных вечерах, я познакомился с несколькими английскими девушками, в основном примерно моего возраста, причем две танцевали очень хорошо. Английский танцевальный стиль очень скованный и старомодный, и я привел в ужас одну бедную девушку (к слову, испанку), попробовав уан-степ с наклонами. Однако две, о которых я сказал, оказались более восприимчивыми и освоили американский стиль очень быстро. Поскольку они – эмансипированные лондонки, я несколько раз приглашал их на чай или обед и обнаружил, что они совсем не похожи на все, что я знал раньше здесь или дома <…> Они очаровательно умудренные (даже «лишенные иллюзий»), но не ожесточившиеся; и, должен признаться, я испытывал большое удовольствие, видя, как женщины курят, хотя, признаться, я не знаю ни одной английской девушки, которая бы не курила. У этих английских девушек такие забавные имена – я встретил двух по имени ‘‘Филлис’’ – и одну, которую звали ‘‘Вивьен’’»[222].
Второго мая Жан Верденаль, парижский друг Элиота, погиб в Галлиполи. Элиот узнал о его смерти намного позже. Шестого мая в письме профессору Вудсу он обсуждал возможность получить должность ассистента в Гарварде на следующий год.
Седьмого мая недалеко от берегов Ирландии немцы торпедировали лайнер «Лузитания». Погибло 1198 пассажиров, из них более 100 американцев. Это вызвало в США бурную антинемецкую кампанию и стало важным шагом к ее вступлению в Первую мировую войну.
«26 июня в Хемпстедском регистрационном бюро ТСЭ женился на Вивьенн Хей Хей-Вуд в присутствии [свидетелей] Люси Эли Тэйер (ее близкого друга, кузины Скофилда [Тэйера]), и Лилии К. Саймс, тети Вивьенн. Их возраст был указан как 26, хотя ей только что исполнилось 27. ТСЭ был записан “не имеющим определенных занятий” и проживающим по адресу 35 Greek Strit, Soho. Его отец назван “фабрикантом, занимающимся производством кирпича”, а отец Вивьенн – “деятелем искусства (художником)”. Их родители заранее о браке ничего не знали»[223].
Глава шестая. Vita Nuova
Первым родителям Элиота о его женитьбе написал Эзра Паунд. Он подчеркивал, что поэт может жить литературным трудом: «Ваш сын попросил меня написать это письмо, я думаю, он ожидает от меня своего рода апологии литературной жизни в целом и литературной жизни в Лондоне в частности <…> Положение Т. С. Э. скорее лучше [чем у меня вначале]. Я уже вбил в голову четырем издателям, что он может писать. Что касается произведений Т. С. Э., я думаю, это самое интересное из всего, что появилось после моих собственных первых книг».
Паунд старался оправдать и вероятный отказ Элиота от академической карьеры: «Мое положение сейчас гораздо лучше, чем если бы я остался профессором в Индиане». Правда, едва ли эти аргументы могли убедить отца Тома, успешного бизнесмена. Более благосклонный прием они могли найти у его матери. Но ей тоже трудно было смириться с тем, что Том намерен остаться в Европе, а это следовало из рассуждений Паунда. Кроме переезда в Лондон, «остальное – пустая трата времени и энергии. Никто в Лондоне ни капли не интересуется тем, что написано в Америке <…> Лондон любит сам открывать своих богов».
Финансовая сторона дела явно звучала малоубедительно: «С практической стороны писатель, зарабатывающий тут тысячу долларов в год, находится <…> в значительно лучшем положении, чем если бы он зарабатывал пять тысяч в Америке». К тому же с оговоркой: «Что касается точных сумм <…> я бы сказал, что если у человека есть пятьсот долларов на первый год и двести пятьдесят на следующий, остальное он сможет заработать сам, и для начала это вполне прилично»[224].
С точки зрения родителей, еще хуже было то, что Том советовался с незнакомым им Паундом о предстоящей женитьбе, ни слова не сказав об этом им самим.
Уже 2 июля адрес Тома – Compayne Gardens, 3. Это адрес родителей Вивьен. Оттуда он написал брату. Он знал, что Генри уже будет осведомлен о его неожиданной женитьбе. «Ты знаешь, однако, чего я всегда хотел, и я уверен, что это покажется тебе достаточно естественным. По-настоящему удивительно только, что у меня должны были найтись силы, чтобы попытаться, а когда ты узнаешь Вивьен, я уверен, что и это тебя не удивит. Я знаю, что ты согласишься с тем, что ответственность и независимость в действиях были раньше и будут тем, в чем я нуждался. Теперь моя единственная забота – как я могу сделать ее вполне счастливой, и я думаю, что я могу достичь этого, став бесконечно более самим собой, чем когда-либо в прошлом».
Разумеется, добавил Том, последнее письмо Генри (он видел «Пруфрока», вышедшего в «Poetry») весьма кстати. Семья теперь «лучше подготовлена», чтобы одобрить его решение. «Я дал письмо Вивьен: она хотела сберечь его». Не забыл он упомянуть и то, что «Женский портрет» должен выйти в «Others».
Большая часть письма была посвящена просьбам похлопотать перед редакциями журналов и издателями. Сам он пока не сможет поехать в Америку.
Надо попытаться (по совету Паунда), чтобы несколько периодических изданий, например «Atlantic Monthly», «New Republic», «Harpers» и «The Bookman», согласились сотрудничать на постоянной основе.
«Важно, чтобы издателям тебя представлял человек более высокого социального положения, чем они сами». Это может быть и Генри, но еще лучше привлечь какую-нибудь известную персону, например миссис Гарднер. (Xлопоты не увенчались успехом – первая публикация Тома в «The Bookman» появилась только в 1929 году, в «Harpers» в 1942-м, а в «Atlantic Monthly» – в 1951-м.)
В конце письма Том снова вернулся к семейным делам: «Мы с нетерпением ждем, что мать и отец приедут повидать нас». Хорошо, если Генри «употребит все свое влияние», чтобы способствовать этому. Он хотел бы послать им фото Вивьен, «но сейчас она не очень хорошо себя чувствует, все это полностью выбило ее из колеи, так что я сделаю снимок позже». В заключение – приписка Вивьен: «Я прочитала это письмо и я уверена, что мы можем рассчитывать на вашу помощь. Я прочитала письмо, которое вы написали Тому, оно мне страшно понравилось, и мне кажется, я уже вас знаю. Мне бы хотелось, чтобы вы мне написали»[225].
10 июля он отправил сразу несколько писем. Поблагодарил Х. Монро за гонорар (восемь гиней). Написал профессору Вудсу и декану Бриггсу в Гарвард, что должен отказаться от должности ассистента, поскольку решил остаться в Англии и посвятить себя литературной работе, а также в связи с женитьбой.