Кот по имени Второзаконие может быть древним, но напоминает о том, что библейские древности вовсе не древности (недаром в мюзикле именно он решает, кому из котов попасть на «кошачье небо»).
Издательский кот Морган – это в какой-то степени сам Элиот. Ему, правда, не нашлось места в мюзикле, но в издательстве без него не обойтись:
И если вам нужен мистер Фейбер
Или же, может, сам мистер Фейбер[554],
Ценный совет я даю вам даром:
Сведите дружбу с котом-швейцаром
По имени Морган.
Поэзия Элиота позволяет больше узнать о скрытой жизни его духа. Именно там он чувствовал себя равным своему внутреннему «я» и высказывался с наибольшей прямотой, хотя и утверждал, что поэзия не должна быть личной.
«Кориолана» он бросил незавершенным.
Толчок для возвращения к творчеству ему дали единоверцы. Его пригласили написать хоровые партии для театрализованного представления на тему истории англиканской церкви.
И Элиот, с трудом, наподобие автомобиля, плохо заводящегося на морозе, но выполнил поставленную перед ним задачу.
Хоровой цикл получил название «Скала», «The Rock». Очевиден намек на святого Петра, прозванного «камнем Церкви».
Из предисловия к первому изданию: «Я не могу рассматривать себя как автора ‘‘пьесы’’, но только слов, здесь напечатанных <…> я могу считаться автором только одной сцены: за эту сцену и, разумеется, за чувства, выраженные в хорах, я должен принять на себя полную ответственность»[555].
В цикле много философии с теологией, выраженных в популярной форме. Много язвительных замечаний по поводу современности:
Где Жизнь, которую мы утратили в проживании?
Где Мудрость, которую мы утратили в знании?
Где знание, которое мы утратили в информации?
В цикле на удивление много социального – например, есть хор рабочих и хор безработных. Это характерная черта эпохи.
Важное место занимает полемика с властями, желавшими убрать «лишние» церкви из Сити и вообще из Лондона. Но есть и строки, отражающие заветные мысли самого Элиота.
Вскоре после постановки «Скалы» в театре Сэдлерс-Уэллс, в июле 1934 года, Элиот гостил у епископа Белла в Чичестере. И тот предложил ему написать пьесу на религиозную тему к Кентерберийскому фестивалю следующего года. В результате появилась на свет самая известная пьеса Элиота «Убийство в соборе» («Murder in the Cathedral»).
Пьеса написана в стиле средневековых мистерий в память убийства архиепископа Кентерберийского Томаса Бекета в 1170 году по приказу короля Генриха II. Вскоре после убийства Бекет был признан святым римско-католической церковью. Позже, в XVI веке, по распоряжению Генриха VIII, инициатора раскола с Римом, его гробница была разорена. Король попытался устроить посмертный суд над Бекетом, однако в конце XIX столетия англиканская церковь признала его святым.
Это – первая завершенная пьеса Элиота. В ней ему удалось выразить очень важную мысль о скрытом узоре, рисунке событий (pattern).
Cюжет описывает возвращение Томаса Бекета, изгнанного королем, в Англию вопреки запрету и его последующее убийство.
Пьеса открывается хором кентерберийских женщин. К. Эйкен: «Возможно, величайший сюрприз от нее – в пьесе Элиот стал человечным и [даже] нежным …»[556] Голоса в хоре представляют чувства тех, кто столкнулся с тайной святости и с тайной падения – обыкновенных людей, которым может сопереживать каждый зритель.
Притягивает ли нас опасность? Или
Знание, что здесь мы в безопасности…
Женщины ждут у собора появления архиепископа.
Какая опасность
Может угрожать
Нам, бедным, бедным женщинам
Из Кентербери?
Их роль – свидетельствовать. Но опасность чувствуется все время[557].
Бекету чуть более пятидесяти. Уверенность в правильности своего поступка у него чередуется с сомнениями.
Исторически Бекет был сложной фигурой. Сложными были и его отношения с Генрихом II. Родом из богатой купеческой семьи, он получил рыцарское воспитание. Юность его прошла в развлечениях. Позже он попал в окружение архиепископа Кентерберийского Теобальда, который помог ему получить блестящее образование. Он оказывал важные услуги молодому королю по «церковно-дипломатической» линии. Король сделал Бекета, которого считал к этому времени своим другом, канцлером Англии (1155–1162), а в целях укрепление контроля над церковью способствовал избранию его архиепископом Кентерберийским в 1162 году.
После этого Бекет неожиданно повел себя как благочестивый и строгий пастырь. Образ жизни его стал аскетичным. Он отдавал много времени и сил благотворительности, но в политике стал поддерживать линию папства, считая, что каноническое право должно иметь по отношению к церкви безусловный приоритет. Результатом стало изгнание.
И вот теперь он вернулся.
Один из священников, ожидающих архиепископа:
– Какой мир можно взрастить
Между молотом и наковальней?
Хор призывает Бекета вернуться во Францию:
– Возвращайся. Быстро. Без шума. Оставь нас,
дай нам погибнуть в покое…
Томас:
– Они ведают и не ведают, что действие есть страданье…
Кульминация первой части – встреча Томаса с четырьмя искусителями, кульминация второй – встреча с четырьмя убийцами. Интермедия, рождественская проповедь Бекета, поясняет сделанный им выбор. В конце слово дается рыцарям-убийцам, пытающимся оправдаться перед будущим.
Первый искуситель предлагает вспомнить давно прошедшую юность и былые радости. С этим искушением Томасу бороться нетрудно. Второй напоминает, как Томас был канцлером и правой рукой короля. Искушение властью серьезней, но и его Томасу довольно легко отвергнуть. Этап пройден, вернуть дружбу короля невозможно. Это один из этапов становления самого Томаса как личности, теперь он способен распознать иллюзорность земной власти. Третий искуситель искушает свободой и независимостью. Он говорит о союзе с баронами против королевского диктата. Это искушение тоньше предыдущего. Архиепископу угрожает смертельная опасность, король властолюбив и злопамятен. Спасти свою жизнь и возможность действовать, в том числе и на благо Церкви, можно за счет союза. Бароны сильны – через 45 лет им удастся вынудить другого короля подписать «Великую хартию вольностей».
Четвертый искуситель, самый опасный, искушает святостью.
Он не предлагает Томасу новый выбор, наоборот:
Все другие пути закрыты,
Кроме того, который ты уже выбрал…
Все его рассуждения – это собственные мысли Томаса Бекета, которые тревожили его в прошлом.
Ничего не надо бояться, в земном мире все преходяще – и власть королей, и победы, и поражения. Подумай, где окажутся твои враги – в аду – и где ты. Подумай, как будут бояться тебя, даже твоей тени, те, кто гордятся ныне земной властью. Подумай о толпах пилигримов, спешащих к месту твоего погребения. Но даже если это пройдет и чудеса на твоей могиле прекратятся, если в отдаленном будущем тебя постараются опорочить или, того хуже, будут рассуждать о тебе как об «историческом факте», обсуждая достоинства и недостатки и считая, что тут не было никакой тайны – какое это имеет значение для истинного святого, который может вечно пребывать с Богом?
– Неужели нет пути для моей больной души,
Который не вел бы к проклятью через гордыню? —
спрашивает себя Томас. Что бы я ни выбрал, действие или страдание? (Любое действие есть страдание, а страдание – действие, замечает искуситель.)
Хор восклицает, что чувствует близость владык ада. И взывает к Томасу:
О Томас Архиепископ, спаси нас, спаси нас,
спасись, чтобы и мы могли быть спасены;
Погубишь себя – тогда и мы погибнем…
Имеется в виду, конечно, спасение души. И Томас говорит, что он наконец понял, в чем состоит четвертое искушение:
Последнее искушение – величайшая измена,
Совершить правильный поступок по дурным мотивам…
Он должен отказаться действовать и страдать по собственной воле, отречься от собственной воли и отдать себя на волю Божью.
При озвучке фильма по «Убийству в соборе» (1952) Элиот отдал четвертому искусителю свой голос.
Во второй части пьесы появляются убийцы, посланные королем. Они обвиняют Бекета в государственной измене. Их четверо. Реальных убийц – Элиот называет их поименно – было именно четверо.
Это – самостоятельные роли, действия (и слова) убийц не «параллельны» словам искусителей. Они выкрикивают обвинения, «накручивая» себя перед преступлением. На смену белому стиху первой части приходят жесткие рифмованные двустишия.
Действия рыцарей становятся все более угрожающими, священники пытаются увести Бекета, забаррикадировать вход. Но Бекет требует открыть двери – собор открыт для всех – и становится жертвой убийц. Для прославления себя – или подчиняясь воле Господа?
Я отдаю мою жизнь
За Закон Господа, который превыше Законов Человеческих…
В конце пьесы Элиот предоставляет слово убийцам: «РЫЦАРИ, завершив убийство, выходят к краю сцены и обращаются к зрителям».
Их оправдания звучат актуально и поныне.
«ПЕРВЫЙ РЫЦАРЬ. Мы просим ненадолго вашего внимания. Мы знаем, вы склонны осуждать наши действия. Вы англичане и, таким образом, верите в честную игру: когда вы видите, как на одного нападают четверо, все ваши симпатии на стороне слабого. Я уважаю такие чувства, я их разделяю. Но все же я взываю к вашему чувству чести. Вы англичане, а следовательно, не будете никого судить, не выслушав обе стороны».