Премьера на знаменитом Эдинбургском фестивале состоялась 22 августа. Продюсерами выступали Sherek Players Ltd и Arts Council of Great Britain. Пьеса шла восемь дней подряд, все билеты были распроданы заранее. Роль «неизвестного гостя», который впоследствие оказывается психотерапевтом Рейли, играл знаменитый Алек Гиннесс.
После Эдинбурга пьеса перекочевала в Нью-Йорк. На Бродвее она выдержала 409 представлений и была удостоена премии «Тони». Роль Рейли по-прежнему играл Гиннесс. Параллельно пьеса шла в Лондоне, с Рексом Харрисоном в роли Рейли.
На фоне успеха у Элиота зародилась идея новой пьесы. Работа над ней заняла следующие три года. В окончательном варианте пьеса называлась «Личный секретарь» («The Confidential Clerk»). Прообразом для нее послужила пьеса Еврипида «Ион».
Между другими делами он принял участие в съемках фильма «Убийство в соборе» (режиссер Дж. Хёллеринг). В 1951 году фильм был представлен на Венецианском фестивале («Золотого льва» тогда получил «Расёмон» Куросавы). Роль четвертого, самого опасного, искусителя была озвучена самим Элиотом.
Двадцать седьмого октября 1949 года вместе со знаменитым историком А. Тойнби он отправился в тур по Германии под эгидой Британского совета. Поездка продолжалась несколько недель – Гамбург, Берлин, Ганновер, Гёттинген, Мюнстер, Бонн, Кёльн, Гейдельберг, Мюнхен…
Элиота встречали скорее как оракула, а не как поэта. Он чередовал темы выступлений, используя материалы старых лекций – «Идея христианского общества», «Цели поэтической драмы», «О стихотворной технике Шекспира». Первую лекцию он прочитал в Гамбурге 29 октября, а 19 ноября вернулся в Англию, но вскоре, едва разобравшись с текущими делами, отправился в Брюссель, где также было запланировано выступление.
Лондонские зимы он переносил с трудом. Сырость, сквозняки, дурно устроенное отопление… Но зимой 1950-го года представилась возможность поехать в Южную Африку вместе с Дж. Фейбером и его женой Энид. Врачи тоже рекомендовали поездку. Плавание в каждую сторону занимало две недели, и две недели он мог греться на летнем южноафриканском солнце в Кейптауне и на близлежащих пляжах. Он смог также повидаться с Хоуп Мирлис, перебравшейся в Южную Африку после смерти матери.
Само плавание тоже было отдыхом. По пути он даже принял участие в маскараде в костюме Шерлока Холмса. Из Кейптауна он, однако, писал Хейуорду, что «страна прекрасна, но печальна», а политическая ситуация вообще «удручающая». Название «Южная Африка» в то время относилось к Южно-Африканскому Союзу. В 1948 году там победила на выборах Национальная партия, которая начала устанавливать в стране систему апартеида. В 1950-м конструирование этой системы было еще в самом начале, наиболее жестокие формы она обрела позже – массовые переселения африканцев в бантустаны, их дискриминация во всех сферах жизни и т. п. Апартеид просуществовал до 1994 года.
В Лондоне Элиот вернулся к издательским обязанностям и начал готовиться к запланированным на осень лекциям в Чикаго. На весну пришелся также новый цикл объяснений с Мэри Тревельян. Он не ждал, похоже, каких-то особых просветов в будущем.
В эти месяцы было написано предисловие к «Гекльберри Финну». Он наверняка думал о себе самом, когда писал о Марке Твене, что он «стремился к счастливой семейной жизни», но только не ценой «разрушения своей личности». И подчеркивал, говоря о Геке Финне: «Он одинок; нет более одинокого характера в художественной литературе».
К тому же времени относится рассказ У. Х. Одена о посещении им Карлайл-Мэншнз. Он застал Элиота раскладывающим пасьянс и поинтересовался, почему Элиота так привлекает это занятие, на что Элиот ответил, не без черного юмора, что «это наилучшее приближение к состоянию покойника».
Отзвуки его мрачного состоянии слышатся в чикагских лекциях (осень 1950 года). Элиот к ним, похоже, не очень хорошо подготовился. Лекции посвящались вопросам образования. Довольно сумбурные рассуждения Элиот прерывал провокационными вопросами, например, в каком образовании нуждается Робинзон Крузо, если знать заранее, что он окажется на необитаемом острове, или утверждениями, что «для добрых и любящих родителей едва ли не последнее, что они могут желать для своего ребенка, это стать поэтом – разве что это единственный способ спасти его от того, чтобы он стал преступником».
Особое внимание он уделил в своих лекциях Симоне Вейль (1909–1943). Биография ее поражает контрастами. Родом из богатой семьи французских евреев, политическая активистка, близкая к анархистам, философ и мистик, в 1942 году она оказалась в Англии. В 1943-м у нее диагностировали туберкулез и рекомендовали усиленную диету. Она, наоборот, ограничивала себя из принципа, что не должна питаться лучше, чем в оккупированной Франции. Вскоре приняла католичество. В связи с ухудшением здоровья ее перевели в санаторий, где она и скончалась в августе 1943-го. Она умерла от сердечного приступа, но первопричиной могло быть и намеренное голодание.
Судьба Вейль напомнила Элиоту судьбы испанских мистиков. Он был одним из первых, кто обратил на нее внимание в англоязычном мире. Одну из ее книг он предложил в качестве «книги года». Во Франции ее книги уже издавались. Первой на английский была переведена (в 1951-м) книга «Attente de Dieu» («Ожидание Бога»). В чикагских лекциях он цитировал слова Вейль, называвшей жизнь «невозможностью», «абсурдом» и «противоречием»: «Это противоречие, знак нашего убожества и нашего величия, есть нечто, которое мы должны принять со всей его горечью».
Экзистенциальные проблемы не помешали Элиоту проявить недовольство по поводу самоуправства своей секретарши. Он помогал бенгальскому студенту по имени Гхош, одному из подопечных Мэри Тревельян[667]. Находясь в США, он узнал, что Валери пригласила студента на ужин, после чего писал Мэри: «Мне не нравится, когда мои секретарши закусывают с моими беспризорниками и бродяжками, и в любом случае юным леди из Лидса не следует ужинать с бенгальцами, ни одна леди, не достигшая 45 лет, не должна и думать о таких вещах <…> P. S. Я надеюсь, ты надрала мисс Флетчер уши»[668].
В первые годы с Вивьен Элиот признавался (в некоторых письмах семье), что хотел бы иметь детей, но давно оставил надежду на это. Так или иначе, и особенности характера Элиота, и мучавшие его проблемы находили отражение в творчестве.
В «Личном секретаре» можно найти те же темы, что и в предыдущих пьесах, но как бы сыгранные под сурдинку, приглушенно, сниженные до обыденного, житейского варианта.
Сюжет «Убийства в соборе» – мученическая смерть христианского святого. Сюжет «Семейного сбора» – поиск предназначения главным героем, Гарри, который обвиняет себя в гибели жены. Элиот утверждал, что сюжет «Вечеринки с коктейлями» навеян «Алкестой» Еврипида – там Алкеста жертвует жизнью, чтобы отсрочить смерть мужа. При этом он, странное дело, считал, что зрители будут ассоциировать себя с Эдвардом и его женой Лавинией. Но Селия вызывала у публики гораздо больше сочувствия.
В «Личном секретаре» духовно преображается (тема, важная для Элиота) «простак» Симпкинс (о чем говорит даже выбор имени), но следствием его преображения становится лишь то, что он отказывается от роли личного секретаря финансового магната сэра Клода Мюлхаммера и возвращается к занятиям музыкой. При этом соглашаясь стать органистом в приходской церкви и отказавшись от амбиций стать выдающимся музыкантом.
Трое из семи персонажей представляют молодое поколение – это Колби Симпкинс, Льюкаста Энджел, а также Б. Каган, молодой бизнесмен из Сити. В начале пьесы сэр Клод считает Колби своим незаконорожденным сыном. Он делает его своим личным секретарем в расчете, что со временем его жена, леди Элизабет, согласится усыновить Колби. Льюкаста – его незаконнорожденная дочь. Она обручена с Б. Каганом, но переживает, что ее считают бывшей любовницей сэра Клода, которую он хочет «пристроить». Колби думает, что его родители умерли. Его воспитывала некая миссис Гуззард – он считал ее тетей.
Сэр Клод и леди Элизабет Мюлхаммеры напоминают лорда и леди Ротермир. Леди Элизабет увлекается экзотическими религиями и эзотерическими учениями.
Все персонажи ищут свою истинную «идентичность», хотя бы в приземленном, житейском плане. Финансист хотел бы быть горшечником и поэтому коллекционирует керамику.
Льюкаста едва не порвала с Б. Каганом, поскольку ее отец был за этот брак. Выходя за него замуж, она говорит отцу: «Мы подходим друг другу. Ты тоже так думал, Клод, но исходя из ложных посылок»[669].
Симпкинс, который ближе всех к идеалу, говорит: «Осталась только любовь, Но не основанная на притворстве»[670].
Все разъясняется благодаря благоразумию Эггерсона, прежнего личного секретаря. Оказывается, что Б. Каган – на самом деле незаконнорожденный сын леди Элизабет. А Колби – законный сын миссис Гуззард, но ее муж, скромный органист, умер сразу после его рождения. У сэра Клода был незаконорожденный сын, матерью которого была сестра миссис Гуззард. Но мать и ребенок умерли при родах.
Все это хорошо сочетается с фарсовым характером пьесы. Но чем был вызван неожиданный интерес Элиота к теме незаконнорожденных?
Элиот не пользовался псевдонимами в своем литературном творчестве, но временами в повседневной жизни ему это было не чуждо («капитан Элиот»). Такие «маски» вновь появляются в середине пятидесятых. Это отмечала в своем дневнике Мэри Тревельян.
В те годы Элиот часто болел и немало времени проводил в больницах. Там его настроение скорее улучшалось не в последнюю очередь потому, что больница защищала от назойливых посетителей. Близкие друзья – Хейуорд и Мэри, продолжали его навещать и там. Хейуорд с удивлением обнаружил во время одного из таких посещений Элиота «похожим на кота, который съел нескольких канареек»