Свадебный банкет свелся к завтраку. В тот же день Элиоты улетели на юг Франции. Издательство было извещено о браке письмом от поверенного Элиота.
Посвящение к последней пьесе Элиота трудно перевести дословно, сохранив интонацию. В вольном переводе:
Моей жене
Перед которой я в долгу за всплески удовольствия,
Которые оживляют мои чувства во время бодрствования,
И за тот ритм, который правит нашим отдыхом во время сна,
Единый ритм дыхания
Любящих…
Которым приходят в голову одни и те же мысли без нужды в словах
И которые бормочут одни и те же слова, не нуждаясь в значении:
Тебе я посвящаю эту книгу, чтобы вернуть в меру возможного
В виде слов малую часть того, что ты дала мне.
Слова значат то, что говорят, но у некоторых есть и другое значение
Только для тебя и для меня[686].
Пьесу «Престарелый государственный деятель» («The Elder Statesman») Элиот начал еще в 1956 году, но «вдохнуть жизнь» в нее он смог только после женитьбы. «Я могу лишь сказать, что эта пьеса очень изменилось (и я верю, стала лучше), – отмечал он в 1958-м, – благодаря тому, что столь значительная часть была написана в течение этого последнего года, чем если бы я закончил ее до нашего бракосочетания»[687].
Ее сюжет – кризис, духовный и житейский, в жизни тяжело больного лорда Клэйвертона и его разрешение. Мифологические эринии из «Семейного сбора» превратились в персонажей, которые напоминают о «грехах молодости» лорда Клэйвертона, тогда еще просто Дика (Ричарда) Ферри. Это Федерико Гомес, соученик Дика в Оксфорде, в прошлом – Фред Калвервелл. Теперь он стал чем-то вроде олигарха в вымышленной латиноамериканской стране Сан Марко. И миссис Каргилл, в юности – Мэйзи Баттерсон, позже – эстрадная певичка, известная как Мэйзи Монджой, а ныне – вдова богатого бизнесмена м-ра Каргилла.
В пьесе множество аллюзий на жизненные обстоятельства самого Элиота и на прежние его произведения, включая TWL.
В истории знакомства Дика Ферри с Мэйзи важную роль играет плоскодонка, punt, на которой она каталась с двумя подругами. Девушек было три, как дочерей Темзы в TWL. Вспоминается и история знакомства Элиота и Вивьен.
Речь не только о сходстве. Вполне возможно противопоставление или сопоставление вариантов судьбы. Мэйзи Баттерсон подавала в суд на Дика Ферри за нарушенное обещание жениться, но согласилась на щедрую компенсацию, которую выплатил его отец. После этого она какое-то время была «звездочкой» мюзик-холла и запомнилась номером «Еще тебе не поздно полюбить меня». А овдовев, угрожает продать на аукционе юношеские письма лорда Клэйвертона.
Фред Калвервелл, Гомес, напоминает о другом:
Дик, помнишь ту лунную ночь,
Когда мы возвращались в Оксфорд? Ты был за рулем
<…>
Ночь, когда ты переехал того старика на дороге[688].
Оказывается, правда, что старик уже был мертв. Это могло бы оправдать будущего лорда перед законом. Но грех не так прост – Фред напоминает, что с ними были девушки (возможно, одной была Мэйзи). Они не поняли, что произошло, а Дик не хотел, чтобы их позвали свидетельствовать, поэтому продолжал жать на акселератор. Грузовик, ехавший следом, остановился. И водителя обвинили в гибели старика. Узнав об этом, Дик молчал, боясь разрушить свою карьеру. То, что старик умер раньше, естественной смертью, выяснилось только на суде.
Тема «скелета в шкафу» не раз возникает в творчестве Элиота. В TWL упоминается труп, который «посадил у себя в саду» Стетсон. Брутальный Суини напевает, что всякий может «прикончить» девушку. В «Семейном сборе» жену Гарри то ли случайно смыло волной, то ли ей «помог» он сам. А может, она покончила с собой.
Но в «Престарелом государственном деятеле» эта тема разрешается через исповедь Клэйвертона перед любящей дочерью, Моникой. Элиот находит слова, благодаря которым выходит за пределы абстрактной моральной схемы – «грех и последующая расплата», достигая психологической глубины, которой не хватало в предыдущих пьесах.
Дик стал лордом Клэйвертоном благодаря браку с матерью Моники. Но исповедаться перед ней было невозможно:
Как раскрыть свое сердце,
Когда ты уверен в неправильном ответе?
Как сделать признание без надежды на прощение?[689]
Позже мать Моники умерла. Исповедаться «перед народом» он тоже не может. Преступлений с точки зрения закона за ним не числится:
Труднее признаться в грехе, в который никто не верит,
Чем в преступлении, которое может оценить каждый.
Но, продолжает он, главное:
Не гнусность моих поступков,
А факт моего признания. Причем тебе, Моника,
Тебе, среди всех людей[690].
К слову, по человеческим меркам поступки Клэйвертона не были такими уж гнусными… Но главное в пьесе – это даже не его исповедь, а роль, которую играет любовь.
В последнем из «Четырех квартетов» Элиот говорил: «Любовь – это незнакомое Имя» («Love is the unfamiliar Name»).
Клэйвертон признается в конце пьесы, что только сейчас понял, что такое любовь, и называет себя «начинающим в практике любви».
О любви в пьесе говорят почти все персонажи, но только трое – всерьез. Моника, ее жених Чарльз и лорд Клэйвертон.
Некоторые из слов, предназначавшихся Валери, Элиот мог отдать Чарльзу, а другие – Клэйвертону.
Чарльз. О моя дорогая,
Я люблю тебя, насколько хватает слов и еще больше.
Странно, что слова так неадекватны.
Но, как астматик за каждый вздох,
Любящий должен биться за каждое слово[691].
Лорд Клэйвертон. <…> Если у человека найдется другой,
хотя бы один за всю жизнь,
Кому он желает признаться во всем —
Включая, учти это, не только преступления,
Не только низость, злокозненность и трусость,
Но даже смешные ситуации,
Где он вел себя как дурак (с кем этого не бывало?) —
То он любит этого человека, и его любовь спасет его[692].
Что еще? И в этой, последней пьесе есть пуританская бескомпромиссность оценок, которую Элиот сохранил до конца, несмотря на стремление «духовно вернуться» в «старую Европу».
Она чувствуется в отношении лорда Клэйвертона к самому себе и к своему сыну Майклу. Но он признает свободу выбора.
Моника любит отца. Правда, вначале она любила лживый образ, маску, но исповедь Клэйвертона исправила положение.
С сыном Клэйвертон конфликтует. Майкл поддается соблазну, который олицетворяет Калвервелл-Гомес. В союзе с миссис Каргилл ему удается убедить Майкла поехать в Сан Марко в качестве своего помощника. Гомес говорит, что сможет предоставить первый отпуск Майклу только через пять лет, это выглядит подозрительно. Но перспектива легкого богатства, возможность рассчитаться с долгами (одна из причин конфликта с отцом) манит Майкла, не способного к упорной работе, и он ни в чем не хочет сомневаться. Что ж, говорит Клэйвертон:
Майкл свободен в своих действиях. И если он выберет
Отдать себя в вашу власть, Фред Калвервелл,
По своей собственной воле стать рабом,
Я не могу помешать ему[693].
Правда, он признает, что совершил в прошлом множество ошибок, воспитывая Майкла, и говорит, что никогда не отвергнет его, даже если Майкл его отвергает. Но подобно пастору Димсдейлу в «Алой букве» Готорна, он считает, что грех определяется только через отношение к самому грешнику.
Еще критик Э. Вильсон в рецензии на «Poems 1909–1925» писал, что «истинное значение Элиота не столько в том, что он поэт европейского распада, сколько в том, что он поэт американского пуританского темперамента»[694].
Сам Элиот высказался (в 1954 году) более точно, что он сочетает в себе «католический склад ума, кальвинистское наследие и пуританский темперамент»[695]. В католицизме, однако, посмертная судьба души не считается предопределенной изначально, как в кальвинизме. В любую минуту жизни личный выбор имеет значение. И кроме Рая и Ада есть место для Чистилища.
Страдание значило для Элиота очень много. Это видно по его стихам. Видно по тому, как он истязал себя, сочетая работу в банке с интенсивной литературной работой. Как жестко, даже жестоко, оборвал отношения с Вивьен, а позже – с Эмили и Мэри!
Тяга к страданию, иногда фанатическая, близка и католицизму. Но с католическими мистиками Элиота связывают и вера в свободу выбора и возможность преображения.
Поздняя любовь поменяла «структурную формулу» его личности. Элементы остались, но соотношение между ними изменилось. Образы и символы, и возвышенные, и связанные с упадком и разрушением, разошлись в стороны, пропуская иную реальность, где нашлось место для обычной, естественной и искренней любви, которой недоставало раньше.
В поддержку этого убедительно свидетельствует многое, несмотря на то что часть свидетельств исходит от «заинтересованных лиц». И незамысловатые бытовые детали (Элиоты иногда гуляли по Лондону, взявшись за руки[696]