Томек и таинственное путешествие — страница 27 из 49

Молодой человек во весь опор поскакал к отцу. У юрты он увидел соседей, привлеченных плачем отца, поэтому сразу же вернул ему ремень, полученный от ламы.

— Исполнил ли ты мое приказание? — нетерпеливо спросил старик.

— Я же не мог убить ламу! Ведь он ничего плохого нам не сделал, — ответил сын. — Я только отобрал у него ремень, о котором ты говорил.

— О горе нам! Ламы с запада победили! Видно, такова воля богов, — печально ответствовал старик. — Я говорил, что он украл у меня тайну, а ты понял что — ремень. Уходите отсюда все! Вскоре море зальет всю нашу страну!

Предсказание святого старца исполнилось уже на следующий день. Подземные громы потрясли всю землю. Вода озера вышла из берегов и поглотила святого мудреца, его сына и многих-многих других.



А лама вернулся к своему властелину. Он успокоил лам и пастухов, испуганных землетрясением. Когда он им поведал о тайне, которую узнал, пастухи принялись за строительство нового великолепного храма, вокруг которого вскоре вырос город, столица царства Жунь[60].

* * *

Перед тем как попрощаться, лама вручил Смуге мешочек со снадобьями и велел принимать их в течение трех ближайших дней. Потом он показал гостям весь монастырь и даже позволил заглянуть в обширный зал, где юноши с бритыми головами, по виду напоминающие взрослых лам, сидели, склонившись над столиками. Одни изучали трудное дело иероглифического письма тушью, другие учились рисовать изображения богов на толстой бумаге. Это были шаби, или послушники. Они вежливо приветствовали путешественников и вернулись к прерванным занятиям. По рассказу ламы, шаби начинали послушание на девятом году жизни. Многие годы они изучали тибетский язык, чтобы еще и писать на нем; для этого им приходилось выучить огромное число различных знаков и уметь писать их тушью с помощью кисточки. В буддийской религии тибетский язык является языком богослужений, подобно латыни у католиков. Благодаря этому, несмотря на наличие государственных границ, общий ритуальный язык объединял все монгольские племена Азии. Юные послушники усердно рисовали изображения богов, работали в монастырском хозяйстве. Выполняли всякие поручения, изготовляли молитвенные мельницы, которые ламы продавали благочестивым паломникам во время больших религиозных праздников.

Спустя определенное время послушники становились учениками, получая несколько более высокую степень посвящения. Они читали религиозные тексты, принимали участие в торжественных богослужениях, учились играть на священных инструментах и танцевать священные танцы. Много времени посвящали они тайнам тибетской медицины, знакомству с целебными растениями и изготовлению из них лекарств. Только после многих лет обучения их принимали в число лам.

Звероловы с интересом выслушали рассказ настоятеля монастыря, обошли все помещения храма и в конце пути очутились у его ворот. Там, в тарантасе, их уже ждал Батуев. После церемониального прощания старый лама долго стоял на пороге монастыря, вращая молитвенную мельницу до тех пор, пока путешественники не исчезли за горизонтом.

XIIIСибирский легион свободных поляков

В лесной лощине, окруженной цепью не очень высоких, пологих холмов, раздавался стук топоров и грохот падающих деревьев. Вдоль только что построенной железнодорожной линии суетились рабочие. Одни отесывали стволы и разрезали их пилами на шпалы определенного размера, другие на тачках возили щебень, на который укладывали шпалы и рельсы. Железнодорожный путь медленно вгрызался в девственную тайгу.

Среди толпы бородатых сибирских крестьян, одетых в старые полушубки и обутых в лыковые лапти, виднелась группа рабочих в одинаковых изношенных серых кафтанах, холщовых штанах и рубахах. Это были каторжники, то есть люди, приговоренные к тяжелым работам. На головах, выбритых с правой стороны, они носили круглые шапки без козырька. На ногах у них были кандалы, причем некоторые из каторжников были прикованы цепями к тачкам. Группу окружал конвой из солдат в темно-зеленых мундирах.

Вольнонаемные рабочие и арестанты, равно как и солдаты конвоя, с одинаковым любопытством поглядывали на стоявший невдалеке барак, обмениваясь сведениями о необыкновенном событии. Они заинтересовались звероловами, которые вступили в жаркий бой с бандой хунхузов и победили их. Известие об этом распространилось в лагере утром того дня, когда конный бурят вызвал командира отряда казаков в улус. Спустя несколько часов солдаты привели связанных бандитов. Вместе с ними приехали четыре иностранных путешественника. Теперь сотник Тухольский вел энергичное следствие, подозревая пойманных хунхузов в участии в недавнем нападении на строителей железной дороги.



В то время как рабочие терялись в фантастических догадках, четверо героев дня сидели в бараке как на раскаленных углях. Именно в этот момент решалась судьба всей опаснейшей экспедиции. Даже Смуга, всегда владевший собой, нетерпеливо поглядывал на дверь, за которой сотник Тухольский производил дознание. Казаки вводили бандитов по очереди. Удары нагаек и стоны доносились из соседней комнаты.

Томек старался не слышать стонов истязуемых. Судорожно сжав зубы и побледнев как полотно, он смотрел через окно. Он не мог оторвать взгляда от арестантов, работавших на насыпи. Возможно, между ними были и поляки… Вид людей в кандалах, прикованных цепями к тачкам, красноречиво свидетельствовал о тех муках и унижениях, которым подвергались тысячи ссыльных, героических борцов за свободу своей родины.

Боцман сохранял мнимое спокойствие, курил трубку, но и в его голове были невеселые мысли. Он мрачным взглядом провожал казаков, ведущих хунхузов на следствие, и в конце концов пробурчал:

— Видимо, с нашими ссыльными тоже обращаются не лучше…

— Посмотри, боцман, в окно, и у тебя сразу же пропадут всякие сомнения, — шепнул Томек.

Вспомнив своего сводного брата, Смуга тяжело вздохнул. Один только Удаджалак, казалось, не удивлялся ничему. На его родине, как и во многих других странах Азии, часто во время следствия применялись пытки.

Прошло довольно много времени, прежде чем казаки вывели последнего хунхуза. На пороге комнаты показался сотник Тухольский. Он в задумчивости смотрел на путешественников, как бы взвешивая в уме, что им сказать. Лишь после длительного молчания он неуверенно произнес:

— Они сознались… Это их банда месяц тому назад совершила нападение на наших железнодорожников. Генерал-губернатор направил меня сюда, чтобы организовать преследование хунхузов. К сожалению, банда бежала в Маньчжурию… А жаль, повышение и награда пролетели у меня мимо носа…

Томек и боцман сделали такое движение, словно в голову им пришла одна и та же мысль. Однако Смуга взглядом приказал им молчать и закурил трубку. Подперев голову рукой, сказал:

— Но ведь теперь эти хунхузы в ваших руках… О нашем участии в их поимке можно и не упоминать.

Сотник Тухольский прищурил глаза и выжидательно молчал.

— Вы нас избавили от неудобств, связанных с пленниками, — говорил Смуга. — Нам теперь не до хунхузов, следствий и… наград. Мое здоровье вызывает опасение. От ранения, полученного в бою с хунхузами, открылись и старые раны. Мне необходим совет хорошего врача, чтобы поправиться и успешно закончить охоту.



На лице сотника появилось выражение надежды и удовлетворения. Неужели повышение и награда не минуют его?

— У нас в Сибири мало врачей. Жить добровольно здесь никто не хочет, — заговорил он. — Туземцы лечатся у своих монахов или шаманов, а мы, русские, вынуждены лечиться у нескольких европейских врачей, занятых в больницах Читы или Нерчинска. Ни один из них не захочет сюда приехать.

— Неужели нельзя чем-нибудь помочь? — вздохнул Смуга, наблюдая за Тухольским. — Из-за этой бандитской пули может сорваться вся экспедиция…

Офицер потер руки и сказал:

— А если бы я отвез вас в больницу?

— Это для нас слишком большая потеря времени, — ответил Смуга. — Кроме того, один я не могу ехать. Я очень ослабел, а путь — далекий.

— Ваши спутники поехали бы с вами. Я постараюсь это как-нибудь устроить.

— Гм, мы подумаем над вашим предложением, — с колебанием ответил Смуга. — Во всяком случае один из нас должен будет немедленно вернуться в лагерь близ Благовещенска, чтобы сообщить остальным товарищам о нашем отъезде. Но на это трудно решиться, так как ему пришлось бы ехать через тайгу в опасном одиночестве…

— И этому делу можно помочь, — сказал офицер. — Я еще не сказал вам о том, что выявило следствие. Дело в том, что хунхузы выдали своего шпиона, находящегося на нашем берегу Амура. Это старый паромщик, которого зовут Капитаном Ваном. Он донес банде и о вас.

— Ах, лицемер! — воскликнул Томек. — Во время переправы я обратил внимание на интерес, проявленный им к нашим вьюкам!

— Стоило бы надеть ему петлю на шею, — буркнул боцман.

— Будьте спокойны, он понесет заслуженное наказание, — заверил офицер. — Я уже написал приказ о его аресте. — Несколько моих людей готовятся в путь. Паром Капитана Вана находится недалеко от вашего лагеря. Поэтому один из вас может сейчас же ехать с солдатами.

Смуга незаметно улыбнулся. Сотник Тухольский сообщил им о хунхузском шпионе только тогда, когда уверился в том, что путешественники не претендуют на награду.

Помолчав немного, Смуга сказал:

— Раз дело представляется так, нам остается только дать официальные показания о нападении хунхузов.

Офицер сразу же принес письменный прибор. Смуга продиктовал Томеку содержание заявления, из которого вытекало, что сотник Тухольский спас охотничью экспедицию от нападения хунхузов.

Четверо путешественников подписали заявление.

Сотник не скрывал своей радости. Он аккуратно положил документ в карман.

— Я возьму вас в Нерчинск специальным поездом, — сказал он благожелательно. — В больнице Нерчинска работает европейский врач, и я подам соответствующий рапорт его высокопревосходительству генерал-губернатору, чтобы у вас не было никаких осложнений с полицией. Думаю также, что вами заинтересуется господин Нашкин. Я ему шепну несколько словечек. Ведь это он назначил награду за поимку хунхузов.