— А что, у вас была какая-то встреча с медведями? — поинтересовался Томек.
— Да так, ничего особенного, сущая мелочь! При случае расскажу. Но откуда вы достали шкуру?
— Томек убил тигрицу, бродившую вокруг нашего лагеря, а Нучи под предлогом, будто отводил домой раненых собак, взял ее к себе и выделал как надо, — пояснил Смуга.
— Наверное, это было тогда, когда ты ночью стрелял в тайге, а твой уважаемый папаша потом ругал тебя за это, — догадался боцман. — Но в таком случае вы должны были посвятить в тайну Нучи. А что будет, если он нас предаст?!
— Успокойтесь, во-первых, я сказал ему не все. Во-вторых, это верный человек и не меньше нас ненавидит жандармов.
— Конечно, это человек, достойный доверия, раз Серошевский говорил о нем твоему отцу, — сказал Смуга.
— Думаю, что вы правы, я тоже знаю Серошевского, — похвалился боцман. — Еще подростком, в Варшаве, я работал учеником слесаря в железнодорожных мастерских. Там я видел Серошевского и Варынского[25], когда они вели агитацию в пользу социализма. Каждый из них был, пожалуй, не старше восемнадцати лет, а говорили они как профессора. Башковитые парни и настоящие патриоты!
Серошевский, Вацлав Людвигович (1858–1945) — российский этнограф-сибириевед польского происхождения, писатель, публицист, участник польского освободительного движения. За революционную деятельность был сослан в Якутию в 1879 году, где провел 12 лет. Собирал этнографические материалы, в 1896-м издал научный труд «Якуты. Опыт этнографического исследования», получивший премию Императорского Русского географического общества.
— Вот поэтому царь их и преследует, — добавил Томек. — Ну-ну, боцман, я и не подозревал, что у вас такие выдающиеся знакомые! Вацлав Серошевский из ссыльного превратился в писателя и заслуженного исследователя Азии, а Людвиг Варынский за то, что основал первую польскую рабочую партию, вместе с пятью товарищами был приговорен к виселице.
Боцман печально покачал головой и сказал:
— Я прекрасно помню судебный процесс членов партии «Пролетариат», на котором судили Варынского. Хотя тогда ему удалось избежать смертной казни, он все равно погиб в тюрьме. А вот Серошевскому повезло! Он пятнадцать лет прожил в Сибири! Мне даже приходилось читать его книгу о якутах, за которую царь разрешил ему вернуться на родину. Ну, если Серошевский рекомендовал Нучи твоему отцу, то, пожалуй, следопыту можно доверять.
— Я, конечно, предпочел бы не посвящать чужих в наши планы, но в этом положении помощь Нучи может быть нам очень полезна.
— Если бы вы слышали мою беседу со старым следопытом, вы перестали бы опасаться. Я ему верю! — горячо убеждал друзей Томек.
— Не возражаю, на союзников у тебя есть нюх, — согласился боцман.
— Ну, друзья! Довольно разговоров! — прервал их беседу Смуга. — Скоро могут вернуться наши. Давайте примемся за работу! Томек, ты хорошенько спрячь тигровую шкуру во вьюках, а вы, боцман, готовьте обед, а то мы все порядком проголодались.
Вскоре из котла, подвешенного над огнем, поплыл аппетитный запах. Боцман с поварешкой в руках просто двоился и троился, готовя обед и одновременно забрасывая друзей вопросами.
— Хитро это вы придумали, ничего не скажешь! — вполголоса говорил он. — Сидя в клетке, Збышек сможет с успехом разыгрывать тигра, но даже Павлов сразу начнет сомневаться, если у нас появится новый тигр, которого мы не поймали. Как мы ему это объясним?
— Павлов ничего не заметит, потому что мы украдкой выпустим одного настоящего тигра из клетки, — пояснил Томек.
— Хорошо, боюсь только, долго ли выдержит Збышек в этой шкуре. Не задохнется ли он в ней.
— Ну, придется ему некоторое время помучиться, — ответил Томек. — Как только мы спрячем Збышека в клетку, сразу же свернем лагерь и отправимся в Хабаровск, погрузим там животных в отдельный товарный вагон, где будем посменно дежурить. Никого из чужих туда не будем пускать, поэтому Збышек почувствует себя как на свободе.
— Правда-правда, мне это не пришло в голову, — обрадовался боцман. — А если во время остановки кто-нибудь станет совать нос в наши дела, то я палкой подразню настоящих тигров и те так зарычат, что у любопытного поджилки затрясутся.
В таких беседах и фантастических предположениях время проходило совсем незаметно. В конце концов боцман ударил ложкой по сковороде и заявил, что обед готов.
— Что-то наши долго не возвращаются, — сказал Томек, с нетерпением поглядывая на дымящийся котел. — Я проголодался и не знаю, стоит ли нам их ждать.
— Думаю, что твой отец и Удаджалак нарочно тянут с возвращением, чтобы предоставить нам больше времени на пробу с переодеванием. Боцман, давайте обед, потому что и мне захотелось есть, — ответил Смуга.
— Будем есть, да поскорее, потому что скоро дождь зальет огонь, — заявил боцман, с тревогой глядя на небо. — Лишь бы только наши успели вернуться до бури!
— Вы думаете, будет буря? — встревожился Томек, расставляя на столе жестяную посуду. — По-моему, ничто не указывает на перемену погоды.
— Что может знать о погоде такая сухопутная крыса, как ты? — свысока ответил Томеку боцман. — Помни, браток, что у матросов глаза и нос лучше любого барометра. Я чувствую резкое изменение давления. Из-за леса мы не видим горизонта и не замечаем той черной тучи, которая быстро заволакивает южную часть неба. Приближается буря, притом немалая!
Друзья быстро съели фасолевый суп и рагу из рябчиков с ржаными сухарями и салом и стали проверять крепления палаток, затягивая туже узлы расчалок[26], которые были привязаны к колышкам, вбитым в землю. Потом охотники согнали лошадей, привязали их веревками к телегам, а котлы с супом вкопали в землю в центре самой большой палатки.
Не прошло и часа, как резкий порыв ветра пронесся по тайге; верхушки деревьев закачались. Трое друзей ежеминутно с тревогой смотрели в южном направлении, откуда должны были прийти их товарищи. Успеют ли они вернуться до бури? В этой части азиатского континента в конце лета мощные теплые массы воздуха, дующие с моря, часто встречаются со слабыми холодными потоками воздуха, формирующимися над континентом. Образуется район низкого давления, называемый циклоном, причем ветры дуют к этому району со всех сторон в направлении, противоположном движению часовой стрелки. Циклоны, несущиеся с юга на север, приносят сильные ливни и порывистые ветры, которые иногда причиняют серьезный ущерб всему вокруг. Во время такого циклона очень опасно находиться в тайге, потому что ураганный ветер валит деревья на больших площадях.
В лесу внезапно потемнело, хотя до заката солнца было еще довольно далеко. Небо покрылось черными тучами. Ветер усилился.
— Как вы думаете, Смуга, не стоит ли привязать клетки с тиграми к деревьям? — воскликнул боцман.
— Почему они так долго не возвращаются? — тревожился Томек, подготавливая веревки. — Лишь бы с ними не приключилось ничего плохого в тайге во время бури!
— Не бойся, с ними Нучи, а он их в обиду не даст, — утешил его Смуга.
— Я согласен с вами, но все-таки было бы лучше, если бы они уже вернулись, — тяжело вздыхая, сказал Томек.
Не успели они как следует укрепить клетки, как порывы ветра донесли к ним из глубины тайги звуки выстрелов.
— Это наши! Они пытаются укрыться от бури, покажем им направление! — крикнул Томек.
Товарищи побежали к палаткам за винтовками. Через минуту раздались три залпа, один за другим. Им ответили выстрелы в тайге, уже значительно ближе.
Черную тучу на небосклоне прорезала яркая молния. При ее свете три наших друга увидели свору собак и группу всадников, выезжающих из леса на поляну.
— Если бы не Нучи, мы ни за что не нашли бы лагеря! — воскликнул Вильмовский, соскакивая с лошади.
— Наконец-то вы вернулись, а мы уже беспокоились о вас, — говорил обрадованный Томек, помогая отцу расседлать лошадь.
Вильмовский обнял сына и, интересуясь событиями, происшедшими во время своего отсутствия, шепотом на ухо спросил:
— Ну, как получилось с тигром?
— Очень хорошо, папа, — ответил юноша, обнимая отца.
Вильмовский удовлетворенно улыбнулся.
На поляну упали первые крупные капли дождя. Глухой гром прокатился с юга на север. Ветер задул с силой урагана. Он рванул кроны деревьев, стал сгибать столетние стволы. Прорываясь между деревьями, ветер свистел и выл; иногда на минутку переставал дуть, словно собирался с силами, но потом с удвоенным бешенством ударял по тайге. Девственный лес мужественно сопротивлялся буре. Тайга судорожно впивалась корнями деревьев в землю, подставляя ветру стройные, гибкие стволы. В лесу то и дело раздавались раскаты грома, слышался жалобный вой ветра, который порой превращался в оглушительный грохот, когда на землю падало сломленное бурей дерево.
Пожалуй, сразу три грозные стихии объединились, чтобы уничтожить тайгу. Ураган рвал ее, как когтями, гнул деревья до самой земли, ливень вымывал землю из-под корней деревьев, а молнии жгли их огнем. Тайга дрожала от страшных ударов, деревья клонились к земле, но после каждого удара поднимались вновь и бесчисленными вершинами, словно копьями, грозили разгневанному небу.
Для охотников это была тяжелая, тревожная ночь. К счастью, лес, окружавший лагерь, ослаблял удары вихря. Все же им пришлось до рассвета спасать имущество, потому что ветер срывал палатки, переворачивал телеги, поднимал в воздух лагерное оснащение и утварь.
Буря утихла только к утру; ветер ослабел, ливень превратился в мелкий дождь.
Измученные звероловы кое-как привели лагерь в порядок и легли отдохнуть.
VКапитан Некрасов
Караван звероловов три дня пробирался через размокшую после ливня тайгу, пока добрался до левого берега Амура[27], четвертой по величине реки Сибири. Смуга распорядился разбить лагерь у небольшой речной пристани, к которой причаливали суда, чтобы пополнить запас дров, необходимых в те времена для растопки судовых котлов.