Лошадей перепрягли в течение нескольких минут, и тонга помчались дальше по ухабистой дороге, вьющейся среди живописных долин и поросших лесом возвышенностей.
По мере удаления от Равалпинди местность становилась все более холмистой. Склоны гор были покрыты пихтовыми и кедровыми лесами. Вокруг разбросанных здесь и там деревенских строений росли фруктовые сады, на полянах цвели фиалки. Сначала местность несколько напоминала предгорья Альп в Италии, но чем выше поднимались тонга по извилистой дороге, тем суровее становился пейзаж.
Возницы, поощряемые обещанием хорошего дастура, непрерывно погоняли лошадей, не обращая внимания на то, что быстрая езда по узкой, ухабистой и извилистой дороге могла закончиться падением в пропасть. Чтобы предостеречь едущих навстречу, возницы перед каждым поворотом трубили в небольшие рога. Разминуться на узкой дороге было чрезвычайно трудно, и требовалось настоящее искусство от возниц. Поэтому Томек то и дело оглядывался на повозку, в которой ехали отец и боцман.
Вскоре дорога стала петлять по долине реки Джелам, вдоль которой проходила граница между Британской Индией и территорией, принадлежавшей магарадже Кашмира.
В деревушке Кохала Томеку пришлось пережить немалое испытание, когда повозка, на которой он ехал, понеслась по высокому раскачивающемуся мосту из деревянных колод, свободно переброшенных над пропастью и опирающихся на балки, выдвинутые по обоим берегам реки. Качающийся мост не произвел никакого впечатления на возниц. Они остановились перед одним из домиков, на котором висела вывеска на английском и персидском языках: «Таможня». По-видимому, здесь хорошо знали пандита Давасармана, потому что таможенник, провозгласив несколько вежливых «селямов», заявил, что охотники и путешественники свободны от таможенного досмотра и пошлин.
Пандит Давасарман наблюдал за порядком во время замены лошадей. Боцман воспользовался случаем, чтобы пожаловаться друзьям:
– Я никак не ожидал, что такой рассудительный человек, как Смуга, потребует от нас безумной скачки по горам, – говорил боцман, распрямляя свой огромный натруженный корпус. – В этом индийском тарантасе тесно, неудобно и так ужасно трясет, что самая худшая качка во время шторма на море покажется по сравнению с этим невинной забавой. Вдобавок все это происходит на голодное брюхо. Такая дорога хороша лишь для здешних пустынников, давших обет полного воздержания от всего съестного.
– У меня тоже живот подвело, – сказал Томек.
Проголодался и Вильмовский, поэтому все, включая пандита Давасармана, отправились в корчму и наскоро поели. После этого настроение их заметно улучшилось, и они снова уселись в повозки.
От Кохалы дорога вела вдоль крутого левого берега реки Джелам. Пришлось уменьшить скорость езды. Узкая, ухабистая дорога местами шла по мосткам, переброшенным через пропасти, или исчезала в темных тоннелях, пробитых сквозь скалы. К тому же дорогу преграждали частые обвалы. Поэтому пассажирам приходилось вылезать из повозок, пока возницы, рискуя свалиться в пропасть, под уздцы вели лошадей через опасные места. На ночь путешественники задержались в селении Домели, оставив за собой самый изнурительный участок пути. Многочисленное население Домели состояло из воинственных сикхов, отличающихся от индийцев не только внешним видом, но и обычаями. В физическом отношении сикхи были лучше развиты, чем индийцы. Они носили длинные волосы, завязанные узлом, спрятанным под тюрбаном, и такие же длинные бороды, на запястьях рук красовались стальные браслеты – в знак принадлежности к разряду воинов. Женщины сикхов не закрывали лиц и пользовались полной свободой. Они ходили по деревне вместе с мужчинами и с любопытством разглядывали белых путешественников.
На рассвете путешественники отправились в дальнейший путь. В Ури находился небольшой гарнизон, состоявший из сипаев, одетых в светло-красные носки, синие камзолы, украшенные красным позументом, желтые свободные брюки и красные тюрбаны. К полудню путешественники подъехали к городу Барамула, где должны были пересесть на судно, и последние пятьдесят километров, отделяющие Барамулу от Сринагара, проделать по извилистой реке Джелам и озеру Вулар.
Вскоре путешественники оставили за собой ущелье, которое часто зовут Воротами Кашмира, и очутились на краю обширной котловины. Горные цепи как бы расступились, а их место заняли возделанные поля. Бурная, с многочисленными порогами и водопадами река Джелам превращалась на этом участке в медленно текущий поток. За городом простиралось широкое зеленое плоскогорье, кончавшееся вдали, у подножия подернутых туманами и покрытых вечными снегами и ледниками гор.
Увидев после головокружительной езды на повозке дунгах, которую пандит Давасарман торжественно называл судном, боцман и даже Томек с облегчением вздохнули. Дунгах – это своеобразная лодка, напоминающая китайскую джонку; посредине дунгаха устроен тент из циновок, прикрепленных к жердям. Дунгах одновременно служит постоянным жилищем для его владельцев, так называемых ханджисов. В Кашмире они принадлежат к отдельной касте, а в религиозном отношении являются магометанской сектой, не очень строго придерживающейся предписаний Корана[98]. В дунгахе живут всей семьей с женами и детьми. Свою лодку передвигают с помощью длинных шестов или тянут ее за собой, идя вдоль берега. Ханджисы, подобно всему населению Барамулы, очень неопрятны. Хозяин дунгаха, человек высокого роста, униженно рассыпался в «селямах», одновременно оценивая хитрым взглядом белых сагибов.
Подозрительный вид владельца лодки не возбуждал доверия, но пандит Давасарман успокоил своих спутников, говоря, что им нечего опасаться, так как по закону, действующему в Кашмире, за нападение на иностранца отвечает головой население всего округа.
Путешественники быстро условились о вознаграждении за использование лодки и вскоре уселись в нее. Ханджисы охотно схватили длинные шесты; как только отчалили от берега, они начали хоровую песню.
Белые сагибы совсем не жалели о том, что оставили позади грязную, запущенную Барамулу. Река вилась среди сочной зелени берегов. В садах, наряду с шелковицами, росли груши, черешни, яблони, ореховые деревья, персики, каштаны и кусты винограда. Среди буйного разнотравья, стелющегося между деревьями, были и лилии с ирисами. Восхищаясь этой живописной страной садов и лугов с одуряющим запахом цветов, путешественники к вечеру добрались до берегов озера Вулар, где и заночевали. На следующий день, вскоре после рассвета, путешественники подошли к Сринагару, над которым возвышалась полукруглая вершина Хари-Парбат с неприступной крепостью на самой вершине.
XВ азиатской Венеции
Томек находился в лодке, ставшей на якорь в одном из многочисленных каналов, пересекающих весь город. Лодка стояла у берега, укрытая от солнца тенью нависших над водой ветвей явора. Положив на колени доску, Томек на этом импровизированном столе принялся писать письмо:
Сринагар в Кашмире, 30 июня 1907 года
Дорогая и милая Салли!
Ты, вероятно, обеспокоена столь длительным моим молчанием. В письме, отправленном из Бомбея, я описал тебе трагическое событие, которое произошло с нами сразу же после того, как мы ступили на землю Индии. Следующее письмо я обещал написать тебе после встречи со Смугой. Я ожидал, что встреча произойдет в Алваре, куда он просил нас приехать. К сожалению, в Алваре мы Смугу не застали и не видели до сих пор, хотя, идя по его следам, очутились в Кашмире, в городе Сринагаре.
Об этом я должен написать тебе подробнее, потому что все дело приобретает несколько странный и даже таинственный характер. Когда мы были в Алваре, туда приехал брат княгини, пандит Давасарман, который сообщил, что Смуга будет нас ждать в Сринагаре. Хотя от Алвара до Сринагара довольно далеко, мы, не колеблясь, отправились туда. С поезда мы сошли в городе Равалпинди, самой северной станции железной дороги, и там пересели на легкие повозки, которые называют здесь «тонга». Боцман все время проклинал свою судьбу, ведь дорога между Равалпинди и Сринагаром построена семьдесят лет назад и изобилует многочисленными перепадами и прочими горными «прелестями». А ты знаешь, как боцман не любит гор!
К счастью, мы переправились через горы, не скатившись в пропасть, и благополучно очутились в Сринагаре – настоящей азиатской Венеции. Если бы не беспокойство о судьбе Смуги, я был бы восхищен необыкновенной красотой здешних мест. К сожалению, нам пришлось вновь разочароваться. Вместо Смуги в Сринагаре нас встретил слуга пандита Давасармана, который сообщил, что Смуге пришлось срочно выехать в Лех и он будет нас ждать там. Трудно описать все наше разочарование и тревогу. Но особенно ужасным был гнев боцмана. Дело в том, что Лех находится в Ладакхе, который называют также Малым Тибетом. От Сринагара до Леха надо недели две ехать верхом. Боцман набросился на пандита Давасармана и заявил, что не желал бы оказаться в его шкуре, если Смуга давно уже только дух, а не живой человек.
Пандит Давасарман отнесся к словам боцмана с необыкновенным спокойствием. Люди Востока – фаталисты; они считают, что без воли небесных сил у человека волос не упадет с головы. Поэтому он спокойно заявил, что только Смуга может нам сообщить, с какой целью он вызвал нас в Азию. Теперь нам больше ничего не остается сделать, как отправиться в Лех. Честное слово, я не знаю, что и думать об этом. Пандит Давасарман необыкновенно богатый человек и, кроме того, хорошо известный здесь исследователь Азии. У него нет причин обманывать нас или относиться враждебно к Смуге.
Однако факт остается фактом, и нам приходится с этим мириться. Мы решили выдвинуться в путь как можно скорее. К сожалению, уже второй день мы торчим в Сринагаре и ждем прибытия нашего багажа. Багаж выслан вслед за нами почтовым дилижансом, но тот до сих пор не прибыл. Пандит Давасарман сообщил нам, что вся дальнейшая дорога ведет по