Томек рассматривал равнину в бинокль. Иногда в поле зрения попадалась стая волков, крадущаяся лисица или парящий над норами сурков хищный орел. Спустя час, как было условлено, Томек разбудил дремавшего Смугу и передал ему бинокль. С часовым запрещалось говорить, поэтому Томек улегся на гладком камне и закрыл веки. Но спать ему не хотелось. Он с тревогой думал о скорой встрече с Наиб-Назаром.
Одним из представителей азиатских медведей может считаться гималайский медведь (Ursus torquatus), называемый японцами кума, а индусами балу, зонар и т. д. Туловище у него относительно тонкое, морда остроконечная, лоб с носом образует почти прямую линию, уши большие и круглые, ступни короткие, снабженные короткими же, но крепкими когтями; равномерно черный мех имеет на груди белую полосу. Длина до 1,8 м, а вес всего около семи с половиной пудов [примерно 120 кг]. На севере Индии кума обитает преимущественно по опушкам лесов, близ полей и виноградников. Это животное отлично лазает по деревьям. По образу жизни и нравам оно похоже на бурого медведя, но только гораздо трусливее его. (А. Брэм. Жизнь животных, т. 1.)
«Если разбойники узнают правду, то нам несдобровать, – думал он. – Может быть, разумнее было бы рассказать обо всем папе и Смуге? Но ведь Смуга может рассердиться. Нет, лучше ничего не говорить. А самому держать ухо востро. Да и боцману тоже».
Придя к такому выводу, Томек стал думать о Салли. Он сразу же забыл о Наиб-Назаре, винтовках и золоте, спрятанном в горах Алтынтаг.
Спустя три часа Удаджалак принес им обед.
– Вы, благородные сагибы, ничего подозрительного не заметили? – спросил он.
– Я видел только сурков, волков и лисицу, – шутливо ответил Томек.
– Это значит, что поблизости нет людей, – заметил Удаджалак. – Через час мы станем навьючивать лошадей.
– И в случае удачи завтра перейдем границу Китайского Туркестана, – добавил Смуга, принимаясь за еду.
Прошло еще около двух часов. Теперь Смуга стал ежеминутно высовывать голову из-за обломка скалы, чтобы получше разглядеть в бинокль западную часть равнины. Некоторое время спустя он подал Томеку бинокль и сказал:
– Едут! Взгляни и сейчас же сообщи нашим! Пусть не забудут подтянуть подпруги. Поспеши, пожалуйста, теперь каждая минута промедления может обречь всю нашу экспедицию на неудачу!
Томек посмотрел в бинокль. С запада приближались кавалькада всадников и караван вьючных животных. Между горбами верблюдов мерно колыхались большие тюки. Томек вернул бинокль Смуге и, прячась за скалами, побежал к лагерю.
Канджуты, которые вынудили вьючных мулов лечь на землю, так и не сняв с них вьюков, быстро и энергично подняли усталых животных на ноги. Белые путешественники, желавшие сохранить силы лошадей, теперь навьючивали их и подтягивали подпруги. Не прошло и получаса, как индийцы во главе с Удаджалаком свернули весь лагерь и стояли у лошадей, держа их под уздцы.
Вильмовский, Томек и боцман приблизились к Смуге, стоявшему на часах.
– Они скоро подойдут, – сообщил Смуга. – И, судя по всему, остановятся на отдых между нами и холмом Купцов. Все ли у нас готово?
– Да, мы можем выехать в любую минуту, – ответил Вильмовский.
– Помните, что надо надвинуть шапки на глаза и скрыть бороды в тулупах, – предостерег Смуга.
Вскоре около холма Купцов показался свадебный кортеж. Впереди, на верблюде, покрытом толстым цветным войлочным ковром, сидела укутанная в меха, с паранджой на голове, девушка – как видно, невеста. Два всадника скакали по обеим сторонам верблюда, держа его под уздцы. У второго верблюда на спине была разобранная юрта, в которой после свадьбы следовало поселиться молодой паре. Другие верблюды и лошади были навьючены домашним имуществом и прочим скарбом. Караван замыкали киргизы, гнавшие перед собой быков и коров.
Свадебный поезд остановился, не доезжая до вершины холма. Старый киргиз, один из тех, который поддерживал под уздцы верблюда невесты, соскочил с лошади. Сняв с головы меховую шапку, он трижды вытер белым платком пот со лба. Увидев этот знак, пандит Давасарман поднялся на обломок скалы и помахал белым платком над головой.
Киргиз опять сел в седло. Свадебный поезд стал медленно приближаться к каменной осыпи.
– По коням! Мы присоединяемся к каравану, – отдал команду Смуга.
Тем временем киргизский караван подошел к скалам. Скрытые за ними путешественники вышли из-за скал. Удаджалак вместе со своими людьми и пятью вьючными лошадьми присоединился к верблюдам свадебного поезда. Наши путешественники и люди Садир Ходжи ехали рядом с мулами, навьюченными свернутыми в тюки коврами.
Увидев нескольких низкорослых, приземистых киргизов, сопровождавших невесту, боцман пришел в хорошее настроение. Во время своих раздумий среди каменных осыпей он, так же как и Томек, испытывал чувство тревоги перед скорой встречей с Наиб-Назаром. Теперь он посмеивался над своими прежними опасениями. Что могло им угрожать со стороны горсточки не слишком сильных, спокойных киргизов?! Если они даже заметят, что их обманули, то и так девять хорошо вооруженных мужчин легко справятся с ними. Успокоившись, боцман весело подмигнул Томеку. Однако вскоре у обоих заговорщиков вытянулись лица. Навстречу приближался отряд всадников. Они мчались плотным и широким строем. Осадили лошадей рядом с верблюдом невесты. Из отряда всадников выехал вперед богато одетый киргиз на покрытом пеной коне. Это был жених. Он соскочил с седла, подошел к отцу своей невесты и с уважением поклонился ему, коснувшись лбом стремени. Сопровождавшие его джигиты[145] тоже быстро спешились. Неся бурдюки, наполненные кумысом[146], они приблизились к невесте.
Наиб-Назар попотчевал кумысом тестя, потом по очереди подошел ко всем присутствующим, приглашая их в свой кишлак на свадьбу. Путешественники соскочили с лошадей. Наиб-Назар узнал их и сразу же к ним направился. Испытующим взором он разглядывал заросшие лица путешественников. Под его внимательным взглядом боцман и Томек смутились. За поясом Наиб-Назара торчали рукоятки двух револьверов и ганджир.
– От кого вы приносите мне привет? – спросил Наиб-Назар, не спуская взгляда с лиц путешественников.
– Друг из Гилгита шлет тебе свой привет и свадебный подарок, – ответил пандит Давасарман.
Наиб-Назар улыбнулся и протянул пандиту Давасарману руку.
– Приветствую тебя, дорогой гость, раз ты знаешь условленный пароль, – ответил он. – Ты хорошо справился со своей задачей, теперь очередь за мной. Но сначала я приглашаю вас всех на свадьбу. Если я не ошибаюсь, мы с тобой уже встречались.
– Да, ты не ошибаешься, я пил кумыс в юрте твоего отца Сахиб-Назара, когда русские заняли Памир.
Наиб-Назар долго вглядывался в лицо пандита Давасармана, потом вполголоса сказал:
– Так это ты в самом деле? Да, теперь я тебя узнаю. Ты хорошо умеешь менять свою кожу. Тогда прибыл для того, чтобы защитить хана Худояра[147] от восставших против него баев. Но тебя самого чуть не схватили русские. Я боялся твоего гнева. Ведь ты обвинял моего отца в предательстве. С тех пор ты сильно изменился…
– А я тебя сразу узнал, хотя тогда ты был лишь маленьким мальчиком.
– Старые очи – старая память! Выпьем этот кумыс в честь нашей встречи!
После обильных возлияний объединенный караван направился в кишлак. Вокруг каравана гарцевали киргизские джигиты. Вооруженные револьверами, ганджирами и винтовками, они были уверены в своей силе и держались совершенно свободно.
– Самая настоящая разбойничья свадьба, – шепнул боцман на ухо Томеку. – Плохи наши дела…
– Еще как плохи… – тихо ответил Томек.
Боцман про себя выругался.
– Что же делать, браток? Они сгорают от любопытства и в кишлаке как пить дать заглянут в тюки.
– Тогда нам несдобровать… – буркнул Томек. – Надо что-то делать, боцман!
– Я и сам это понимаю, да не знаю что. Сдерут они с нас шкуру… Вот наварили мы пива!
XVIПогоня и битва
Положение наших незадачливых заговорщиков сильно ухудшилось, когда караван очутился в кишлаке Наиб-Назара. Между круглыми юртами кочевников бродили мужчины, вооруженные ганджирами и окованными палками. Они исподлобья глядели на чужеземцев. Молодая невеста, как только сошла с верблюда на землю, сразу же с помощью нескольких женщин принялась ставить привезенную с собой юрту. Возникшей при этом суматохой воспользовался Томек, который после тихой и короткой беседы с боцманом отвел в сторону Смугу.
– Что ты так помрачнел, парень? Не так страшен черт, как его малюют. Нас ждет интересное зрелище. Ты же еще не видел киргизскую свадьбу, – шутливо сказал Смуга.
– Мне сейчас совсем не до свадьбы. Если мы немедленно не уедем отсюда, наша экспедиция бесславно закончится в кишлаке Наиб-Назара, – мрачно ответил Томек.
Улыбка исчезла с лица Смуги. Он слишком хорошо знал отвагу молодого друга и мог быть уверен, что того не испугал один вид банды разбойников.
Смуга взял Томека под руку и, заглянув ему прямо в глаза, спросил:
– Ты уверен, что нам грозит опасность?
– Да, необходимо уходить отсюда, прежде чем Наиб-Назар развяжет вьюки с коврами, – твердо шепнул Томек.
– Черт возьми, неужели вы с боцманом опять сыграли какую-то глупую шутку? – спросил Смуга. – Разве в коврах что-нибудь находилось? Гм, этого можно было ожидать! Говори же, в чем дело?
– Я вас уверяю, что Наиб-Назар, когда раскроет вьюки, придет в бешенство…
Умудренный опытом Смуга не стал спрашивать Томека больше ни о чем. Если Томек обнаружил в коврах какие-либо предметы, а теперь предвидел опасность, то надо было ему верить. Ведь промедление могло повлечь за собой неожиданные осложнения.
– Подробнее мы поговорим позже, а сейчас пойдем со мной, и держи себя так, будто нам ничто не угрожает, – сказал Смуга.