– Нам не удастся уйти от нее. Ветер дует с северо-запада и гонит бурю прямо на нас, – сказал пандит Давасарман.
– Что же, продолжайте радоваться. До Хотана уже совсем близко, – иронически произнес боцман. – Ах, пандит Давасарман, и как это случилось, что вы не заметили вовремя опасности! Ведь вы же опытный следопыт! А тут вы носитесь с китайцами, но песчаную бурю не замечаете!
– Вы правы, сагиб, скоро здесь будет кромешный ад. Нам надо как можно скорее ехать на восток.
– Вы хотите свернуть с дороги в Хотан? – спросил Смуга.
– Другого выхода нет. Тут поблизости я обнаружил в прошлую свою поездку старинный город, засыпанный песками. Если мне удастся найти его, мы будем спасены. Этот город где-то неподалеку.
– Тогда едем, у нас нет другого выхода. Даже если мы не найдем развалин города, то от этого наше положение не ухудшится, – заключил Вильмовский.
Путешественники пришпорили лошадей. Небо быстро покрывалось черными тучами. Подул порывистый ветер. Барханы и песчаные холмы как будто ожили под его дуновением. Лошади поворачивали головы на юг, ржали и рвали поводья.
В одном месте конь Вильмовского резко отпрянул в сторону. Из-под песка торчал конский череп с оскаленными желтыми зубами. Чуть дальше виднелись человеческие скелеты и брошенные людьми вьюки.
Пандит Давасарман, не задерживаясь ни на минуту, вел своих спутников на восток. Он с тревогой оглядывался вокруг.
Вскоре они подъехали к широкому углублению, проходившему через пустыню с юга на север. Лошади съезжали вниз, вздымая за собой тучи песка. Караван очутился в древнем русле высохшей реки. Отсюда пандит Давасарман повернул на север. Теперь путешественники ехали прямо в объятия песчаной бури.
Однако, прежде чем настал вечер, путешественники почувствовали, что лошади снова спускаются по песчаному склону. Ветер с удвоенной силой еще раз швырнул им в лицо тучи песка и внезапно стих.
Всадники въехали в пустынную котловину. Среди песчаных дюн торчали стволы высохших засыпанных деревьев. Чуть дальше виднелись развалины таинственного города, поглощенного пустыней. Среди песчаных холмов виднелись развалины домов, построенных когда-то из дерева и тростника, обмазанного глиной белого цвета. Кони стригли ушами и вставали на дыбы, когда караван проходил мимо обнаженных ветрами гробниц. Кое-где из деревянных гробов торчали человеческие скелеты, завернутые в куски истлевшего холста.
Путешественники остановились рядом с полузасыпанным домом. У его входа стояло изваяние Будды. С философским спокойствием восточного мудреца Будда смотрел куда-то вдаль своими серыми, задумчивыми глазами. Он равнодушно взирал на великие драмы и временное торжество людей, с извечной улыбкой смотрел на пески грозной пустыни и ни во что не ставил те долгие века, которые прошли с той поры, когда он объявил миру новую религию.
Пандит Давасарман соскочил с седла и исчез внутри дома. Чиркнул там спичкой. Через несколько минут индиец показался в темном проеме дверей и сказал:
– Расседлайте лошадей! Багаж внесите вглубь дома, а в первой комнате мы поставим лошадей! Только сначала поищите фонари и свечи!
Буря усилилась. Ветер с воем врывался в котловину, взметал над землей песок и швырял его в небо, затянутое желтовато-черными тучами…
Вскоре в соседней, самой большой комнате послышался храп лошадей. Путешественники, измученные не меньше, чем их лошади, молча ужинали. Подкрепив свои силы, закурили трубки. При неверных отблесках свечей разглядывали стены, на которых виднелись остатки старинной росписи.
С фонарем в руке Томек подошел к стене. На поблекших рисунках можно было различить стройных женщин, стоявших на коленях, чернобородых мужчин, разных животных и даже корабли.
– Ты, вероятно, удивляешься, сагиб, откуда древние жители пустыни Такла-Макан знали море и корабли? – спросил пандит Давасарман.
– Вы угадали, я как раз думал об этом, – ответил Томек, усаживаясь рядом с друзьями.
– Что касается меня, то я во время этой экспедиции совсем перестал удивляться. Тут на каждом шагу сюрпризы, – вмешался боцман. – Скажите-ка мне, например, чем питались жители этой дикой пустыни?
– Достаточно оросить эту землю, сагиб, чтобы увидеть, какие она может дать урожаи. Не обратили ли вы внимания на то, что двести, а возможно, и больше лет тому назад здесь протекала крупная река? Еще и теперь вокруг можно обнаружить следы прежних садов. Во время моего предыдущего путешествия я нашел в засыпанных домах остатки пряжи и даже коконы шелкопряда, – сказал пандит Давасарман.
– Сколько же тайн скрывается в этих краях! – вздохнул Томек.
– Ничего удивительного, мой дорогой, Центральная Азия считается на земле колыбелью человеческого рода. Во всяком случае, именно здесь возникли самые древние цивилизации, – заметил Вильмовский.
– Ты сам нашел этот поглощенный пустыней город, пандит Давасарман? – спросил Смуга.
– Нет, мне рассказал о нем Свен Гедин.
– Вы раньше не говорили, что были лично знакомы с этим путешественником! – воскликнул Томек.
– Томек, в этой стране слова считаются серебром, а молчание – золотом, – заметил Смуга. – Со стороны пандита Давасармана это большое доверие, что он сообщил нам о своем личном знакомстве со шведским путешественником. Насколько мне известно, он не говорил об этом даже британцам.
– Прошу меня извинить за невольную нескромность, – сказал Томек и порывисто добавил: – Мы никогда не злоупотребляли вашим доверием. Я, например, давно знаю, что разведчиком вы стали не затем, чтобы служить англичанам.
Воцарилось неловкое молчание. Под укоризненным взором отца Томек покраснел до ушей. Смуга, тоже смущенный, с тревогой глядел на индийца. Только простодушный боцман поспешил на помощь другу:
– Не обижайтесь на Томека. Это открытый, добрый и отзывчивый парень. Ясно как день, что вам тоже плевать на англичан и на все их жульнические проделки. Ведь вы ни одним словом не упрекнули нас за шутку с винтовками, – сказал он. – Вы находитесь среди настоящих друзей, которые умеют держать язык за зубами.
– Я знаю об этом и уже успел убедиться в благородстве молодого сагиба. Он завоевал дружбу мою и моей сестры. Что касается винтовок, то советую вовсе о них забыть. Откуда у вас такая уверенность, что это не Назим-хан сыграл злую шутку с Наиб-Назаром? – ответил пандит Давасарман.
– Ваша правда! – воскликнул боцман и расхохотался. – Нет, не зря вы носите голову на плечах, ничего не скажешь. Впрочем, и работа у вас тяжелая.
– Кто служит властелину, того преследует ненависть народа; кто служит своему народу – теряет благорасположение своего повелителя. Человеку свойственно ошибаться, поэтому так трудно найти правильный путь среди лабиринта противоречий. И все же в этой стране легенд и сказок может случиться всякое, – ответил пандит Давасарман. – Здесь порой даже разумные и сведущие люди поддавались буйной фантазии туземцев.
– О ком вы говорите? – спросил моряк. – Я с удовольствием услышал бы что-нибудь интересное.
– Отличное предложение. Мы сидим в мертвом городе, за стенами дома бушует песчаная буря. Разве это не превосходный фон для интересного рассказа? – поддержал боцмана Томек.
– Пожалуйста, очень вас просим, может быть, вы знаете какое-либо занятное приключение Свена Гедина? – присоединился к просьбе друзей Вильмовский.
– Хорошо, я расскажу вам короткую быль, о которой слышал от него самого. В возрасте двадцати лет Свен Гедин был назначен секретарем шведского посольства в Персии. Воспользовавшись случаем, он решил познакомиться с Персией и Месопотамией. Ему пришла в голову идея исследовать самую высокую гору Памира – Музтагата[158], которую туземцы называют Отцом Снежных гор. Среди населения давно ходили легенды о том, что, вопреки очевидности, вершина горы была обитаемой и плодородной. Рассказывали даже, что на этой горе стоял город Джанайдар, построенный во времена, когда на земле было вечное счастье, люди совсем не знали преступлений, царили радость и свобода. По рассказам туземцев, Джанайдар тонул в зелени ароматных, никогда не вянущих цветов и плодородных садов. В этом городе жили счастливые люди, которые совсем не сходили со своей горы вниз и не встречались с чужими. Пользуясь полной свободой, они жили без страданий и забот. И они почти не старели, так как не знали голода и болезней.
Вы же знаете, что большинство путешественников не лишены фантазии и склонности к романтизму. Поэтому вас не удивит, что юный Свен Гедин, покоренный очарованием народной легенды, решил взойти на гору Музтагата. Наняв нескольких туземцев, он начал взбираться по скалам и ледникам. Вскоре часть носильщиков сошли с пути, потому что разреженный воздух затруднял дыхание и вызывал сильное головокружение. Свен Гедин тоже болел горной болезнью. Изо рта и носа у него сочилась кровь, но, несмотря на это, Свен Гедин поднимался все выше и выше. Однако его упорство и отвага ни к чему не привели. Он так и не смог покорить вершину. Ему пришлось повернуть назад и сойти вниз вслед за туземцами. Четыре раза пытался он взобраться на вершину горы. И четыре раза возвращался, так и не достигнув цели. Поэтому туземцы на Памире до сегодняшнего дня верят в существование легендарного утопического города и его вечно счастливых жителей.
– Интересная сказка, но трудно в нее поверить, – улыбнулся боцман.
– В Центральной Азии бытуют легенды о существовании необыкновенных, до сих пор неизвестных созданий, – продолжал пандит Давасарман. – От Кавказа до Южного Китая, от Алтая и до склонов Гималайских гор идут рассказы о «диком человеке». Особенно много говорят о нем в Гималаях, на Тянь-Шане и Памире. В разных краях это существо носит различные названия. Например, в пустыне Гоби – это человекообразная обезьяна алмас, в Сиккиме[159] и Непале существо зовут «йети», в Гархвале[160]