Томек ищет снежного человека — страница 55 из 58

Шедший пешком боцман очутился впереди всех. Держа под мышкой винтовку, он приставил козырьком левую руку к глазам. Вскоре он повернулся к товарищам и радостно воскликнул:

– Выше головы, друзья! Я вижу спасательный круг. Поднимайте флаг на мачту! Впереди видны палатки!

– Урра! – крикнул Томек.

Путешественники ускорили шаги. Стадо домашних яков даже не обратило внимания на проходящий рядом караван. Вскоре путешественники очутились в кочевье тибетских пастухов. У подножия крутой горы стояло несколько юрт. От порывов ветра их защищал вал из камней. Юрты тибетцев представляли собой куски брезента, растянутые на горизонтальных жердях. Вверху находились отверстия для выхода дыма.

Из палаток навстречу гостям вышли мужчины. В знак приветствия они высунули языки и хором воскликнули:

– Джуле, мистер сагиб!

Путешественников окружила толпа детишек, которые, подражая старшим, стали наперебой высовывать красные язычки.

Боцман Новицкий с комичной важностью несколько раз высунул язык и незаметно подмигнул Томеку. Впрочем, путешественники и без того с искренним удовольствием здоровались с туземцами. Тибетские пастухи оказались весьма гостеприимными и доброжелательными людьми. Они помогли снять вьюки с лошадей и сразу же отвели их пастись на лужайку вблизи горячих источников. Пригласили путешественников в свои юрты. Как только гости уселись на шкурах яков, которыми был устлан пол юрты, женщины поставили перед ними небольшие круглые мисочки для чая.

В Ладакхе путешественникам удалось избегнуть угощения среднеазиатским чаем. Но теперь они проголодались и промерзли до мозга костей. Кроме того, они не хотели обидеть радушных скотоводов. Женщины принесли котелок с чаем и кожаный мешок, шерстью внутрь. Налили в мисочки чаю, после чего одна из женщин развязала мешок, в котором хранилось масло, приготовленное из молока яков. Она рукой доставала куски масла и клала их в чай. Потом всыпа́ла в каждую мисочку немного соли.

Пандит Давасарман и его солдаты глотали тибетский чай как лакомство. Но белые путешественники старались пить как можно медленнее, чтобы им не налили второй порции. Зато они с волчьим аппетитом набросились на появившееся перед ними горячее жаркое из баранины и вареное мясо яка.

Пандит Давасарман вручил тибетцам мелкие подарки. Только после этой церемонии он начал переговоры относительно найма нескольких яков. Одновременно просил выделить им проводника, который мог бы довести их до Ладакха. После длительного торга тибетцы согласились предоставить путешественникам шестерых яков и двух проводников. Эти последние обязались сопровождать караван до монастыря в Кими, после чего, взяв своих яков, должны были вернуться обратно. Смуге пришлось опять достать из своего почти пустого мешочка несколько крупинок золота. За кое-какие вещи из лагерного снаряжения и такие мелочи, как зеркала, гребешки, иглы, нитки, табак и одежду, путешественники получили небольшой запас продовольствия. Пока шли переговоры с тибетцами, Томек знакомился с жизнью примитивного поселения. В пастушеских юртах стояли деревянные сундуки, покрытые художественной резьбой, лежали кашмирские ковры, а на них стояли китайские фарфоровые миски и художественные изображения Будды. Во всех юртах были молитвенные мельницы со следами рук набожных владельцев.

Отдохнув два дня, караван направился в дальнейший путь. До хребта Каракорум, врезающегося в Тибетское нагорье своей южной оконечностью, было не больше недели пути.

После того как к каравану присоединились туземные проводники и привели с собой хорошо отдохнувших яков, путешествовать по дикой стране стало значительно легче. Все участники экспедиции снова ехали верхом, так как тяжелые вьюки были перегружены на яков.

Тибетцы чувствовали себя превосходно в суровом климате своей родины. Они ехали верхом на яках, перебросив им через спины толстые одеяла и старые ружья, которые и составляли все их снаряжение. Несмотря на холод, они спали под открытым небом, прикрывшись одеялами и положив под голову вьюки. После целого дня тяжелого путешествия они охотно помогали разбивать лагерь, приносили дрова и воду, причем никогда не жаловались на усталость. А вот белые путешественники – по мере того как поднимались все выше в горы Каракорум, где воздух был сильно разрежен, – уставали от малейшего усилия. Особенно страдали боцман Новицкий и юный Томек, которые жаловались на сильное сердцебиение. Пандит Давасарман и его индийские солдаты, всегда молчаливые и умеющие держать себя в руках, привычные к путешествиям по высокогорьям Центральной Азии, оказались великолепными товарищами. Заметив плохое самочувствие Томека и моряка, они взяли на себя все труды по лагерю и окружили белых путешественников внимательной опекой.



Оба проводника довольно хорошо знали местность. Несмотря на это, им тоже приходилось иногда путаться в лабиринте долин и котловин. При ясном небе они выбирали дорогу по звездам. Хорошо знали, в какую пору дня лучше всего начинать путь. Например, при ветре и вьюге они поднимали путешественников задолго до восхода солнца, потому что в горах Тибетского нагорья самые сильные снежные вьюги утихали перед рассветом.

Однажды проводники повели караван прямо к горному хребту. В глубокой низине у подножия гор должны были находиться горячие источники. По словам тибетцев, там можно было встретить довольно многочисленные стада диких яков, ослов куланов, овец и антилоп, которые кормились скудной степной растительностью, покрывающей кое-где пустыню.

Вскоре предположения проводников оправдались. Подстрелив две антилопы, путешественники пришли в прекрасное настроение, несмотря на то что тибетцы сильно возражали против задержки каравана на постой.

– Мистер сагиб, здесь лучше не останавливаться. Уже близко гомпа[169], – говорил один из проводников на ломаном английском языке. – Я поведу вас пешком прямо через горы. Мы быстро будем на месте. Мой сын поведет лошадей и яков по более длинному, но удобному пути. Мы подождем его в гомпа. Там успеем отдохнуть.

– Каково ваше мнение, сагибы, относительно предложения проводника? – спросил пандит Давасарман.

– Если путь через горы не слишком тяжел, то хорошо было бы сократить дорогу. Я охотно пройдусь пешком, – ответил Вильмовский.

– Я больше предпочитаю трясти брюхо на кляче, чем пешедралом лазить через горы, – хмуро сказал боцман. – Меня тошнит от одного вида гор.

Удаджалак, чувствовавший к добродушному моряку огромную симпатию, тоже заявил, что останется с лошадьми. Поэтому было решено, что все индийцы, за исключением пандита Давасармана, вместе с боцманом и одним из проводников поедут верхом, кружным путем. Остальные путешественники, со старым тибетцем в качестве проводника, пойдут прямо через горы.

Группа пешеходов, неся на плечах легкие рюкзаки и винтовки, сначала очень быстро взбиралась по склонам гор, но Томек вскоре стал жалеть, что не поехал с боцманом. Переход через горы оказался не таким легким, как думалось вначале. Тибетец вел их по голым склонам, заваленным обломками скал. Приходилось идти то по краю пропасти, то взбираться на довольно отвесные скалы, покрытые снегом. Погода была почти безветренная. Солнечные лучи, отражаясь от снега девственной белизны, слепили глаза, поэтому пришлось надеть деревянные очки, в которых вместо стекол была вставлена сетка из конского волоса. Тибетец тоже закрыл глаза от солнечного блеска. Не имея очков, он просто расплел косу и опустил волосы на лицо.

Через три часа путешественники очутились на небольшом, высоко расположенном перевале. Их окружал дикий горный пейзаж. Везде виднелись покрытые вечными снегами и льдами вершины, которые, казалось, врезались в небо.

Спустя некоторое время проводник задержался на краю глубокого обрыва. Он стал тревожно оглядывать крутые склоны. Обеспокоенные путешественники остановились рядом с ним.

– Здесь же нельзя пройти, – сказал пандит Давасарман. – Мне кажется, ты заблудился!

– Я не могу заблудиться! Ведь я знаю эту дорогу с самого раннего детства, – возмутился тибетец. – Это злые духи путают нас. А против них мы бессильны.

– Не пытайся этими сказками оправдывать свою ошибку, – сурово сказал Смуга.

– Не говори так, сагиб. В горах и в самом деле живут разные… злые и добрые духи. Они нарочно свели нас с правильного пути, чтобы мы не могли попасть в священную гомпу.

– А ты хорошо знаешь, где находится этот монастырь? – спросил Томек.

– Конечно знаю. Ведь все горячие источники и луга принадлежат святым ламам из нашего гомпа. Я и моя семья тоже принадлежим им. Вот и теперь я несу ламам плату за выпас моего скота на их лугах.

– Неужели и ты тоже лама? – удивился Томек.

– Нет, сагиб, ламы – мои хозяева. Я принадлежу им, – ответил проводник.

– Почему ты называешь их своими хозяевами? Разве ты не свободен?

Тибетец окинул Томека взглядом, полным недоверия, словно опасался, не насмехается ли белый юноша над ним. Немного подумав, он ответил:

– Ты шутишь, молодой сагиб. Всякий человек должен иметь своего хозяина и платить ему дань. У тебя, наверное, тоже есть хозяин[170].

– Не время вести теперь споры, – вмешался пандит Давасарман. – Ты подумай лучше, как нам добраться до гомпы.

– Нам надо немного вернуться. Если духи не помешают, то я скоро найду правильную дорогу.

Начался спуск по крутому склону. Томек устал больше других, поэтому он медленно плелся в самом конце. Вдруг ему показалось, что кто-то на него пристально смотрит. Он быстро повернулся и внезапно увидел на снегу тень какого-то существа, скрывающегося за обломком скалы. Услышав тихий оклик Томека, его товарищи повернулись и, по-видимому, тоже увидели огромную четкую тень неизвестного существа, хорошо заметную на гладкой, как зеркало, снежной поверхности, потому что они остановились и в изумлении поглядели друг на друга.

– Ми-те, животное, которое ходит, как человек! – с ужасом воскликнул тибетец.