Как только индейцы заметили это, они издали дикий крик и погнали мустангов. Томек тоже стиснул коленями бока кобылицы. Нильхи мотнула белой головой и поскакала быстрее. Томеку приходилось придерживать ее, чтобы не обойти индейцев.
Группа краснокожих вместе с Томеком быстро догоняла всадников, шедших за лидерами. Вот они обошли двоих. Потом троих, но еще трое держались впереди, в нескольких метрах. На пятой миле индейцы прибавили скорость. Томек отпустил поводья, и Нильхи сама выдерживала один темп с мустангами. До поворота осталось не больше полумили. Шест с большим флагом Соединенных Штатов, возвышающийся над другими шестами, становился все ближе. Вдруг один из индейцев издал протяжный и гортанный возглас, остальные подхватили его и захлопали хлыстами. Полудикие скакуны лавой покатились по прерии. Томек подбодрил коленями лошадь.
Вскоре вся группа индейцев стала догонять лидеров. Наездники дона Педро то и дело оглядывались. Поняв, что всем им не удастся уйти от краснокожих, они изменили тактику. Перед самым поворотом из группы дона Педро вырвался вперед вороной скакун. Низкий худой наездник прильнул к шее лошади так плотно, что издалека казалось, будто она мчится без седока. Вороной стал быстро удаляться от остальных лошадей, хотя мексиканцы безжалостно подхлестывали их.
Боевой, пронзительный клич индейцев внезапно разнесся по широкой прерии. Строй мустангов в один миг рассыпался. Лошади прижали уши и стрелою устремились к лидерам.
Индеец, скакавший рядом с Томеком, что-то гортанным голосом крикнул ему, но, увидев, что белый юноша не понимает его, вскинул руки с выпрямленными пальцами на уровень груди и сделал три рывка.
«Это он на языке знаков», — подумал Томек и, когда краснокожий повторил жест, понял его смысл.
Индейский язык жестов, несомненно, был первым универсальным языком обитателей Америки, причем некоторые знаки его настолько выразительны, что их могут понять даже люди, не посвященные в этот язык. Томек легко понял, что ему хотел сказать наездник. Жест этот означал «вперед» или «рывок вперед»! Значит, вот он — решающий момент. Правда, Томек еще не имел понятия, как ему удастся прорваться сквозь группу наездников дона Педро, но он без колебаний последовал совету индейца.
Томек припал к конской гриве, левой рукой коснулся теплой шеи и крикнул:
— Нильхи! Нильхи!
Лошадь вздрогнула, будто ее пришпорили. Вытянула длинную белую шею и бешено понеслась. В несколько минут она обошла двух мустангов, потом догнала лошадей, идущих за лидерами. И тут молодой индеец, находившийся впереди Томека всего лишь на расстоянии корпуса мустанга, широко размахнулся длинным толстым хлыстом из бизоньей кожи. Хлыст, сухо щелкнув по спинам «красно-желтых» наездников дона Педро, скользнул по крупам лошадей. Удар, по-видимому, был сильный, потому что один наездник чуть не вылетел из седла. От боли он рванул поводья. Резко остановленная лошадь ударила боком соседнего скакуна, который споткнулся и грохнулся наземь. А виновник всего, индеец, прорвался через образовавшийся просвет.
Но из-за этого чуть-чуть не упала Нильхи. Когда индеец замахнулся, Томек скакал слева от него. Лошадь дона Педро упала прямо перед Нильхи, преградив ей путь. Все произошло так быстро, что Томек уже не мог обогнуть свалившегося скакуна. Машинально он рванул удила, и Нильхи с ходу великолепным скачком перемахнула через живую преграду и, плавно опустившись, помчалась дальше.
Когда перед Нильхи открылся свободный путь, Томек оглянулся. Из клубка людей и лошадей стали вырываться отдельные всадники. Томек не мог видеть, что происходит с упавшей лошадью дона Педро, через которую только что перескочила Нильхи.
Убедившись, что преграда из наездников дона Педро прорвана, Томек занялся только своей лошадью.
В каких-нибудь тридцати метрах впереди скакал индеец, в двухстах-трехстах — шел вороной дона Педро.
Старый навахо, объезжавший Нильхи, был прав, утверждая, что, услышав свое индейское имя, она станет настоящим ветром прерий.
Подавшись вперед, Томек скакал, опустив поводья. Нильхи, вытянувшись в струну, неслась с необыкновенной легкостью. В пять минут она поравнялась с последним скачущим мустангом. Несколько десятков метров лошади шли рядом.
— Нильхи! — крикнул Томек, коснувшись левой рукой ее шеи.
Метр за метром отставал индейский мустанг. Белая шерсть Нильхи взмокла от пота. На повороте кобылица не замедлила хода, вихрем пронеслась мимо столба с американским флагом и вышла на прямую, ведущую назад к арене.
Наездник на вороном оглянулся и, заметив соперника, ударил коня хлыстом. Некоторое время кони держались на одинаковом расстоянии. Томек оглянулся. Сзади, в каких-нибудь двухстах метрах, скакали три лошади. Остальные растянулись длинной цепью.
— Нильхи! Нильхи! — крикнул Томек в третий раз. — Быстрее, Нильхи!
Кобылица напружинилась и, склонив стройную голову, пошла еще быстрее. Ноги Томека, стискивающие ее бока, чувствовали, как дрожат конские мускулы. Длинная белая грива лошади развевалась на бегу и щекотала лицо юноши.
Томек впился взглядом в вороного. Расстояние между ними с каждой минутой сокращалось. Нильхи была в поту. С ее морды на пурпурную поверхность прерии летели хлопья белой пены.
Наездник на вороном ежеминутно оглядывался, не переставая погонять коня хлыстом, но Томек явно обходил его. За милю от арены оба скакуна сравнялись. Нильхи уже сильно устала, но Томеку достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что и вороной совсем выбился из сил. Сомнений не было: Нильхи должна выиграть!
И вот Нильхи начала выходить вперед. Мексиканца охватила ярость. Чтобы бросить своего коня вперед, он ударил его хлыстом по голове.
Томека затрясло от возмущения. Он даже готов был позволить вороному обойти чудесную Нильхи, лишь бы помешать этому варварскому истязанию коня.
Как вдруг жгучая боль на миг ослепила Томека. Это разъяренный наездник дона Педро размахнулся и ударил его хлыстом по лицу. Томек судорожно закрыл лицо рукой, когда тот ударил его второй раз.
— Нильхи! — крикнул юноша не своим голосом.
Хлыст змеей свистнул по руке Томека, располосовав ее до крови. И в этот момент Нильхи, подстегнутая голосом седока, прыгнула, словно беря препятствие. Что-то рвануло Томека назад, но что, он не знал, потому что левой рукой крепко держался за луку седла.
Нильхи была уже не ветром прерии. Теперь, когда она мчалась в облаке пыли, ее можно было сравнить только с настоящим американским торнадо[38]. Коварный мексиканец остался далеко позади. Только тут Томек понял, почему чуть не свалился с лошади от удара. В правой, окровавленной и судорожно стиснутой, руке у него был зажат толстый ремень хлыста. Видимо, когда он заслонился от удара, хлыст мексиканца обвился вокруг ладони и Томек судорожно зажал его. И как раз в этот момент Нильхи рванулась вперед, так что Томек невольно выдернул хлыст из рук мексиканца.
Вот-вот уже и финиш. Крик зрителей на трибунах нарастал с каждой минутой. Нильхи, роняя комья белой пены, влетела на арену и первой пересекла белую черту.
Оглушенный радостным ревом, Томек сполз с седла прямо в объятия шерифа Аллана. Потом юношу принялись обнимать боцман Новицкий, миссис Аллан, Салли, восторженные ранчеро. Давно уже здесь не случалось, чтобы такой молодой паренек выиграл скачку на десять миль. В конце концов боцману пришлось разгрести наседающую толпу и заслонить Томека. Взгляд моряка сразу же заметил багровый рубец на лице приятеля. А когда увидел еще рассеченную кожу на правой руке, сжимающей хлыст, глаза его зловеще сверкнули.
Боцман наклонился к Томеку и осторожно тронул ручищей синюю полосу на его лице.
— Кто это тебя? — хрипло спросил он.
Томек взглянул на его суровое лицо и понял, что, если скажет сейчас правду, боцман не колеблясь убьет дона Педро. Юноша еще раздумывал, что сказать, как вдруг на трибунах вновь раздались приветственные возгласы. Это шел на финиш второй наездник.
— Кто это тебя? — снова спросил боцман.
— Я слишком близко был от мексиканца, а тот лупил свою лошадь, ну, нечаянно и по мне пришлось! — быстро ответил Томек. — Потом расскажу подробнее… А ну, посмотрим, кто второй?
Толпа ранчеро окружила всадника, занявшего второе место: одни держали под уздцы вспененного мустанга, другие помогали навахо сойти с седла, и все вопили как одержимые.
Индеец пожимал протянутые к нему руки. Его медно-бронзовое лицо не выражало никаких чувств, хотя он наверняка был рад получить второй приз. Пять тысяч долларов — можно купить целое стадо или хорошее ранчо. Когда Томек подошел к нему, навахо задержал его руку, скользнул взглядом по багровому рубцу на лице юноши и сказал:
— Браво, Нахтах Нийеззи!
По-видимому, это было одно из немногих английских слов, известных навахо, но Томек внутренним чутьем уловил, что краснокожий воин похвалил его поведение в стычке с мексиканцем.
Третьим пришел конь ранчеро из Аризоны. Томек не мог понять, что же случилось с вороным дона Педро. Все больше и больше скакунов подлетало к финишу, а вороного все не было. Слуги шерифа заботливо занялись измученной Нильхи. С нее сняли седло, вытерли пучками травы и укрыли попоной. Нильхи тянулась к ведрам с водой, но индейцы только смочили ей морду мокрым полотенцем и принялись вываживать по арене. Так разгоряченная долгим бегом кобылица могла успокоиться и прийти в себя.
Через полчаса, когда уже почти все лошади прибыли на арену, Нильхи совершенно успокоилась.
Шерифу Аллану и Томеку выпала честь обойти арену, ведя под уздцы победительницу скачек. Шею Нильхи украсила лента с памятной надписью. Кобылица дергала головой, слыша громкие приветственные возгласы, шла боком и дичилась. Это было лучшим доказательством, что она уже отдохнула.
Перед самыми трибунами представители организационного комитета должны были вручить призы победителям. Шериф и навахо уже получали деньги, когда к ним подошел дон Педро и остановился в трех шагах от наших друзей, которые еще раз поздравляли шерифа с победой. Надменно смерив сияющего Аллана взглядом, мексиканец спросил: