После этого Черная Молния тоже вонзил тяжелый томагавк в главный столб, а затем выразительно взглянул на Томека. Тот растерялся, ведь у него не было томагавка, да и бросить его по-индейски он бы не смог. Однако, привыкнув находить выход из любого трудного положения, юноша вспомнил, что боцман научил его метать нож. Разве он не может заменить томагавк?
Не раздумывая, Томек выхватил свой тяжелый охотничий нож. Блестящая сталь рассекла воздух, и острие ножа впилось в столб рядом с томагавком Палящего Луча.
— Угх! Угх! Угх! — воскликнули индейцы.
— Апачи и навахо уже вышли на тропу войны против всех врагов нашего брата Нахтах Нийеззи, — торжественно провозгласил Черная Молния. — Скальпы вероломных собак, похитивших Белую Розу, подругу Нахтах Нийеззи, украсят наши вигвамы.
— Угх! Угх! — снова воскликнули индейцы.
По древнему обычаю с момента вступления в войну вождь племени получает неограниченную власть, и все члены племени обязаны под угрозой смерти беспрекословно выполнять все его приказы.
И Черная Молния сразу же обратился к Палящему Лучу:
— Младший вождь сейчас же отправится с несколькими воинами на Гору Знаков и уведомит наших союзников, что мы вступили на тропу войны. И еще Палящий Луч потребует, чтобы нам как можно скорее доставили нужное число мустангов.
Палящий Луч встал, подошел к столбу, поддерживающему типи, выдернул томагавк; не говоря ни слова, бросил на Черную Молнию укоризненный взгляд и вышел из шатра, чтобы выполнить приказание.
Черная Молния задумался: вот он удалил из шатра совета младшего вождя из-за его неприязни к белому человеку, которому он, вождь, обязан своим спасением. В глубине души он признавал правоту Палящего Луча. Разве обязан он оказывать помощь представителю расы, которая лишила индейцев свободы и земли? Ведь он же со всем племенем поклялся нести смерть всем белым захватчикам. В памяти Черной Молнии вспыхнула длинная цепь обид, нанесенных индейцам белыми людьми. Ведь это же бледнолицые безжалостно истребляли индейцев, изгоняли с их земель в бесплодную пустыню, предательски нарушали все договоры и обязательства. Да, Палящий Луч прав. Сам же Черная Молния призывал краснокожих братьев к бунту против поработителей — и вот, первый нарушает им самим навязанный закон.
От этих мыслей рука вождя машинально опустилась на холодную рукоятку ножа. Неужели он станет предателем своего племени, вверившего ему свою судьбу? Его холодный, пронзительный взгляд обратился к бледнолицему юноше.
Томек прекрасно чувствовал, что происходит в душе вождя. И все же он доверчиво смотрел в глаза Черной Молнии, хотя знал, что в этот момент решается его собственная судьба. От Томека не ускользнуло красноречивое движение руки Черной Молнии, коснувшейся рукоятки ножа, которым он снял уже не один скальп с голов бледнолицых.
Долго вглядывался Черная Молния в доверчивые глаза Томека. Разве не этот белый юноша помог ему тогда, когда другие хотели затравить Черную Молнию до смерти? Разве белый юноша колебался, изменяя своей расе, чтобы облегчить ему бегство? Разве белый юноша не поступил благородно с Красным Орлом? Этот бледнолицый не только товарищ мятежного вождя, но еще и настоящий друг всех индейцев, всех честных людей. Ведь среди краснокожих тоже есть отступники. Черная Молния вспомнил Многогривого, притворявшегося другом, и ненавистных индейских полицейских. Благородный и отважный вождь понял, что нельзя делить людей на хороших и плохих в зависимости от цвета кожи. Среди людей всех рас есть хорошие и плохие…
Не один только Томек догадывался, какие чувства бушевали в сердце Черной Молнии. Старый шаман так же не спускал глаз с лица вождя, а остальные хранили многозначительное молчание.
Смелые слова Палящего Луча чересчур ясно показали всем противоречие в действиях вождя.
Но вот грозное лицо Черной Молнии смягчилось, и он дружелюбно взглянул на Томека. Одновременно с этим и старый шаман заговорил, как будто про себя:
— Палящий Луч — достойный и отважный воин. Придет время, и он займет полагающееся ему место среди старейшин своего племени, но пока еще он слишком молод, чтобы понять цену настоящей дружбы. Много бледнолицых погибло от моей руки, но я помню и таких белых, которые бились вместе с нами, защищая нас от людей своей расы.
— Угх! Начинаю военный совет. Наш брат Нахтах Нийеззи расскажет нам, как все было, чтобы мы могли сообща составить план действий, — громко произнес вождь Черная Молния.
Томек начал рассказ слегка срывающимся голосом, но постепенно успокоился. Безусловно, помогло внимание индейцев, которые по ходу истории становились всё оживленнее. Воины просили Томека пояснить то одно, то другое, выказывая искренний интерес.
После этого долго обсуждали услышанное. Было решено выслать к ранчо дона Педро лазутчиков. Большинство считало, что это его люди или индейцы по его наущению похитили Салли. За три дня лазутчики должны привести языка, а племя тем временем подготовится к походу.
XVНеудачный поход боцмана
Прошло уже два дня, как Томек покинул ранчо шерифа Аллана и отправился в свой таинственный поход. Боцман бродил по дому мрачной тенью, терзаясь тревожными мыслями о Салли и Томеке. О себе он никогда особенно не заботился, но если речь шла о его молодом друге, то это уже совершенно другое дело.
Томек как в воду канул. Боцман терялся в догадках. Уже несколько раз намекал шерифу, не лучше ли для блага юноши вскрыть оставленное им письмо, но каждый раз встречал неизменный ответ:
— Если Томек не вернется через положенные семь дней, тогда вскроем…
Боцман злился на флегматичного шерифа, беспокоился о Томеке, убивался по Салли и уж никак не мог смотреть на немое страдание миссис Аллан и бездействовать. Мужественная женщина день и ночь сидела у постели раненого деверя, но по ее безмерной грусти было видно, что она утратила всякий интерес к жизни.
На третий день утром боцман решил вдруг отправиться на небольшую прогулку. Он немедленно велел оседлать мустанга. С винтовкой под мышкой вышел во двор. И вскоре уже мчался в сторону пастбищ.
Меньше чем через четыре часа этот бывалый человек уже знал, что Томек с Красным Орлом отправились к мексиканской границе. И, не теряя времени, поехал по их следам.
Около полудня он миновал издалека заметную одинокую гору, даже не подозревая, что пересек границу.
Мустанг под тяжестью великана-боцмана начал спотыкаться от усталости. Да и сам боцман почувствовал голод. Поэтому он задержал коня там, где кактусы отбрасывали хоть какую-то тень, слез с него, расседлал и пустил пастись на аркане. Убедившись, что вблизи нет гремучих змей, сел на землю, быстро съел завтрак, приготовленный заботливой миссис Аллан, глотнул ямайского рома и стал соображать, как поступил бы на его месте отец Томека. Вскоре он пришел к выводу, что нет смысла искать юношу в прерии, и стал укорять себя за то, что позволил Томеку пуститься в эту таинственную поездку.
«Н-да, ничего не поделаешь! Впутался я в историю. Надо было сразу за ним двинуться, а теперь — ищи ветра в поле! А что, если коварные похитители Салли схватят и Томека?»
При одной мысли об этом боцман передернулся.
«От забот и от бед лучше рома средства нет», — заключил боцман и снова извлек свой ром.
От хорошего глотка он почувствовал себя куда лучше. Правда, положение по-прежнему оставалось невеселым, но разве они впервые в таком переплете? Кто, как не Томек, всегда был горазд на всякие выдумки? Разве не его смекалка выручала их в любых передрягах?
«Хваткий малый! — расчувствовался боцман. — Первоклассный дружок. Даже здесь, в Америке, обставил богача дона Педро! А как быстро с разными людьми сходится!»
Боцман приободрился еще больше. Ведь во время экспедиции в Австралию Томек преодолел недоверие туземцев. В Африке подружился с юным царьком Буганды, а здесь его приняли в члены племени апачей и навахо. И если он поехал с Красным Орлом, то, наверное, хочет заручиться его помощью?
«Не может же такой лихой парнишка погибнуть так, ни за что ни про что, — думал боцман. — Пережду я эту жару проклятую в тени, а потом вернусь на ранчо. Уж если Томек что задумал, то наверняка провернет».
Успокоившись, боцман задремал, но вскоре проснулся. Солнце уже стало клониться к западу. Боцман поспешил оседлать лошадь и поскакал назад к одинокой горе.
Не проехал он и трехсот метров, как мустанг громко фыркнул. Боцман легонько ударил его концом лассо, но мустанг только передернул ушами и снова заржал.
«Какая муха его укусила?» — проворчал боцман.
Но прежде чем он сообразил, что мустанг предостерегал его, из зарослей кактуса и юкки вынырнули медно-красные фигуры. Поворачивать было уже поздно. Индейцы, разрисованные белыми полосами, издали тихий возглас и бросились на одинокого всадника. Кто-то из них направил в грудь моряка натянутый лук.
Боцман инстинктивно натянул поводья. Мустанг стал на дыбы, и это спасло боцману жизнь. Стрела свистнула и почти по самое оперение вонзилась в грудь мустанга. Несчастная лошадь еще раз рванулась и упала. Боцман в последний момент спрыгнул с седла. Он споткнулся, упал на одно колено и выпустил из рук винтовку. И тут же в него вцепились жилистые руки.
Индейцы хотели взять боцмана живым, но быстро убедились, что это не так-то просто. Моряк мгновенно вскочил на ноги и одним движением стряхнул с себя нападавших. Индейцы насели снова, тогда он начал отбиваться кулаками. Вокруг него сразу стало свободнее. Изумленные и разъяренные столь решительным сопротивлением, индейцы выхватили ножи и томагавки. Один из них гортанно крикнул что-то, и вся орава бросилась на боцмана. Моряк понял, что шуточки кончились, и выхватил из кармана револьвер. Но только успел нажать на спуск, целясь прямо в грудь одного из нападающих, как сразу же получил мощный удар по голове.
Боцман покачнулся, как в тумане увидел индейцев с занесенными томагавками и ножами и потерял сознание.