— Мои уши всегда широко открыты для друзей, — ответил Черная Молния. — Пусть мой брат скажет, что ему надо.
— Сохрани жизнь пленникам!
Черная Молния посмотрел на него с удивлением.
— Пленные должны погибнуть, — решительно заявил он. — Я убил бы их даже в том случае, если бы они выдали того, кто похитил Белую Розу. Только мертвые не проговорятся о том, что это мы напали на ранчо дона Педро. Собаки-пуэбло, конечно, меня узнали. Разве Нахтах Нийеззи не ведает, что губернатор Нью-Мексико обещал крупную награду за мою голову? Ведь из-за этих денег Многогривый стал предателем. Пленные должны погибнуть, потому что они видели Черную Молнию и, хуже того, вождей Зоркого Глаза и Хитрого Лиса, которые после похода снова вернутся в резервацию. Поэтому пусть Нахтах Нийеззи не просит помиловать пленных.
— Вождь, я очень дорожу твоей безопасностью и жизнью других вождей. А ты не думаешь, что мне и моему другу тоже придется отвечать за нападение?
— Угх! Мой брат прав, пленные могут знать и вас.
— Ты не ошибаешься. Один из этих метисов был наездником дона Педро на родео. Я его узнал и уверен, что и он узнал меня. И все же я прошу тебя: сохрани им жизнь!
Среди индейцев раздались возгласы неудовольствия. Вожди Зоркий Глаз, Хитрый Лис и Палящий Луч бросали на Томека враждебные взгляды. Черная Молния не меньше их был разгневан, но овладел собой и жестко сказал:
— Нахтах Нийеззи — плохой советник. На тропе войны не подобает воину навлекать ненужную опасность на других. Если бы мне такое предложение сделал индеец, я бы томагавком размозжил ему голову.
Обеспокоенный боцман взглянул на Томека, но, увидев необыкновенное упорство на его лице, понял, что юноша не испугался угрозы и не собирается уступить.
Томек в напряженной тишине спокойно всматривался в глаза Черной Молнии. Юный бледнолицый и грозный вождь апачей долго мерили друг друга глазами. Наконец Томек серьезно сказал:
— Странно звучат твои слова, вождь. Я бы никак не посмел просить милости для пленных, если бы мне не грозила такая же опасность, как и вам. Ты сказал, что, если бы такое предложение сделал индеец, ты размозжил бы ему голову томагавком. Апачи и навахо приняли меня в свою семью, поэтому я подчиняюсь твоим приказаниям. Подумай хорошенько, заслужил ли я это, и, если да, убей меня!
Он наклонился к Черной Молнии, но тот удивленно отпрянул и возмущенно воскликнул:
— Угх! Неужели в тебя вселился злой дух? Чего ты от меня хочешь?
Томек с достоинством выпрямился.
— Послушай, вождь, и все вы, мои краснокожие братья, — сказал он. — Я объясню вам, почему прошу милости для наших пленных. Вопреки мнению некоторых белых, полагающих, что индейцы дикие и жестокие люди, я считаю вас людьми благородными. Я доказал это, надев на родео наряд, подаренный мне старейшинами апачей и навахо. Я обратился к вам, как к друзьям, помочь найти Белую Розу. Вы думаете, я сделал бы это, если бы не верил в вашу честность? Достойный человек не лишает жизни своего ближнего только потому, что временно сильнее его. Казнить пленного — это подлое убийство, и поэтому я заступаюсь за них. Верю, что вы, неустрашимые и отважные воины, исполните мою просьбу.
— У Нахтах Нийеззи, наверное, два языка. Сначала он уговорил нас вступить на тропу войны, а теперь не хочет убивать врагов, — с жаром воскликнул Палящий Луч.
— Ты неверно толкуешь мои слова, Палящий Луч. Я сказал, что убить человека можно только по необходимости, например защищая собственную жизнь. Сейчас пленные нам не опасны. Убить их только потому, что они могут обвинить нас в нападении на ранчо, — это обыкновенная трусость.
— Значит, все бледнолицые поступают как трусы, потому что убивают индейцев без необходимости, — сухо вмешался вождь Зоркий Глаз.
— Если рассуждать так, как мой краснокожий брат, то можно сказать, что все индейцы предатели, потому что Многогривый предал Черную Молнию и выдал его бледнолицым, — парировал Томек.
Палящий Луч выхватил из-за пояса томагавк. Его глаза пылали бешенством.
— Ты лжешь, белая собака! — крикнул он в ярости. — Ты оскорбил нас всех.
— И не думал, — спокойно возразил Томек. — Я только сказал, что у белых и у индейцев есть благородные, хорошие и… дурные люди. Неразумно поступает тот, кто судит всех по худшим примерам.
— Угх! Нахтах Нийеззи сказал правду, — вмешался Хитрый Лис. — Но наш закон гласит, что только мертвые не выдают тайн. Поэтому мы должны убить пленных.
— Таков наш военный закон, и кто нарушает его, подлежит смертной казни, — добавил Черная Молния, подавляя возмущение.
— Все законы создали люди, и люди могут их изменить, — ответил Томек.
— Нахтах Нийеззи на языке бледнолицых значит «Молодой Вождь», — снова заметил Хитрый Лис. — Вождю не подобает нарушать законы войны, а тем более заступаться за пленных.
— Все подобает человеку, который защищает других, — твердо сказал Томек. — Так поступали все великие вожди, которых никто не может обвинить в нечестности.
— Это, конечно, были бледнолицые? — с иронией спросил Хитрый Лис.
— Да, это были белые — великие и благородные вожди не отдельных племен, а целых народов. Ведь это не кто иной, а именно Великий Белый Отец из Вашингтона Авраам Линкольн[56] даровал неграм свободу и даже вел из-за этого войну с белыми плантаторами Юга.
— Угх! Великий Белый Отец хотел добра, но другие белые его не слушали, — настаивал Хитрый Лис.
— Мой краснокожий брат ошибается, — возразил Томек. — Многие бледнолицые хотели помочь не только неграм, но и индейцам. Например, мой соотечественник Павел Стшелецкий защищал индейцев и рабов, заступался за них перед Великим Белым Отцом Джексоном, который был еще до Авраама Линкольна. Стшелецкий написал в защиту обитателей Австралии книгу, которую мои красные братья называют «говорящей бумагой».
— Возможно, это и так, — согласился Зоркий Глаз. — Однако ни один великий вождь не защищает пленных вопреки законам войны.
— Ты так думаешь? Так вот, я расскажу тебе интересную историю. Прежде чем американцы завоевали себе независимость, их страной управляли англичане. Они были очень несправедливыми правителями, поэтому американские поселенцы, стремясь к независимости, начали неравную войну. На помощь американцам из Европы стали прибывать благородные люди, в частности поляк Тадеуш Косцюшко. В звании полковника американской армии он храбро воевал против англичан, за что получил почести и награды. Так как он командовал частью целой армии, то был настоящим великим вождем. Во время осады крепостей Огаста и Найнти-Сикс в Южной Каролине главнокомандующий генерал Грин под страхом смерти запретил щадить неприятелей. Несмотря на это, Косцюшко собственным телом защитил сорок англичан, не дав их казнить. За это он не только не был наказан, но получил благодарность от Вашингтона — вождя американского восстания.
— О странных делах ты рассказываешь Нахтах Нийеззи, — удивился Палящий Луч.
— Добавлю еще, что правительство Соединенных Штатов произвело Косцюшко в генералы. Потом он вернулся на родину, где возглавил борьбу своего народа за свободу против захватчиков. Можно ли считать, что этот великий вождь поступил неправильно, защищая пленных?
— Угх! Никто не назначил бы труса главнокомандующим! — согласился Черная Молния.
— Надо отличать трусость от благородства, — ответил Томек. — Я просил моих краснокожих братьев о помощи, зная, что индейцы — благородные воины, в сердцах которых живет храбрость, в противном случае ни я, ни мой друг не пошли бы с вами в военный поход.
После этих слов настала долгая тишина. Томек и боцман встревоженно смотрели на своих грозных союзников. Черная Молния обвел взглядом лица краснокожих воинов и наконец заявил:
— Угх! Нахтах Нийеззи — бледнолицый, но, несмотря на это, принадлежит к нашему племени. Никто не имеет права назвать тебя врагом индейцев, хотя слова твои странные и думаешь ты иначе, чем мы. Угх, ты прав. Храбрый и благородный воин не бывает трусом или предателем, даже если он защищает пленных. Ты доказал это, смело выступив против нас всех. Ради тебя и твоего друга я уже дважды нарушил закон, который установил сам. Хотя не все мне понятно, что ты говоришь, однако я выполню твою просьбу: сохраню жизнь пленным и дарую им свободу. Угх! Я все сказал!
— Спасибо тебе, Черная Молния. Теперь я горжусь тем, что вы и мы принадлежим к одному племени, — ответил растроганный Томек.
— Ты сказал то, что я хотел, браток, — горячо добавил боцман, с одобрением взглянув на юношу. — Ребята, вы благородные и порядочные! Уверяю тебя, Черная Молния, если капитан Мортон еще раз посмеет при мне назвать тебя бандитом, то ему не поздоровится! Скажу одно: все вы можете рассчитывать на меня.
Большинство воинов были удивлены тем, что пленных оставили в живых. Несмотря на это, послушные вождю, они молча приняли его решение. Исподлобья наблюдали за юным бледнолицым братом. По-видимому, это был великий воин, если даже твердый и неуступчивый вождь исполнял его просьбы. Палящий Луч тоже не выдавал свой гнев. Скорее, он был опечален и задумчив. Все больше находил различий между собой и бледнолицыми друзьями вождя.
Черная Молния не оставил своим воинам времени для размышлений: военный совет продолжался. Вождь представил свой план действий. Он предлагал всем отрядом направиться на юг и укрыться в горах Западная Сьерра-Мадре. И только оттуда выслать лазутчиков к пуэбло индейцев зуни, чтобы узнать, не они ли напали на ранчо Аллана. Если это были зуни, то Салли должна быть у них. Предложение Черной Молнии было принято единогласно. Во всей этой местности зуни были единственными представителями индейцев племени пуэбло, а опытный в этих делах шериф не мог ошибиться.
Отряд отправился в путь, оставив легко связанных пленных на месте.
Всадники быстро двигались на юго-запад, к виднеющимся на горизонте горам Западная Сьерра-Мадре. По дороге к ним присоединился Красный Орел, высланный днем раньше к шерифу. По его сло