Мужчины умолкли, напряженно прислушиваясь. Вообще-то крокодилы специально на людей не охотятся. Они нападают только на тех, кто вторгается на их территорию. Вот если бы звероловы перевернули или разбили лодку, это привело бы к катастрофе. По тонким ветвям на дерево не заберешься, а непролазную прибрежную чащу наполняли непонятные звуки. Так что потеря судна означала бы полный провал всех планов. Даже такие готовые на все смельчаки, как Новицкий со Смугой, и то не сумели бы пешком пройти через джунгли до боливийской границы к условленному месту встречи.
Друзья прекрасно понимали, в каком положении оказались, и поэтому предпочитали бодрствовать, вслушиваясь в звуки, доносящиеся из леса. Воздух заметно посвежел, дневная жара сменилась холодом ночи. Ничего чрезвычайного не происходило, разве что мириады комаров окружали лодку, безжалостно впиваясь в кожу сидевших в ней беглецов.
Внезапно что-то твердое ткнулось в правый борт лодки, она накренилась. Новицкий со Смугой моментально наклонились к противоположному левому борту, чтобы сбалансировать крен. В корпус лодки стучали костяные щитки крокодилов, которые подталкивали и раскачивали ее. В этом было нечто страшное и неотвратимое – прожорливые монстры передвигались в воде совершенно бесшумно, об их близком присутствии говорили лишь сильные толчки в борт да глуховатое шуршание трущихся о дерево чудовищных бронированных тел. В конце концов крокодилы потеряли интерес к лодке.
Новицкий вытер выступивший, несмотря на холод, пот со лба, глубоко вздохнул. Но, едва глянув на реку, заметил тускло светившиеся глаза крокодилов. Эти хитрые твари, оказывается, никуда не уходили.
– Ты видишь, Янек? – прошептал он.
– Вижу! – тоже шепотом ответил Смуга. – Они так легко от добычи не откажутся. Только бы проплыли под лодкой.
– Если перевернут, тогда все! – пробормотал Новицкий. – Ничего, будем сидеть не шевелясь, может, они нас и оставят. Ты пока поспал бы, Янек, а я покараулю.
– Хорошо, а я тебя скоро сменю.
Новицкий пристально смотрел на поверхность воды. Время от времени тусклые отсветы вспыхивали в глазах хищников, но близко они уже не подплывали. Короткая субтропическая ночь казалась Новицкому бесконечной, но ему не хотелось будить скрючившегося на дне лодки Смугу, ведь тому побег давался тяжелее. Новицкий задумался. Интересно, а что сейчас делает Томек? Капитан не сомневался: его любимец спешит им на помощь. Да, на такого друга вполне можно положиться! Ему вспомнилось, сколько всего им выпало пережить. Но невзирая на занимавшие его мысли, он не отрывал взгляда от прибрежной чащи. В ней мелькали сотни разноцветных огоньков. Это были американские светляки[35]. Жуки напомнили Новицкому времена, когда они с Томеком были заняты поисками пропавшего Смуги. Томек по вечерам составлял карту обследованной местности, а Салли с Наткой ловили для него светляков и сажали их в банку. Пять-шесть пойманных насекомых давали достаточно холодно-мертвенного света для работы с картой по ночам.
Новицкий похвалил тогда Томека за изобретательность, но тот в ответ пояснил, что использовать светляков – вовсе не его идея. Один исследователь Южной Америки рассказал ему, что индейцы собирали этих насекомых и пользовались ими как фонарем, женщины вечерами шили при их свете, а сеточки со светлячками использовали в качестве украшений.
Ужасные вопли, переходившие в леденящий дущу вой, прервали приятные воспоминания Новицкого. Смуга мгновенно проснулся и стал его упрекать:
– Почему ты меня не разбудил? Мне пора тебя сменить.
– Разве тут заснешь, если эти твари под боком? – оправдывался Новицкий. – Правда, эти обезьяньи вопли к лучшему – они означают наступление рассвета.
– Все верно, капитан. М-да, не очень-то спокойная ночка нам с тобой выдалась, – согласился Смуга.
Оба с довольным видом взглянули на восток, где темное небо окрашивалось в багровые тона. Из прибрежных зарослей доносился щебет птиц, а к душераздирающим крикам ревунов присоединился клекот попугаев, сливавшийся с монотонным стрекотом цикад.
– Капитан, отвязывай лодку, и в путь! – распорядился Смуга.
– Да-да, пора отправляться!
Уже минуту спустя они плыли посередине реки, над которой еще висели полупрозрачные клочья тумана. Вскоре на серовато-зеленом фоне неба появились каркающие цапли и крикливые попугаи. После одуряющего смрада прибрежных гнилостных испарений Смуга с Новицким смогли вдохнуть полной грудью. В воздухе веяли незнакомые, но весьма приятные ароматы субтропического утра. Туман быстро редел, солнце все выше поднималось над лесом. Кое-где на песчаных отмелях в теплых лучах солнца грелись крокодилы и гигантские черепахи, серебрились цапли, величественно взлетали фламинго. У берегов резвились водные курочки и дикие утки.
Из черепах, складывающих шею вбок и не способных ее втягивать, упомянем аррау (Podocnenis expansa); животное это, очень многочисленное во всей тропической части Южной Америки, достигает в длину 70 см; живет в реках Амазонки, С.-Франциско и других реках Бразилии, Гвианы, Венесуэлы и Перу; принадлежит к роду щитоногих черепах, так как наружная сторона задних ног у нее покрыта чешуями. <…> В начале марта огромные стада этих черепах плывут к низменным песчаным островкам для кладки яиц. <…> …после захода солнца самки в несметном количестве выходят на берег и начинают вырывать ямки своими длинными задними ногами, вооруженными когтями. Ямки вырываются глубиной около 60 см. В них поспешно кладутся яйца в один или несколько слоев. <…> Число черепах столь велико, что многие не находят места и ждут очереди… (А. Брэм. Жизнь животных, т. 3.)
Новицкий энергично орудовал веслом. Управляя лодкой, он постоянно оглядывался, желая убедиться, нет ли погони. Зверолова мучил голод, и он бросал вожделенные взоры на застывших на песке черепах. У него они ассоциировались с любимой яичницей.
– Янек! – в конце концов не выдержал он. – Может, все же остановимся, поищем черепашьих яиц?
– Ты читаешь мои мысли, капитан, – улыбнулся Смуга. – Только еще рано останавливаться. Если кампа пустились в погоню за нами, то они точно уже наступают нам на пятки. Сражение с ними обещает быть нелегким – у них карабины. Я сам научил индейцев ими пользоваться, а они оказались способными учениками.
– Ничего, кампа дорого заплатят за наши жизни: в конце концов, у нас с тобой как-никак двести патронов.
– Если хоть один кампа погибнет от нашей руки, племя будет нас преследовать, пока не отомстит.
– Ну, никто с этим не спорит, – согласился Новицкий. – А я тебе вот что скажу: не хочется, чтобы дело дошло до столкновения. Ведь кампа нам ничего плохого не сделали, они такие, какими их создала природа, что с них взять.
– Кое-кто из них тебе даже приглянулся, – сыронизировал Смуга, искоса поглядывая на поскучневшего друга.
– Что да, то да! Сто дохлых акул! Мы с тобой между молотом и наковальней… Впереди Тасулинчи, а позади – его приспешники. А может, наши преследователи направились той дорогой, по которой уходил Томек?
– Скорее всего, они пустились за нами в разных направлениях, – подытожил Смуга.
– Да, наверное, стоит и это взять в расчет, – тяжко вздохнул Новицкий. – Как думаешь, Янек, далеко до Укаяли?
– По словам Агуа, из селения кампа можно добраться до Укаяли за три дня. Один день прошел, сегодня второй, так что завтра-послезавтра мы с тобой должны прибыть туда и переправиться на правый берег.
– Ну тогда приналяжем на весла! – скомандовал Новицкий.
Звероловы гребли не переводя дыхания, не обращая внимания на донимавший их голод. Не остановились и тогда, когда солнце поднялось в зенит, только чуть ближе подплыли к берегу, с которого свисали раскидистые кроны деревьев, защищавшие от палящих лучей солнца. Пролившийся после полудня недолгий дождь не помешал друзьям, только Новицкий с растущим беспокойством поглядывал на небо. Вскоре он встревожился не на шутку:
– Вот что, Янек, давай-ка ненадолго остановимся!
Смуга отложил весло. Новицкий сделал то же самое, подхватил висящую лиану и привязал к ней лодку.
– Что случилось, капитан? – повернулся к нему Смуга.
– До сих пор солнце все утро до полудня находилось перед нами, а после полудня было у нас за спиной – то есть мы плыли на восток. А сегодня оно светит по левому борту. Иначе говоря, мы повернули на юг и отклонились от прямого пути на Укаяли.
– Я тоже заметил, что течение изменило направление. Надо свериться с картой.
Смуга вынул из мешка оставленную Томеком карту, разложил на коленях. Минуту-две изучал ее, поглядывая на компас, после чего стал объяснять:
– Если верить карте, местность, где мы сейчас находимся, – белое пятно. Нашей реки на ней просто нет. Не обозначена. Тут можно разобраться лишь благодаря внесенным Томеком дополнениям и его заметкам на полях карты. Скорее всего, мы сейчас идем по одному из неизвестных до сих пор притоков реки Тамбо. Гран-Пахональ находится на северо-востоке. Надо признать, Томек – картограф что надо!
– Этот мальчишка – молодчага, да и только! Когда мы тебя искали, именно он не позволил нашему проводнику обвести нас вокруг пальца, хотя тот нарочно все время нас запутывал, чтобы мы не знали, куда идти, – вспомнил Новицкий. – Томек вечерами напролет сидел, уставившись в эту карту, что-то вписывал, подправлял. Говоришь, мы находимся на одном из притоков Тамбо? А что это значит для нас? И слыхом не слыхивал об этой реке.
– Укаяли образуется при слиянии Урубамбы и Апуримака. Апуримак – название реки в верхнем и среднем течении. В его нижнем течении слева в Апуримак вливается река Мантаро, и после этого на протяжении ста восьмидесяти километров река носит название Эне. От места впадения в Эне реки Перене следующий участок реки, длиной сто шестьдесят километров, называется Тамбо. Тамбо – еще раз обращаю твое внимание, что это название нижнего течения Апуримака вплоть до устья, – сливается с Урубамбой, образуя одну из крупнейших рек Южной Америки – Укаяли. Вот, смотри на карте.