– Я тоже это заметил. Хорошо, остаемся. Возьми котелок и сбегай к реке за водой, а я пойду охотиться. Подкрадываться к туканам надо в одиночку, они страшно пугливые.
– Иду, иду, заодно взгляну, как там обстановка на реке, – с готовностью отозвался Новицкий, явно довольный грядущим сытным ужином. Он вынул из мешка котелок, взял штуцер и исчез в зарослях.
Туканы (Rhamphastidae) – птицы с несоразмерно большим, хотя довольно легким клювом, пилообразно зубчатым по краям. Они распространены в тропических странах Америки, где наряду с попугаями принадлежат к числу самых обыкновенных птиц. Тем не менее точные сведения об их жизни собираются с большим трудом. Чем они питаются – в точности не известно; в желудках их находили лишь плоды, зерна и растительные вещества… <…> В общем, они, по-видимому, имеют много общего с воронами: любопытны, подобно им, сообща преследуют хищных птиц и собираются в больших количествах, чтобы дразнить врага. Американские дикари часто употребляют красивые перья туканов для украшения. (А. Брэм. Жизнь животных, т. 2.)
Смуга тоже не тратил времени даром. Штуцер и мешки он спрятал у могилы. Вооружившись пукуной, колчаном с отравленными стрелами и выдолбленной тыквой с хлопком, направился в лесную чащу. Он осторожно пробирался под прикрытием зарослей, поглядывая на верхушки деревьев, поскольку туканы те еще любители диких плодов и в основном обитают в верхнем уровне леса.
Этих птиц можно встретить в первозданных джунглях повсюду – от Центральной Америки до Парагвая. Они живут поодиночке или парами, гнездятся в дуплах деревьев, но в поисках фруктов и ягод сбиваются в стаи.
Смуга, идя на их характерные голоса, вскоре заметил птиц на раскидистом дереве, обильно усыпанном плодами, и притаился в зарослях…
Туканы пока что не подозревали о грозившей им опасности. Рассевшись на кронах деревьев, они время от времени перекликались. Когда эти птицы кричали, вид у них был весьма забавный. Откинув голову, они поднимали громадный клюв вертикально и вертелись на месте, распушив перья, как при токовании[38]. За щелканьем и свистом следовал клекот, похожий на аистиный. Некоторые туканы уже вовсю клевали плоды, скачками передвигаясь вдоль ветки и изредка хлопая крыльями.
Смуга открыл колчан. В лежавшую на его дне подушечку, пропитанную кураре[39], были воткнуты миниатюрные, не больше спички, стрелы из твердой древесины. Смуга осторожно всунул стрелу в отверстие пукуны со стороны мундштука, заткнул ее клочком хлопка и осмотрелся.
На ближайшем дереве, высоко на ветке, кормился крупный тукан. Большим искривленным клювом птица вскрывала плод.
Смуга прижал пукуну к губам, нацелив ее прямо в грудь птицы, глубоко вдохнул и сильно дунул. Отравленная стрела угодила в тукана, и он, судорожно взмахнув крыльями, стал падать, ударяясь о нижние ветки. Только после того, как третий по счету тукан упал на землю, их собратья загомонили и поднялись в воздух.
Зверолов легко отыскал добычу и вернулся к стоянке. Там он набрал толстых веток для костра и стал ощипывать птиц. Когда Новицкий пришел с котелком воды, Смуга как раз закончил их потрошить.
– Вижу, удачная была охота! – обрадованно воскликнул Новицкий. – Теперь отдыхай, Янек, а я буду готовить.
– Как обстановка на реке? – полюбопытствовал Смуга.
– Тишина! Наших преследователей нет и в помине, – ответил Новицкий. – Ну и перья у этих птичек! Теперь понимаю индейцев, которые так их обожают.
– Еще во времена первых конкистадоров индейцы умели изготовлять из кожи и перьев тукана накидки и головные уборы. Я видел их в сокровищнице инков, о которой тебе рассказывал.
– Удивительно, что здесь водится столько туканов, притом что индейцы так давно на них охотятся, – задумался Новицкий.
– В этом и есть главная особенность индейцев – они не уничтожают животных без необходимости.
– Тогда откуда они набирают столько красивых перьев? – удивился Новицкий.
– С помощью слабо отравленных стрел, которые только на время парализуют птицу. Перья вырывают, а птицу отпускают на волю. Через какое-то время перья снова отрастают.
– Да, точно, вспоминаю что-то такое! Когда мы с Томеком были в Аризоне, познакомились с индейцем, который выращивал орлов ради перьев. Там их перья используются воинами как знаки отличия.
– Если уж речь зашла о разумном использовании фауны и флоры, то по сравнению с индейцами белые люди ведут себя как варвары.
– Твоя правда! Между прочим, ночь на дворе. Ян, ты говорил, что у тебя есть деревяшки[40] для разведения огня. Дай-ка мне их! Спички надо экономить.
Новицкий первым делом очистил от травы клочок земли, ножом вырыл мелкое углубление. Взял три толстые ветки, сложил их звездочкой и сунул под них пучок хвороста. После этого стал энергично тереть друг о друга две поданные Смугой деревяшки, высекая искры. Вскоре хворост задымился от попавших в него искр, а потом стал тлеть. Новицкий что было силы подул, и сходившиеся концы трех веток загорелись. Затем воткнул в землю по обе стороны костра две ветки с рогатками на концах, положил на них третью с подвешенным к ней котелком с водой. Быстро разделал туканов, уложил их в котелок, добавил немного соли.
– Ну, капитан, молодчина, – оценил Смуга. – Теперь вижу: ты тертый калач. Не хуже индейца действуешь.
– Ага, я человек любознательный, вот и научился разным таким штукам. Как воробышек по зернышку, – отозвался явно польщенный Новицкий. – Птицу лучше сварить, чем жарить, – не так сильно пахнет. А нам ни к чему себя обнаруживать.
– Я уж хотел влезть с советом, но, зная, что ты парень предусмотрительный, промолчал. И не ошибся. Готовь еду, а я подвешу гамаки.
Новицкий, присев у костра, ворошил поленья.
Смуга, который устал больше, чем Новицкий, лег в гамак. Оба так глубоко погрузились в размышления, что даже не заметили, как село солнце. Свет звезд на небе и серебристая луна рассеивали ночную тьму.
Друзья долго молчали, потом Смуга заговорил:
– Я вот о чем думаю, капитан: что нам делать дальше? Вне зависимости от того, в каком направлении ищут нас кампа, одно можно сказать наверняка: их главные силы направляются к месту сбора с Тасулинчи. Думаю, они встретятся на реке Тамбо, где много селений свободных кампа.
– Вполне допускаю, – согласился Новицкий. – Если там пункт их сбора, то наши кампа идут нам вслед. Интуиция подсказывает мне, что они уже чуть ли не вплотную приблизились к нам. А мы с тобой и не торопимся.
– Именно поэтому я и тревожусь, – признался Смуга.
– Если и дальше так дело пойдет, кампа доберутся до нас.
– В таком случае нам конец! Нельзя этого допустить.
– Я сам ломаю над этим голову. Нас всего двое на веслах, а долгое отсутствие тренировок сказалось на моей выносливости.
– Ладно, давай думать, что делать… Ха, такой уж выдался денек, что за разговорами что-то да вспомнится… Вот, например, давным-давно, когда я еще был мальчишкой, в варшавском «Слове»[41] публиковали прекрасный роман Сенкевича. И я – можешь верить, можешь нет – каждый день бегал за газетой. По вечерам мы с моими стариками усаживались вокруг стола, и я вслух читал продолжение «Потопа».
– Не помню я этого романа, – вставил Смуга. – Тогда меня, наверно, не было в Польше.
– Плохо, Янек, что ты его не читал. Сенкевич – громадный талант! Он описывает нашествие шведов на Польшу. Есть в его книге один герой, легкомысленный задира по фамилии Кмициц, так вот, он прославился своими дерзкими набегами на врага. Шведы и поляки-предатели все время пытались его выследить; что только они ни делали, а все тщетно! Например, устроят засаду, а Кмициц у них из-под носа уходит и снова нападает. Ну не могли они его схватить, потому что не знали, где он находится в тот или иной момент. То наступает противнику на пятки, то заляжет где-нибудь, то снова появится как чертик из табакерки и опять застает их врасплох.
Сенкевич, Генрик (1846–1916) – польский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе (1905). Автор знаменитой исторической трилогии «Огнем и мечом», «Потоп», «Пан Володыёвский», известной в Польше как цикл «Трилогия». После издания «Трилогии» стал самым высокооплачиваемым польским писателем. Его произведения переведены на многие языки мира, неоднократно экранизированы.
– Интересный, наверное, роман, если тебе так понравился.
– Скажешь еще – понравился! Да по нему люди с ума сходили!
– Хорошо, обещаю тебе, что прочту. А к чему ты о нем сейчас вспомнил?
– Вижу, ты меня слушаешь вполуха, – огорчился Новицкий. – Дело не столько в романе Сенкевича, сколько в тактике Кмицица.
– Не злись, капитан! Просто я слегка рассеян, столько мыслей в голове, – примирительным тоном ответил Смуга. – Подожди… Говоришь о тактике этого твоего…
– Кмицица! – напомнил Новицкий.
– Точно, Кмицица! Кажется… начинаю понимать. Предлагаешь затаиться здесь, наблюдать за рекой, и когда появятся кампа, пропустить их, а потом спокойно идти следом за ними. Верно я тебя понял?
– Абсолютно верно, – подтвердил Новицкий. – Двое суток марша почти без отдыха и еды свое дело сделали. Здесь тихо, вокруг ни души. Даже кампа, обрати внимание, разыскивая твоего беднягу-проводника, так и не нашли шалаш. Спешка, Янек, нужна при ловле блох, а не когда речь идет о своей башке. И если бы только о ней. Что будет с Томеком и нашими друзьями, если нас сцапают?
Смуга, молча выслушав друга, сказал:
– Опять ты мне сюрприз преподнес, капитан. Твой план необходимо обмозговать, причем самым серьезным образом.
– Ну так и обмозговывай, рассвет не скоро. А теперь вот что – надо поесть. Этот наш бульончик вроде остыл, можно пить его прямо из банки, прихваченной из тайника Онари, а мясо есть руками, совсем как в давние времена. Так даже короли ели.