Томек в Гран-Чако — страница 33 из 45

– Весьма точное сравнение! – одобрил отец. – Боливия делится на две области: западную, охватывающую весьма бедные флорой и фауной Анды, и восточную – это обширные, поросшие травой равнины, они называются льянос. Восточная часть Тибетского нагорья тоже обладает более богатой растительностью.

– Трудно поверить, что на такой большой высоте могут находиться озера, – вмешалась Наташа.

– Тем не менее! – возразил ей Збышек. – Помню еще из школьных уроков, что Титикака[104] – это самое большое озеро Южно-Американского материка и одновременно самое высокогорное судоходное озеро в мире.

– Чувствуется, что ты как следует учил географию, – заметил Томек.

– Особенно после твоего отъезда из Варшавы меня просто обуяла жажда познания мира.

– Титикака – святыня индейцев Анд, – вступил в разговор Вильмовский-старший. – С ним связана масса легенд и сказаний. Говорят, что с расположенного на озере острова Солнца поплыл Манко Капак, тот, что создал великую империю инков. Он основал город Куско[105], который стал столицей государства. Тот первый инк – его почитали как сына Солнца – будто бы научил людей возделывать земли, разным ремеслам и горному делу.

– Я давно уже мечтаю увидеть Куско! – воскликнула Салли. – Томми, обещай мне, что, когда у нас будет время, мы поедем в Перу. Так хочется своими глазами увидеть то, о чем читала в учебниках.

– Отличная мысль! – согласился Вильмовский. – В этой древней стране таится масса сюрпризов. В горах и джунглях продолжают открывать развалины древних городов, храмов, остатки вымощенных камнем дорог. Старая империя инков – это не только Перу, но и Эквадор, Боливия, Чили, северо-запад Аргентины. Археологов здесь ждет еще много неожиданностей[106]. Так что, если вы, Салли, когда-нибудь отправитесь на поиски древних памятников, и меня захватите с собой.

– Ловлю тебя на слове, папочка! Может, мы и сделаем какое-нибудь потрясающее открытие.

* * *

Ранним утром поезд остановился у какого-то небольшого поселка. Участники экспедиции приникли к окнам вагона. Всем сильно докучала высокогорная болезнь – головокружение, шум в ушах. В открытые окна в вагон врывался холодный свежий воздух.

Небольшой домик, крытый гофрированной жестью навес – вот и вся станция. Неподалеку – несколько крытых соломой хижин, возделанные участки, небольшие стада лам. А вокруг, насколько хватает глаз, тускло-рыжая степь с разбросанными по ней холмиками. Но на горизонте громоздились высочайшие, покрытые вечными снегами горные вершины. Их появление свидетельствовало о том, что поезд уже приближается к конечной станции.

Несмотря на ранний час, на перроне уже толпилось немало смуглых пассажиров с большими узлами, в которых они везли на базар свою продукцию. Индианки и метиски были одеты в широкие полосатые юбки, разноцветные рубашки, широкие, стянутые внизу шерстяные штаны, короткие курточки и яркие пончо, а на головах под шляпами, для защиты от холода, – чульо – шерстяные шапочки с белыми пуговками.

На станции царило немалое оживление. Пассажиры выходили на перрон, чтобы перекусить в расставленных вокруг палатках, в них продавались пирожки сальтенас[107], нанизанные на палочки куски жареного мяса, вареные корни маниоки, фрукты, чича, листья коки и папиросы.

Томек с Динго и все мужчины экспедиции тоже вышли на перрон, чтобы после долгого сидения расправить ноги, подышать свежим воздухом. Кубео, Уилсон и Збышек попробовали жареного мяса, запили его чичей. Динго тоже досталось несколько кусков мяса. Вильмовский и Во Мэнь ограничились пирожками, купили их и для женщин.

Простояв минут двадцать, поезд снова тронулся в путь.


XVIIПоследний поезд из Ла-Паса

– Что-то не очень гостеприимно встречает нас эта самая высокогорная столица мира[108], – заметил Томек, высовываясь из окна вагона. – Смотри, отец!

Заинтересовавшись, Вильмовский стал рядом с сыном.

Нагруженные узлами пассажиры выходили из вагонов, медленно тянулись к небольшому грязноватому зданию вокзала. Многие останавливались рядом с железнодорожниками и носильщиками, оживленно и громко спорящих. Перрон патрулировали вооруженные мужчины, одетые в штатское.



– Здесь происходит что-то необычное, – произнес Вильмовский. – Прежде чем высадимся, надо бы разведать обстановку.

– Офицер на границе советовал сейчас же явиться к соответствующим властям, – напомнил Томек. – Здесь, видно, происходят какие-то серьезные беспорядки, и он о них уже знал.

– Не выходите из вагона, пока я не поговорю с военными, охраняющими вокзал, – посоветовал Вильмовский.

Уилсон, Томек и Збышек, стоя у окна, смотрели, как Вильмовский приближается к военным.

– Не видно ни одного белого лица, – забеспокоился Збышек. – О чем они там болтают, ничего не могу понять.

– Господин Во Мэнь, вы, может, поймете, о чем они спорят, – обратился Уилсон к китайцу, тоже высунувшемуся из окна.

– Что-то о революции… – пояснил Во Мэнь.

– Черт побери, ее нам только не хватало! – воскликнул Збышек.

– Боливия славится политическими волнениями, – сказал Уилсон. – Не реже одного раза в год здесь происходят вооруженные перевороты, восстания и революции…[109]

– Несчастная страна! Нищета отнимает разум! – воскликнул Томек. – Ведь Боливия, Эквадор, Парагвай и Гаити – самые бедные государства в Латинской Америке…

– Верно-верно! – поддакнул Уилсон.

– Ну и маршрутик вы, господа, выбрали, – вмешалась Салли. – Не хотели пробираться по территории, охваченной бунтом кампа, так нате вам – революция в Боливии!

– Салли, как ты можешь так говорить! – вознегодовала Наташа.

– Это просто черный юмор, – парировала Салли. – Кто же мог подумать, что мы попадем из огня да в полымя.

– Тише вы! – укорил их Збышек. – Дядя возвращается с солдатами.

Через минуту в вагон вошел Вильмовский-старший в сопровождении офицера и троих вооруженных карабинами солдат. Увидя в вагоне оружие, военные окинули участников экспедиции недоверчивыми взглядами.

– Плохие новости, дорогие мои! – произнес по-английски Вильмовский. – В северных департаментах Боливии восстание. Кажется, мятежники собираются идти на Ла-Пас. В городе чрезвычайное положение и комендантский час. Не дай бог, гражданская война! И помните, куда мы едем, – многозначительно добавил он.

– Я ничего не понял, сеньор! – разозлился офицер. – Говори по-испански, а еще лучше на языке аймара или кечуа. Ты сказал, что хочешь встретиться с властями. Пожалуйста, солдаты отведут тебя на площадь Мурильо во дворец Кемадо. Там заседают министры, может, тебе удастся с кем-нибудь поговорить. Но ты должен идти без оружия!

– Хорошо, но как быть моим спутникам? Нам нужно сойти с поезда и выгрузить багаж. Есть ли поблизости какая-нибудь гостиница?

– Всем оставаться в вагоне до твоего возвращения, сеньор! – категорическим тоном объявил офицер.

– А если поезд тем временем отойдет?

Офицер пожал плечами:

– Об этом не беспокойся, сеньор. Ни один поезд отсюда не уйдет и ни один не придет. В стране прекращено всякое сообщение. Я прикажу перевести вагон на запасные пути, а солдаты будут следить, чтобы никто не вышел на перрон.

– Но, сеньор, мне нужно выгулять собаку, – возразил Томек.

– Собаку? Ну ладно! Сделаешь это, когда вагон переведут на запасные пути. Скажу солдатам. Пошли, сеньор!

– Томек, если я до вечера не вернусь, экспедицией займешься ты, – сказал по-польски Вильмовский. – Делай, что считаешь нужным. Будьте осторожны.

Томек еще не успел ответить, как к офицеру подошел Во Мэнь и стал что-то ему говорить на языке кечуа. Офицер с довольным видом закивал и обратился к Вильмовскому:

– Что же ты не сказал, сеньор, что у тебя есть человек, знающий аймара и кечуа? Возьми его с собой, будет переводчиком.

– Спасибо, Во Мэнь, – произнес Томек. – Нам будет спокойнее за тебя, отец!

Вильмовский и китаец вышли на перрон. Офицер тем временем поставил перед вагоном стражу, а сам повел Вильмовского и Во Мэня к зданию вокзала.

– Томми, я боюсь за папочку! – воскликнула Салли. – На улицах, наверное, опасно.

– Не волнуйся, Салли! Отец – старый революционер. В Варшаве он здорово досаждал российским оккупантам. Они даже назначили награду за его поимку. Он и здесь справится, тем более у него английский паспорт.

– Во Мэнь – замечательный парень, – с одобрением в голосе отозвался Збышек. – Сразу видно, к революциям ему не привыкать.

Потянулось полное тревоги ожидание Вильмовского. Под присмотром солдат вагон перевели на запасные пути, а затем железнодорожники покинули станцию. На выходах из вагона встала охрана. Разошлись растерянные, напуганные пассажиры, исчезли нищие и вынюхивающие заработок назойливые носильщики. Небольшая группа вооруженных людей, одетых в штатское, с повязками на руках, патрулировала перроны, военные заняли здание вокзала.

Томек старался не поддаваться слабости, вызванной высокогорной болезнью, призывал друзей отдохнуть, что было совершенно необходимо в период привыкания к высокогорью. В отсутствие повара девушки и Збышек занялись приготовлением еды, а Томек с Уилсоном внимательно наблюдали за всем, что происходило на станции. Поглядывая в окно, изучали карту Боливии.

– Если подтвердится сообщение, что северные департаменты охвачены восстанием, дорога на Кобиху нам отрезана, – отметил Томек. – Мы же намеревались плыть по реке Бени на север к бразильской границе…

– Теперь этот путь отпадает. Боливийские индейцы ненавидят белых, а во время восстания они тем более опасны, – размышлял Уилсон. – Все реки текут здесь с юга на север. Если бы мы отправились сейчас на восток, к Мату-Гросу, пришлось бы ехать верхом. Сколько времени это бы заняло? Поезда не ходят. Мы заперты в Ла-Пасе. Нам не позволяют выходить из вагона! Безнадежная ситуация. Делать нечего, надо ждать, как будут развиваться события.