лым людям, с которыми они приятно провели время, так уж необходимо идти дальше, ведь здесь всем хватало еды и воды.
День за днем караван Вильмовских брел по степям, где травы наполовину скрывали лошадей, углублялся в многоярусные светлые леса, останавливался на привал в пальмовых рощах. Временами приходилось огибать прибрежные болота и предательские трясины, где человек мог провалиться по пояс или вовсе утонуть. Не давали пройти громадные древовидные кактусы, вставали на пути увитые лианами, заросшие густым подлеском тропические леса. В тех лесах росли деревья кебрачо с невероятно твердой, ценнейшей древесиной, богатой дубильными веществами; рожковые деревья – индейцы называют их альгарробо – со сладкими стручками. Но самым характерным для Чако деревом было пало-боррачо[121]. Его могучий ствол, достигающий в диаметре нескольких метров, напоминал громадную пивную бочку, сужающуюся у кроны, толстые ветки были обсыпаны красивыми розовыми цветами. Оригинальность пало-боррачо заключалась не только в его необычном виде. Когда опадали цветы, на их месте формировались плоды, а те, созрев, открывались и обнажали семена, окруженные тонкими белыми волокнистыми султанчиками. За их волокно тогда платили во много раз больше, чем за хлопок. Только добраться до этих плодов было нелегко, поскольку громадный ствол усеян одеревеневшими длинными колючками.
Караван двигался по светлому лесу, в нем росли кактусы, мимозы, крупные пало-боррачо. Салли и Наташа были в восторге от прекрасных цветов пузатого дерева, оно наперекор природе цвело в сухую пору года. Вильмовский объяснял это явление тем, что пало-боррачо накапливает в своем мощном стволе большое количество воды.
Томек, как обычно, возглавлял караван. Юноша то и дело поглядывал на явно беспокойного Динго.
– Габоку, посмотри на собаку!
Но обращение было излишним, искушенный следопыт шел с поднятой головой, втягивая воздух, как будто принюхиваясь. Габоку остановился:
– Умный Динго чует дым. Люди поблизости!
Томек остановил коня, дал всем знак к нему приблизиться.
– Отец, Габоку говорит, что неподалеку какие-то люди жгут костер. Динго тоже беспокоится.
– В этих местах жечь костры могут только индейцы, – ответил Вильмовский. – Мы приближаемся к границам Парагвая, значит это могут быть тоба – их кочевья находятся в южной части Парагвайского Чако и в Аргентине. Нам необходимо соблюдать большую осторожность.
– Габоку, зови Гуруву и Педикву, мы пойдем первыми, – решил Томек. – Отец, вы с господином Уилсоном присматривайте за Салли и Наткой, a Во Мэнь и Збышек будут охранять вьючных животных. Салли, возьми Динго на поводок. Держимся все вместе. Никто не берется за оружие без моего приказа!
Экспедиция двинулась вперед. Теперь уже все чувствовали чад от костров. Из-за пузатых деревьев появились отлично сложенные темнокожие воины с готовым к бою оружием в руках. Одни держали луки с наложенными на тетиву стрелами, другие – копья, кое у кого в руках были ружья. Воинственный вид индейцев убедил Томека, что они из племени тоба. Воины встали плотной стеной за своим вожаком, бросая на белых людей дерзкие взгляды.
Томек молниеносно оценил обстановку. Неподалеку виднелись шалаши, рядом с ними валялись выдолбленные тыквы. Тоба, видно, пили мате – популярный в Южной Америке чай из листьев парагвайского падуба[122]. Дети и женщины поспешно укрылись в зарослях.
Жестом руки Томек остановил караван. Не спеша слез с коня, подошел ближе к неподвижно стоящим воинам.
– Здравствуйте, друзья! – обратился он к ним по-испански.
Тоба молчали, еще теснее придвинувшись к вождю.
– Мы друзья! Здравствуйте! – Томек, как будто не замечая их враждебности, достал из кармана трубку, набил ее табаком и раскурил.
Тоба даже отпрянули, когда трубка блеснула огоньком, а Томек, не обращая внимания на оцепеневших индейцев, спокойно попыхивал трубкой. У тоба немного спало напряжение. Курящий трубку человек не мог задумывать нападение. В эту минуту вперед выступил Во Мэнь. Он повторил приветствие на языке кечуа, известном и некоторым индейцам Чако. Вильмовский тоже достал из вьюка трубку и кисет с табаком. Отложив в сторону карабин, подошел к вождю тоба и жестами пригласил его закурить трубку.
Индеец, не зная, как поступить, колебался, посматривая на воинов, но, видя, что те не выражают протеста, кивнул и дал понять: ему нужны спички. Вильмовский достал из кармана коробок, подал его вождю вместе с трубкой и табаком. Тоба вложил в трубку немного табаку, достал спичку и, когда она вспыхнула огнем, удовлетворенно улыбнулся. Индеец затянулся несколько раз. Воины с одобрением смотрели на своего вождя. Атмосфера враждебности растаяла, как утренний туман.
Подобревший вождь пригласил белых пришельцев отведать мате. Однако, хотя настроение индейцев и изменилось, Томек оставался настороже. Женщины и дети тоба не возвращались в лагерь, только вождь призвал своих жен, чтобы они подали мате. Тоба, очевидно, уже встречались с белыми людьми, раз у них оказались ружья, а у вождя за поясом был заткнут револьвер. Огнестрельное оружие могло быть военными трофеями, ведь о тоба поговаривали, что они, бывает, вступают на тропу войны с белыми. Так что приглашение в лагерь могло быть и хитростью, за которой последует нападение с целью захвата чужого имущества. Ведь для этих воинственных примитивных кочевников, добывающих огонь трением камней, даже спички представлялись выгодным приобретением. Учитывая обстоятельства, Томек поручил кубео и Збышеку охранять коней и мулов.
Вождь повел Вильмовского в лагерь, за ними следовали Салли и Наташа с Уилсоном.
– Сеньор Том, здесь кроется предательство, – вполголоса остерег Во Мэнь.
– Да, пахнет ловушкой, – согласился Томек.
– Сеньор, я стану тенью следовать за вождем, в случае предательства приставлю ему револьвер к затылку. Сделаю его заложником…
– Ты решишься на это?
– Рука у меня не дрогнет, не беспокойтесь, сеньор!
– Спасибо тебе! Только не спеши, жди распоряжений.
Вскоре все расселись на расстеленных на земле шкурах. Жены вождя подали чай в тыквах. Во Мэнь, как переводчик, сел между вождем и Вильмовским. Оказалось, кое-кто из тоба немного знает испанский. Допытывались, что белые люди ищут в Чако, предлагали в обмен на порох и пули крокодилью и змеиную кожу, перья страусов. Вильмовский объяснил, что им еще предстоит длинная дорога и он не может нагружать вьючных животных ненужными для экспедиции вещами. Он согласился подарить вождю карабин и немного патронов. Уилсон пошел за подарками и принес не только обещанное, но и пороха, штуку ситца, нож, несколько кусков медной проволоки и пару коралловых бус. Вильмовский вручил вождю дары, затем встал, пожал ему руку, похлопывая другой рукой по его плечу, и объявил, что настало время отправляться в дорогу, солнце уже высоко.
Вождь вместе со своим младшим сыном, совсем еще мальчиком, не выпускавшим из рук лука, проводил Вильмовских и их спутников к лошадям. Тоба толпой шли за ними.
Салли, Наташа, Уилсон и Збышек сели на коней. Вильмовский как раз повернулся к своему коню и вложил ногу в стремя, когда раздался свист выпущенной из лука стрелы. Жеребец Томека метнулся вбок, остановился как вкопанный, с жалобным ржанием тяжело повалился на землю. В его левый бок глубоко вонзилась длинная стрела. Участники экспедиции в одно мгновение схватились за оружие. Потрясенный до глубины души, Томек, однако, не потерял хладнокровия.
– Не стрелять! Спокойно! – крикнул он твердым голосом.
Младший сын вождя еще не успел опустить лука. Томек, видя, что Во Мэнь уже стоит за спиной вождя, подошел к своему несчастному коню. Жеребец жалобно постанывал, из пасти и ноздрей текла кровавая пена, в агонии он бил копытами землю. Томек закусил губу, достал из кобуры кольт, приложил дуло к уху жеребца и нажал на курок. По жеребцу прошла предсмертная дрожь, налитые кровью глаза покрылись пеленой, он застыл.
Не выпуская из руки кольта, Томек подошел к подростку, все еще державшему в руках лук.
– Для чего ты это сделал? – Томек с трудом подавлял гнев и возмущение.
Мальчишка с изумлением уставился на него, как будто не понимая, чего этот белый хочет от него, затем пожал плечами:
– Ты ведь убиваешь наших зверей, когда тебе надо есть. Это справедливо. – Говоря, он указал рукой на подстреленного Збышеком олененка, притороченного к седлу. – А я убил вашего зверя, мне нужна его шкура.
Томек, удивленный своеобразной логикой ответа, бросил взгляд на стоящих полукругом тоба. У большинства в руках не было оружия. За спиной вождя, как тень, прятался Во Мэнь, но то была, наверно, излишняя предосторожность.
Томек не колеблясь всунул кольт в кобуру, достал из-за пояса охотничий нож. Похлопал парня по спине и вручил ему нож:
– Да, это справедливо! Мир!
Тоба один за другим подходили к Томеку, похлопывали его по спине. Обстановка разрядилась. Индейцы помогли снять вьюки с одного из коней и перегрузить их на мулов, ведь Томеку нужен был конь вместо убитого жеребца. Во Мэнь последним оседлал своего мула. После прощальных похлопываний караван двинулся дальше в степь.
– У вашего сына железные нервы, – обратился Уилсон к едущему рядом Вильмовскому. – Великолепно владеет собой, хотя и видно было, как ему жаль жеребца.
– Томек отдает себе отчет в том, что отвечает за нашу безопасность. Если бы он только тронул парнишку пальцем, на нас бы бросились все тоба.
– Согласитесь, риск все-таки был очень велик, – настаивал Уилсон. – Мы бы не смогли отбить нападение.
– Вы так думаете? – удивился Вильмовский. – Значит, вы не очень-то наблюдательны. Томек соблюдал все меры предосторожности.
– Что вы имеете в виду? – недоверчиво спросил Уилсон.
– Во Мэнь ни на минуту не отходил от вождя, его рука постоянно лежала на рукоятке револьвера. В случае какого-то обмана вождь становился нашим заложником. Я догадался, когда Во Мэнь незаметно вытащил револьвер из кобуры и всунул его за пояс штанов. И Во Мэнь последним сел на мула.