Все трое посмотрели друг на друга. Абир, будто разом лишившись сил, опустился на камень.
– Господи Боже! – прерывающимся голосом произнес Вильмовский. – Что они сделали с моим ребенком?
Смуга сохранял спокойствие.
– Давайте подумаем, что здесь могло произойти! – обратился он к своим спутникам.
– А что тут думать? Они вошли в пещеру, и их засыпало, – ответил Абир.
– Вошли? Кто вошел? – Вильмовский начал приходить в себя.
– Ну кто… Жена вашего сына и этот… гонец.
И только в эту минуту они осознали, что гонца послал Томек. Неужели все оказались заваленными? Новицкий, Томаш, Патрик, Салли и гонец? Кто еще мог с ними быть? Никто не вымолвил ни слова. Первым, кто начал разгребать камни, был Вильмовский.
– Успокойся, Анджей, – остановил его Смуга. – Нам нужны люди и снаряжение.
– Вы идите, – ответил Вильмовский. – А я останусь.
– Не надо терять надежды. Мы не знаем, что и где засыпано. Может, они живы.
– Тем более спешите.
Их прервал Абир:
– Ради Аллаха! Тише!
Смуга успокоил собаку, Абир приложил ухо к скале.
– Аллах керим! Кто-то стучит! – воскликнул он.
Вильмовский со Смугой опустились у стены на колени. Действительно, кто-то равномерно по ней ударял: три коротких удара, три длинных, снова три коротких и молчание. Потом опять то же самое.
– Это SOS! – воскликнул Вильмовский. – Новицкий зовет на помощь, используя азбуку Морзе.
– Значит, он жив! Они живы!
Смуга схватил большой камень и начал ритмично бить по скале. Дав узникам знать, что спасение близко, он приступил к делу.
– Ты, Абир, собери в ближайшей деревне людей. Не жалей денег! Пусть несут лопаты, кирки, веревки, ведра… Все, что может понадобиться. Я бегу в лагерь за слугами. А ты, Анджей, оставайся здесь. И будь осторожен! Мы ведь не знаем, несчастный это случай или нет.
– Ты допускаешь, что их специально засыпали?
– А ты исключаешь подобное? Поэтому будь осторожен.
Оставшись один, Вильмовский огляделся. Скалы полностью скрывали вход в пещеру, наткнуться на него можно было лишь случайно. «Как хорошо, что мы взяли с собой Динго, он удивительно энергичный для своих лет. После болезни он будто обрел вторую молодость». Вильмовский погладил общего любимца.
Чувство, что он теряет время, вскоре стало невыносимо. Вильмовский-старший попытался разбирать камни, но быстро понял, что это бесполезно.
«До наступления сумерек остается несколько часов, – подумал он. – Стоит получше ознакомиться с местностью, это поможет организовать работу, когда придут люди».
Осмотревшись, Вильмовский заметил что-то вроде каменных ступеней, ведущих на самый верх. Неровные, по-разному отшлифованные природой, но пользоваться ими еще можно.
«Неплохая была задумка – лечить здесь мои недомогания. Я чувствую себя великолепно», – иронизировал Вильмовский сам над собой, поднимаясь на первую ступеньку. Он быстро одолел последующие и вскоре оказался на плоской вершине. Ему сразу бросились в глаза ведущее вглубь отверстие и аккуратно свернутая толстая веревка, лежавшая тут же в углублении. Вильмовский поднял небольшой камень и, бросив его внутрь, стал считать секунды.
– Одна, две, три… десять… двенадцать…
Он повторил процедуру еще раз.
– Что ж, – сказал он сам себе. – Глубже некуда.
Вильмовский померил веревку, в ней оказалось более пятидесяти метров длины. Он склонился над отверстием.
– Томек! Салли! Тадек! Патрик! – звал он. Ему вторило эхо из глубины, потом все смолкло. Вильмовский крикнул снова, но в ответ – тишина. Он колебался, не спуститься ли ему по веревке, но потом решил, что это будет неразумно, ведь сверху не было никого, кто бы мог ему помочь. Оставалось лишь терпеливо ждать возвращения Абира и Смуги. Вильмовский решил вернуться на то место, где он с ними расстался, но, едва он шевельнулся, снизу послышался женский голос:
– Я здесь! Здесь!
Он узнал голос Салли.
– Салли, как, все в порядке? – крикнул он.
– Да!
– Кто еще с тобой?
– …Никого. Я одна.
Эхо вторило их голосам, а волнение мешало понять друг друга.
– Подожди, скоро прибудет помощь! – прокричал Вильмовский, чтобы ее подбодрить.
Однако снизу послышался вопрос, которого Вильмовскому – хотя его и самого терзала тревога – хотелось избежать:
– Где Томми?
Эти слова упали, как тяжелый камень, который не сдвинуть.
Салли давно уже пришла в себя. Поначалу она никак не могла справиться со страхом, боялась открыть глаза, шевельнуться. Ничем не нарушаемая тишина понемногу придала ей храбрости, к ней возвращалась способность мыслить. Инстинкт самосохранения толкал ее искать выход из создавшегося положения.
«Надо как следует осмотреть пещеру», – наконец решила она. Усилием воли Салли приказала себе успокоиться. В конце концов, мумия оказалась живым человеком, а человек должен был, как и она, каким-то образом сюда попасть, а потом выбраться. Он мог воспользоваться тем же входом, но выйти через него уже не мог, поскольку вход завалило еще до того, как на нее напала «мумия». Очевидность этого придала Салли сил, и она направилась вглубь пещеры, внимательно разглядывая все вокруг.
Прежде всего Салли заметила падавший с высоты лучик света. Она поняла, что в этой непроницаемой тьме, в невидимом снизу пещерном своде должно быть отверстие. «Как туда добраться?» – задумалась Салли.
Над нишами, где покоились мумии, до высоты двенадцати-четырнадцати метров стена становилась гладкой, взобраться по ней не представлялось возможным. Лишь выше можно было опереться рукой или ногой на выступ или углубление. Без веревки ей туда не попасть. Медленно, словно песок в песочных часах, текли минуты. Салли приступила к действиям. Она возвратилась по темным коридорам к входу, при тусклом свете светильника начала переносить камни. Устав, она делала передышку, потом снова принималась за работу, хотя надежда совсем покинула ее. Неожиданно она услышала людские голоса, вой собаки.
«Помощь, – подумала она. – Динго!»
И начала с силой бить камнем о стену. С этой минуты события развивались стремительно. Вскоре она услышала голос Вильмовского и уже ждала спокойно.
– Салли! – крикнул наконец Вильмовский. – Бросаем веревку!
Через некоторое время она оказалась в надежных объятиях Смуги, который бережно поставил ее на землю.
По дороге в лагерь Салли рассказала все, что с ней приключилось.
– Одного не пойму, – закончила она уже за ужином. – Если они засыпали вход, к чему была еще эта несчастная «мумия»? Она меня так напугала, что не знаю, как и когда я потеряла фигурку. Я даже не успела ее как следует рассмотреть, – добавила Салли с неподдельной досадой.
– А я, кажется, понимаю, – ответил сквозь клубы дыма Смуга. Когда все посмотрели на него, он добавил: – Это дело рук безумца!
Наступила ночь, но наши герои не ложились спать. Нужно было действовать, и действовать незамедлительно. Объяснения Салли не оставляли сомнений в том, что Томек, Новицкий и Патрик попали в ситуацию не просто опасную, а ужасающую. В лагере на ночь осталась одна Салли; Вильмовский взял с собой одного из слуг-арабов и переправился на другой берег, чтобы сообщить о случившемся полиции. Смуга и Абир сели на ослов и поехали на встречу с монахом-коптом, жившим в одиночестве неподалеку от деревеньки Мадинет-Хабу.
Дорога шла по скалистым, каменистым, пустынным ущельям. Когда она спустилась вниз, неожиданно открылся вид на прекрасную долину с великолепным храмовым ансамблем. За ним раскинулись пальмы, сады, куполообразные строения Мадинет-Хабу. Но Смуга и Абир ничего этого даже не заметили. Было уже светло, когда они остановились близ развалин у деревни, перед увенчанной куполами небольшой коптской церковью Святого Теодора. Они прошли через узкие ворота в белой стене, окружающей храм. Монаха – представительного старца – путники застали копающимся в своем садике. Худощавый, высокий, с прямым носом и остроконечной белоснежной бородкой, он производил хорошее впечатление. На его загорелом лице выделялись чуть раскосые темные глаза. Он неплохо говорил по-английски. Монах склонил голову в знак приветствия и с радостью принял приветы от своего каирского друга.
– Вы христиане? – спросил он.
Смуга подтвердил, а Абир ответил:
– Я нет. Но я верю в единого Бога.
Старик кивнул и пригласил гостей войти в церковь. Внутри она выглядела довольно невзрачно: побеленные голые стены, скромный деревянный алтарь, украшенный какой-то любительской картиной. Над алтарем на стене висел большой крест, напоминающий древнеегипетский символ жизни. У подножия алтаря лежали букетики из цветов и трав. Глинобитный пол покрывали циновки, как в мечети. Монах опустился на колени. Молился он на арабский манер, отбивая поклоны. Смуге ничего не оставалось, как тоже опуститься на колени. Абир уважительно склонил голову.
Жилище отшельника было таким же скромным, как он сам и его церковь. Хозяин усадил гостей за стол, поставил перед ними кувшин с козьим молоком и тарелку с финиками. Потекла спокойная, неторопливая беседа. Когда гостям наконец удалось поведать о том, что их сюда привело, монах заметно обеспокоился:
– Вы говорите, они шли сюда, в Мадинет-Хабу и ко мне? У нас такое нередко бывает…
Он замолчал, задумавшись на минуту.
– Ну что ж, завтра воскресенье, будут прихожане. Я поспрашиваю, может, кто-то что-то видел. Я дам вам знать, пришлю кого-нибудь в лагерь, – подвел монах итог разговору.
Несмотря на усталость, гости, подгоняемые тревогой, не остались на ночлег и отправились назад, в лагерь.
Уже несколько дней Садим был в печали. Дети старались не попадаться ему на глаза, а на жену, которая осмеливалась его о чем-то спросить, он рявкал с такой злостью, что та в испуге убегала. По своему обыкновению к вечеру он вышел из дома и направился к скалам, окружавшим деревню. Ему хотелось посидеть над обрывом, отдохнуть, глядя на долину Нила. Солнце медленно клонилось к западу, когда он добрался до места.