– Садим, – вдруг услышал он свое имя и увидел вожака.
– Да… господин…
– Почему ты шатаешься вокруг лагеря гяуров?
– Я не шатаюсь, господин. Просто так…
– Ты ведь знаешь, что плохо выполнил задание.
– Нет, господин! Я сделал все, как ты сказал.
– Женщина жива и здорова.
– Я завалил проход…
– А она выбралась. Что ты на это скажешь?
– Я не знаю, господин.
Вожак шаг за шагом приближался к нему, а Садим шаг за шагом отступал к обрыву.
– Садим, ты собрался меня предать?
– Нет, господин, нет! Я… Я сделал все, как ты сказал.
– Я вижу измену в твоих глазах. Вижу…
Вожак захохотал диким смехом.
– Господин, – простонал Садим. – Пощади! Не убивай!
– Убивать тебя? Я? Тебя? Я, Владыка Долины, – тебя, прислужника? Я не убиваю людей! – Он сделал к Садиму шаг, второй, третий… Тот в ужасе, не отрывая взгляда от глаз вожака, резко отступил назад, закачался и рухнул в пропасть. Громкий крик заметался между скал, ему вторил короткий жуткий смех. Эхо разнесло этот крик и этот смех, будто горы разразились рыданиями.
– Я не убиваю людей, – повторил Фараон. – Они сами за меня это делают.
И он растворился в темноте.
Вильмовский вернулся в лагерь с двумя полицейскими из Луксора и целой командой рабочих. Один полицейский вместе с рабочими и Абиром немедля отправился к пещере, чтобы расчистить засыпанный проход, поставить охрану, составить рапорт. Второй, родом из деревни Эль-Курна, остался в лагере.
– Меня зовут Мухаммед Расул, – представился он. – Я привез с собой телеграмму из Каира для господина Смуги.
– Из британского посольства, – сказал Смуга и прочитал вслух: «О вас знают – точка – возвращайтесь немедленно».
– Вместе с телеграммой пришло распоряжение найти вас в луксорской гостинице либо на западном берегу Нила, – продолжал полицейский.
– Когда пришла телеграмма?
– Вчера вечером. Мы оставили ее в «Уинтер паласе», поскольку вы там значились.
– Увы, слишком поздно! Вы видите, в каком мы положении.
– Вижу! Мы этим делом занимаемся, уже давно ищем Фараона, да пока напрасно. Но о вашем приезде мы и понятия не имели, – сказал полицейский с упреком в голосе.
– Мы договорились встретиться здесь с друзьями. Если бы так и было, у нас оказалось бы достаточно информации, чтобы связаться с полицией, – пояснил Смуга. – А тем временем друзья исчезли, жену одного из них пытались убить.
– Сделаем все, что в наших силах, – ответил Мухаммед, употребив ничего не значащую фразу, которую произносят все полицейские мира. Затем добавил: – Я откомандирован в ваше распоряжение. Пока могу только сказать, что семья Расул не имела к этому делу никакого отношения. Кто-то хотел направить вас по ложному следу. Прошу принять мои заверения, что этот вопрос стал для меня личным.
– Господин Расул – прекрасный проводник, как и многие другие жители Эль-Курны, и большой знаток окрестных пустынь, – заметил Вильмовский.
Абир вернулся к полудню, а вечером прибыл посланец от монаха-копта из Мадинет-Хабу. Посланец бессвязно бормотал, естественно, по-арабски. Переводил, как обычно, Абир.
– Он видел двух мужчин и мальчика, европейцев. Направлялись к Мадинет-Хабу. На них напали арабы, связали, посадили на лошадей и верблюдов и поехали на запад. Этот человек все видел, поскольку прятался между скал. Он ужасно испугался и не хотел ничего говорить, но абуна[130] его убедил, и вот он пришел, чтобы все нам рассказать.
– Спроси, помнит ли он какие-нибудь подробности, – попросил Смуга.
Абир поговорил со свидетелем, потом сказал:
– Он говорит, что ничего особенного не может сообщить. Нападающие действовали так умело, и все произошло столь быстро, что ему мало что запомнилось. Кроме того, из-за борьбы поднялась туча пыли. Его только удивило, что некоторые из нападающих, собирающихся в пустыню, взяли лошадей.
Свидетель не сообщил ничего нового. Он ушел, довольный щедрым бакшишем, а путешественники окончательно убедились в том, что Томаша, Новицкого и Патрика похитили. Когда они известили об этом Расула, тот задумался.
– Этот человек сказал, что часть нападающих была верхом?
– Совершенно верно, – подтвердил Абир.
– Странно. Все очень странно. Это должно означать, что они не собирались везти их далеко. Необходимо обыскать ближайшие стоянки бедуинов. Так или иначе, рано утром отправляемся в пустыню.
События снова стремительно понеслись. На рассвете Смуга выехал с Расулом и его людьми, прихватив с собой Динго, тот мог понадобиться при обыске бедуинских стоянок. Вильмовский, Абир и Салли остались в лагере, чтобы на месте согласовывать поиски, поддерживать связь с властями. Полиция пока ничем особо не помогла, разве что направила Расула и двух полицейских, днем и ночью охраняющих лагерь. Кроме как сидеть сложа руки и ждать, поляки больше ничего не могли сделать. Хуже всех переносила это состояние Салли.
Перед наступлением вечера от нечего делать она отправилась к Колоссам Мемнона. К ней подошла какая-то арабка и с плачем стала ей что-то говорить. Немедленно рядом оказался вооруженный Вильмовский. Женщину отвели в лагерь, пригласили Абира.
– Ее прислал муж. Он зовет нас к себе, – перевел Абир.
– Опять ловушка?
– Она говорит, что муж умирает и хочет сказать нам что-то важное.
– Пусть скажет полиции.
Женщина долго что-то толковала.
– Она клянется Аллахом, что говорит правду, что никакой опасности нет. Муж боится чего-то или кого-то и не может говорить с полицией, потому и прислал ее почти ночью. Она удивлена, что взрослые мужчины боятся слабой женщины.
– Скажи ей, чтобы пришла утром.
– Утром будет поздно. Муж умирает.
– Твой муж… – начал было Вильмовский, но женщина продолжала говорить, и он замолчал.
– Она сказала, что наш враг убил ее мужа, Садима. Он умирает и просит, чтобы к нему привели Салли. Это он был ее проводником в пещеру, и он же засыпал проход, – перевел Абир объяснения женщины.
Вильмовского эти слова все еще не убедили, он неуверенно посмотрел на Салли, а та, подталкиваемая внезапным чувством, решила:
– Пойдем.
– Но… – начал Вильмовский.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, отец. Рискнем… Думаю, эта женщина говорит правду.
Абир перевел слова Салли, и женщина припала к ее ногам.
Деревня Садима располагалась неподалеку. Когда они увидели раненого, то сразу поняли, что дело идет к концу. Лишь каким-то чудом он пережил падение в пропасть, но жизнь в нем еле теплилась. В доме остались Салли и Абир в качестве переводчика, а Вильмовский вышел наружу.
Спустя час они встретились снова. Салли была явно взволнована, а из дома Садима доносились причитания. Абир тихо произнес:
– Скончался… Давайте поспешим, я знаю, где живет Фараон. Возможно, мы успеем, только нужно соблюдать осторожность, этот человек готов на все.
– Салли? – обратился к ней Вильмовский.
– Идемте, – повторила Салли. – Отец, народа в шайке немного, и в основном они разъехались. Вожак остался один, если только куда-то не исчез.
С готовым к бою оружием поляки последовали за уверенно ведущим их Абиром.
Они шли к Нилу мимо полей и садов. Деревня находилась на самом берегу реки, на краю стоял большой двухэтажный дом желтого цвета, стены которого украшал богатый восточный орнамент, из-за чего дом чем-то напоминал торговую лавку.
В окне на втором этаже горел свет. Полуоткрытые двери приглашали войти. Путешественники осторожно обошли дом. Поблизости никого не было.
– Войдем? – спросил Вильмовский.
Абир дотронулся до его плеча, прошептал:
– Предоставьте это мне.
Внутри дома царил беспорядок, будто кто-то страшно спешил, собираясь в дорогу. Абир тихонько пробирался по лестнице к освещенной комнате. Он заглянул внутрь. У стола, закрыв лицо руками, сидел старик. Он плакал, сквозь пальцы текли слезы.
– Салам! – произнес Абир.
Старик вздрогнул от неожиданности.
История оказалась весьма заурядной. Абир рассказал ее по дороге в лагерь. Старик являлся отцом Фараона. Будучи старостой деревни, он мечтал дать сыну образование и достиг цели, приложив немало усилий. Мальчик был таким способным, что окончил в Англии пользующийся хорошей репутацией университет. Только на родину, в свою деревню, он вернулся какой-то странный. Лазил по скалам, будто что-то искал. Надолго уехал на юг. Позднее появились большие деньги, начались непонятные поездки, он стал якшаться с подозрительными людьми. Сын вел себя с отцом высокомерно, пренебрегал его советами. Стал величать себя «Владыкой», «Железным фараоном», одеваться на манер древних египтян. В деревне его считали ненормальным. Людям из деревни он ничего не говорил о своих намерениях, а были они просто жуткими и ужасали отца. Сын полагал, что он установит здесь закон, изменит облик страны, вернет жителям этой земли власть над ней, выгонит всех чужеземцев. Очевидно, он распоряжался деньгами от тех дел, которые его люди вели в Европе, на севере Египта, а также на юге, в Черной Африке, а именно в районе озера Альберт.
– Озеро Альберт! – повторила Салли. – Да ведь это говорил и покойный Садим.
– Что ж, это означает, что, раз здесь земля стала гореть у него под ногами, Фараон сбежал на север или на юг.
– Вот-вот, между прочим, это диаметрально противоположные направления, – сыронизировал Вильмовский.
На следующий день с другого берега Нила приехали полицейские сменить товарищей по службе. Они привезли с собой газету «Аль-Ахрам», в которой была помещена краткая заметка под названием: «Сотрудник хедива – контрабандист». Она подтвердила подозрения Салли.
«Как мы ранее сообщали, в последнее время в некоторых странах Европы появились очень ценные древние реликвии, происходящие из Египта. Полиции многих стран вели поиск организаторов контрабанды. Большого успеха достигли наши службы, арестовав вчера в Каире Ахмеда А., одного из чиновников хедива. Он и оказался организатором крупномасштабной контрабанды. Подробности в следующих номерах», – переводил Абир.