– Ахмед А. – кто бы это мог быть? – соображал Вильмовский.
– Ахмед ас-Саид бен Юсуф, – ответил Абир. – Верно говорил наш друг из Эль-Файюма, что нельзя ему доверять. Он был прав.
– И был прав тот купец из Александрии, утверждая, что след ведет в Каир, – напомнил Вильмовский.
– Аль-Хабиши действительно порядочный человек, – ответил Абир.
К полудню вернулась спасательная экспедиция, привезла с собой смертельно измученного Патрика и тяжело больного, почти слепого Новицкого. Их обоих нашли у единственного в этом районе колодца, всего в дне пути на запад от Луксора. Вот только Томека с ними не было…
XVIПоиски
Абир и Смуга перевернули вверх дном всю округу. В пустыню отправились поисковые отряды. Из Каира приехал знакомый Смуги, служащий в английском консульстве. После его вмешательства в спасательную акцию включились британские солдаты. Они прочесывали местность к западу от Долины царей.
Вильмовский дневал и ночевал в луксорской полиции, координировал деятельность разных отрядов, сидел там бледный, с темными кругами под глазами от бессонных ночей, напряженно вглядываясь в карту. Большая ее часть была закрашена красным, что означало, что эти территории уже обследованы. Черный пунктир показывал маршрут групп спасателей.
Стук в дверь прервал его грустные размышления.
Пришел британский дипломат. Он с интересом взглянул на карту, а Вильмовский закурил.
– Есть у вас новости из Каира? – спросил он.
– Никаких. Когда я уезжал, шел торг между консульством и людьми хедива. Ахмед ас-Саид занимает высокую ступень в египетской иерархии. Хедив постановил, что это их внутреннее дело.
– Как вам известно, – холодно произнес Вильмовский, – все наши неприятности начались именно с посещения этого «достойного доверия человека», Ахмеда ас-Саида. Вот от него-то сначала о нас и узнали.
– Да, я понимаю ваши чувства. Но я бы не хотел оправдываться, – ответил англичанин, – я только стараюсь делать все, чтобы вам помочь.
– Я ценю это. И благодарю вас.
Далее пошел более спокойный разговор, он касался малейших шансов отыскать Томека. Ближе к вечеру вернулась одна из групп. Смуга и Абир вошли в комнату. Усталые, с горящим от ветра, пыли и солнца лицом. Они сели на придвинутые им табуретки. Никаких слов не требовалось, они вернулись одни…
Вильмовский поднялся, закрасил красным цветом еще одну часть карты, снова тяжело сел на место. Смуга сидел, опустив голову. Оба молчали. О чем им было говорить?
К Новицкому постепенно возвращалось здоровье. Он лежал с компрессами на глазах, рядом сидела Салли, глаза ее тоже были постоянно красны, но только от слез. Когда моряк засыпал, она потихоньку плакала. Девушка чувствовала себя совершенно разбитой. Если бы не Патрик, упорно втягивавший ее в разговоры и тащивший на прогулку, Салли совсем бы замкнулась в себе. Временами к ней возвращалась прежняя энергия, ей хотелось участвовать в спасательных экспедициях, куда-то ехать, торопиться, что-то делать. Но потом ею снова овладевала апатия.
Зато Новицкого, похоже, не оставляла надежда. Несмотря на свое трудное, неопределенное положение, на гнетущее чувство утраты из-за исчезновения Томека, он бывал оживлен, даже искрился юмором и шутил в своей манере, особенно в присутствии Салли. Оставшись в одиночестве, он замыкался в себе, а потом его одолевали с трудом сдерживаемые приступы ярости и гнева. Тогда он вставал с постели и мерил шагами комнату, часто ударяясь о мебель, пока не выучил ее расположение на память. До боли сжимал кулаки, а его лицо искажала ненависть. Бездеятельность, столь чуждая его натуре, была для него пыткой. Но если ему предлагали прогуляться у гостиницы, неизменно отказывался.
– Варшавянин не станет выставлять себя на посмешище! – шипел он сквозь стиснутые зубы.
Новицкий – больной, вынужденный проводить время в замкнутом пространстве – мучился от всепоглощающего, ранее неведомого ему чувства ненависти. И пока мысли всех остальных занимал Железный фараон, Новицкий жаждал помериться силами с Гарри, человеком с корбачом. Моряк свято верил, что стоит ему одолеть Гарри, как удача вернется к ним и Томек отыщется. Новицкий еле высиживал в душном гостиничном номере. Как только ему стало получше, он попросил, чтобы его перевели «к тем лилипутам напротив», как поляк называл Колоссов Мемнона, у подножия которых располагался лагерь. Там он мог чаще бывать на свежем воздухе, и к нему понемногу возвращались силы и зрение. И вместе с ними росла надежда. Надежда, что все хорошо кончится. Ведь до сих пор все и всегда хорошо кончалось!
Смуга ел молча. Они с Расулом собирались вновь побывать в Мадинет-Хабу, чтобы вместе с монахом-коптом объехать селения коптов на юго-западе. Его лицо было спокойным, лишь в глазах таился гнев. Хватит с него Египта! Какой-то злой рок преследовал его здесь. Во второй раз его пребывание завершалось драмой. Когда-то давно его подстерегала смерть, а сейчас? Отыщут ли они Томека? Хотя Смуга и не отличался суеверием, ему не давала покоя мысль о мести фараона. Да ведь речь-то шла о мести конкретного человека, Железного фараона, и это пугало. Почему этот человек выбрал лучшего из них, Томека?
Смуга давно уже любил Томека, как сына, хотя никогда этого не показывал. Не было случая, да и нужды. И теперь жалел об этом, потому что терял надежду увидеть Томека живым.
– Отправляетесь? – не то спросил, не то подтвердил Новицкий, прерывая мучительное молчание.
– Наверное, это уже последняя экспедиция, – ответил Смуга, и Салли с Новицким не поняли, что он имел в виду: последняя экспедиция в пустыне или вообще в жизни.
– Да, – тихо проговорила Салли. – Поедем домой. Нечего нам тут больше искать.
Новицкий так и сорвался с постели.
– Ну что ты, голубка… – начал было он, но здесь его выручил Смуга.
– Вернемся домой, когда расквитаемся с Фараоном, – сказал он, не теряя своей знаменитой сдержанности, внушавшей уважение окружающим.
– Если мы и не найдем Томека…
Минуту Смуга молчал. Затем прибавил тихим, находящимся в ужасающем противоречии со смыслом его слов, голосом:
– Ты знаешь, Салли, если бы сейчас передо мной стоял этот Железный фараон, я бы со спокойной душой пристрелил бы его, а потом закончил завтрак.
Он чуть наклонил тарелку, доедая остатки супа, затем поднялся. Салли с плачем упала ему на грудь.
– Да, мы найдем его, найдем! – шептала она, а они не знали, кого Салли имеет в виду – мужа или Фараона.
Пустынная лисица, или фенек (V. zerdo), отличающаяся своими большими ушами, самая маленькая из всех лисиц: длина ее не превышает 65 см, а хвост длиной около 20 см. Днем это красивое животное прячется в своей подземной норке, а с закатом солнца отправляется на добычу; ест оно все: и яйца, и птиц, и насекомых, и тушканчиков. Живет на севере Африки. (А. Брэм. Жизнь животных, т. 1.)
Появился Расул, они со Смугой вскочили на коней. В Мадинет-Хабу роль проводника взял на себя монах-копт. Копты оказались радушны и разговорчивы, однако ни с чем подобным им сталкиваться не приходилось. Абир еще раз тщательно опросил человека, который был свидетелем похищения Новицкого, Томека и Патрика. Тот подтвердил, что нападавшие ехали на лошадях.
– Однако двое были и на верблюдах, – добавил он. – И один из них держал в руке бич.
Это лишь подтвердило сообщение Новицкого, что среди похитителей находился Гарри.
– Может быть, ты все-таки видел их лица? – спросил Смуга.
– Они все носили маски, – уверенно сказал копт.
До ночи они оставили коптского священнослужителя в одной из деревень, не приняв приглашения на ночлег, а сами при свете факела двинулись в обратный путь через пустыню. Дорогу показывал Расул. Ночь была ясная, песок в лунном свете красновато поблескивал. В тишине послышался вой шакала, ему стал вторить другой. Перебежал дорогу фенек – пустынная лисица. Двигались молча, кони с трудом вытягивали ноги из песка. Когда к рассвету достигли Мадинет-Хабу, кони вдруг зафыркали, рванулись в сторону. Расул с трудом удержался в седле. Смуга, великолепный наездник, быстро справился с лошадью, спрыгнул на песок.
– Их что-то напугало.
Он подал поводья Расулу, осмотрелся и помертвел. Из песка на восход смотрели пустыми глазницами два человеческих черепа. Смуга опустился на колени. В первый раз в жизни он не мог шевельнуться, впервые воспринял такую встречу как зловещий знак, дурное предвестие. Вернувшись в лагерь, он не обмолвился ни словом.
Из Кены и Луксора навстречу друг другу вышли небольшие, но весьма способные британские военные патрули. Их задачей было обследовать деревни феллахов, расположенные на западном берегу Нила. Луксорским отрядом руководил очень толковый сержант Уайт. Они только что покинули одну такую деревеньку. Командир поговорил со старостой, солдаты потолкались среди лачуг феллахов, высматривая, нет ли там чего подозрительного. Феллахи поглядывали на них недоверчиво, неохотно отвечали на вопросы. Сам факт, что пропавшего европейца искали в деревнях, вызывал страх и удивление.
– Почему вы ищете его по деревням, если он пропал в пустыне? Мы люди мирные и не таскаемся по пустыне. Нет, ни о чем таком мы не слышали, живем тихо и спокойно.
Повсюду Уайта встречали подозрительные или равнодушные взгляды.
Патруль ехал дальше на север, хотя смысла в поисках становилось все меньше. Уайт вытер пот со лба и обратился к ехавшему рядом солдату:
– В следующей деревне заночуем.
– Слушаюсь! – ответил солдат. – Лошади утомлены дорогой.
– Скоро нам должен встретиться отряд, который выехал из Кены.
К ним подъехал другой солдат.
– Господин сержант! Скоро полдень. Может, отдохнем?
Уайт оглядел подчиненных. И они, и их лошади были крайне измучены. Местность постепенно понижалась в сторону Нила и вроде подходила для отдыха. Сержант махнул рукой, отряд подъехал к реке. Напоили и расседлали лошадей, люди расположились в тени пальм, отдыхали, рассуждали, делились соображениями.