– Поедешь с нами и покажешь, где это было.
Шейх, все еще находясь под прицелом револьвера Смуги, обрушил на них лавину слов. Расул что-то терпеливо ему говорил.
– Расул угрожает шейху, что пересажает весь их лагерь, потому что гурта принадлежала европейцу, которого мы разыскиваем, – перевел Вильмовскому Смуга.
– Может, они еще что-то знают, – не сдавался Вильмовский.
– Подождем! – ответил Смуга. – Положимся на Расула.
Предпринятое Расулом расследование ни к чему не привело. Полицейский был уверен, что шейх говорит правду: бедуины нашли гурту в пустыне, неподалеку от Долины царей. Выбросил ли ее Томек, когда в ней не стало воды? Возможно, ее притащил туда шакал. Еще раз досконально обыскали окрестности вокруг того места, где нашли гурту. Безрезультатно. И Динго не взял следа.
Жестокая правда приняла наконец неумолимо ясные очертания, как бы долго они старались с ней ни считаться. Томек Вильмовский погиб в песках Сахары. Юношу поглотила пустыня. Пропала надежда найти его живым. Оставалось лишь желание найти его тело, чтобы с честью похоронить. Но и это казалось невозможным. В конце концов они насыпали на крохотном коптском кладбище памятный холмик. И над этой символической могилой Смуга дал клятву:
– Томек! Обещаю тебе! Не успокоюсь, пока не найду Фараона. А когда найду, приду сюда и расскажу тебе, что я с ним сделал… Да поможет мне Бог!
– Да поможет мне Бог! – эхом повторил за ним Новицкий.
Вильмовский молчал. Салли всхлипывала. Но и они думали о том же. Все покидали Луксор, задыхаясь от боли и ненависти.
XVIIУ врат юга
Смуга, Новицкий, Вильмовский и Салли с судорожно цепляющимся за ее руку Патриком сели на поезд, отходящий из Луксора. Они покидали Долину царей с горечью в сердце. Еще недавно она притягивала их, манила обещанием приключений, теперь же не давала забыть о свершившейся трагедии.
В Асуан с ними направлялся и Абир. Он и сам не знал, чем он может помочь, но не решался бросить их в таком трудном положении. Никому не хотелось разлучаться. В первом классе не осталось такого количества свободных мест, и все без колебаний выбрали второй, хотя обычно европейцы в нем не ездили.
Не успел поезд тронуться, как они пожалели о своем решении.
В вагоне стояла невероятная духота. Некоторые сидевшие на лавках мужчины ели лук, курили. На полу посреди коробок, сундуков, узлов копошились дети, женщины что-то стряпали на маленьких плитках. Вильмовский, с головой ушедший в раздумья, не подумал о том, чтобы отговорить своих неопытных товарищей ехать вторым классом. И ничего удивительного, что неприятность, как и в предыдущей поездке, не замедлила случиться.
На этот раз окно открыл ничего не подозревавший Новицкий. Но тут же могучего телосложения араб захлопнул его, сердито крича и отчаянно жестикулируя. Вильмовский, не в силах перенести раскаты его могучего голоса над своей головой, со вздохом попросил:
– Господи, пусть он наконец замолчит! Абир, сделай что-нибудь! А ты, Тадек, больше не нарывайся на неприятности и не открывай окна в египетском вагоне.
Новицкий только мрачно буркнул что-то себе под нос, а тот человек еще долго возмущался, правда пересев в другой конец вагона.
Поезд проезжал мимо серых от пыли городишек с небольшими мечетями, мимо селений феллахов, таких же унылых, как и повсюду в Египте. Миновали местность под названием Исна, приближались к Идфу. Абир, желая как-то разрядить тяжелую атмосферу и хоть немного поднять настроение, начал рассказывать:
– В древности Идфу был главным городом нома, то есть округа, во главе с номархом. До нынешних времен здесь сохранились развалины храма Гора.
– Гор – это бог с головой сокола? – поддержал разговор, поняв намерения друга, Смуга.
– Да, он являлся богом неба, и фараона при жизни отождествляли с ним.
– А после смерти знатный покойник преобразился в Осириса, – включился Новицкий, бросив мимолетный взгляд на Салли.
Моряк уже чуть оправился, только покрасневшие и опухшие веки свидетельствовали о перенесенной болезни. Он глубоко переживал утрату Томека, жаждал вырвать Салли из состояния апатии, но та лишь отмалчивалась. Абир размеренно продолжил:
– Египетские храмы возводились по определенному образцу, в основном по линии «север – юг» и всегда на плодородной земле. Именно таким образом построили храм в период правления Птолемеев, в Идфу. Вход между двумя пилонами ведет в огромный двор, из которого попадаешь в преддверие домового храма, затем из него – в гипостильный зал, оттуда в жертвенную комнату, а уже затем в часовню. Весь храм опоясан внутренним коридором. На схеме храм имеет форму прямоугольника.
Поезд миновал Идфу и повернул на юг. И тут вспыхнул очередной конфликт, на сей раз из-за собаки. Все тот же разговорчивый крепыш-араб довольно грубо отпихнул Динго, а тот в ответ зарычал. И снова полился поток визгливо выкрикиваемых раздраженным пассажиром слов.
– Что он там еще бубнит? – с заметным раздражением спросил Новицкий.
– Клянет собаку, называет ее паршивой тварью, – ответил Абир.
– И почему арабы терпеть не могут собак?
– По очень простой причине, – объяснил Абир. – Мы, мусульмане, не любим собак, потому что, как сказано в Священной книге, когда-то одна из них укусила Магомета за ногу.
Пейзаж за окном становился скучнее, однообразнее, берег Нила выглядел безжизненно, селения – беднее. По склонам скалистых гор, с каждым километром приближавшихся к реке, ютились уже совсем убогие деревеньки из сложенных из камня хибар. Глиняные лачуги, голубятни, курятники, участки кукурузы, изредка плодовые деревья. Нил и бескрайняя пустыня доминировали, куда ни глянь. Ничего удивительного, что настроение путников не улучшилось. Когда они проехали Ком-Омбо, Абир попробовал еще раз:
– Египтяне называют Асуан вратами юга, а суданские купцы – вратами севера. И это объяснимо. Город представляет собой естественную границу между севером и Черной Африкой. Экспедиции европейцев большей частью завершались в этих местах. В поисках истоков Нила здесь останавливался Геродот; сюда в южном походе добрался Александр Македонский, здесь была самая южная стоянка римских легионов. И только до Асуана дошли в погоне за мамелюками солдаты Наполеона.
– В Асуане заканчивались маршруты путешествующих по Египту поляков, Мауриция Манна[132], например, востоковеда Юзефа Сенковского или Владислава Венжика[133], – вставил Вильмовский и тут же умолк. Перед ним предстал образ Томека, так старательно собиравшего всякие сведения о пребывании поляков на разных континентах.
Сенковский, Юзеф (Осип-Юлиан Иванович Сенковский) (1800–1858) – востоковед, критик и журналист. Увлекся изучением Востока в годы учебы в университете, благодаря влиянию Иоахима Лелевеля (1786–1861). С 1819 по 1821 г. путешествовал по Турции, Сирии и Египту. В Египте уделял много времени исследованию памятников древности, а после привез в Петербург научные труды и древние арабские рукописи. Его серию очерков об этом путешествии опубликовали в журналах Петербурга и Варшавы. Сенковский считается одним из основателей российского востоковедения.
– Ну а я и не знал, что столько ваших соотечественников побывало у нас в стране, – с улыбкой заметил Абир, а Вильмовский, скрывая грусть, продолжил:
– Самым большим оригиналом среди них был Венжик. Вернувшись из Египта, он напечатал визитные карточки, в которых значилось, что он носит титул бея[134]. Один из его недоброжелателей пошутил: «Змеюке-бею нужны восхваления».
Анекдот был остроумным, но ни Смуга, ни Новицкий и не думали смеяться. Салли, казалось, вообще ничего не слышала, а Абир едва улыбнулся и вернулся к своей истории об Асуане:
– Асуан граничит с Нубией. Еще в древности здесь процветала меновая торговля. Отсюда же на строительство пирамид брали знаменитый асуанский розовый гранит. До недавних пор в городке существовал известный рынок рабов.
– Здесь также стоял большой караван-сарай[135], – добавил Смуга.
– А есть ли у нас возможность что-нибудь узнать в Асуане? – спросил Вильмовский.
– Так или иначе, нам следует плыть дальше, до озера Альберт, – ответил Смуга, а Новицкий сжал кулаки.
Салли по-прежнему сидела молча. Дремлющий у нее на коленях Патрик проснулся, протер глаза.
– Дядя, скоро приедем? – обратился он к Новицкому, а тот постарался ответить весело, но без прежней бодрости:
– Хороший у тебя нюх, парень, как у того «хеопсика» в Гизе. Сразу понял, когда надо вставать. Поезд заходит в порт… то есть, я хотел сказать, подходит к вокзалу.
Город еще тянулся много километров по восточному, гористому берегу Нила. Мелькали улицы, дома, пальмовый лесок, ухоженные сады.
Когда путники наконец вышли из поезда, их тут же окружила шумная толпа. Кого тут только не было! Берберы, бродяги, нищие, дети разных оттенков кожи. Бросались в глаза красивые девушки в нубийских одеждах, почти обнаженные, опоясанные по бедрам оригинальной, до колен, юбочкой с густой бахромой. Каждый предлагал свой товар: дубинку из черного, «железного» дерева, копье для охоты на крокодилов, шкуры леопардов, корзинки, страусиные яйца, длинные берберские ножи, которые носят на левом боку, на шнурке, который дополнительно обвязывают вокруг шеи. Кто-то пытался продать обезьянку на веревке, другие – бусы, головные уборы из перьев.
Едва они протиснулись через эту толпу, как их снова атаковали. На этот раз погонщики животных и извозчики, каждый из которых вопил что было сил:
– Возьми меня! Найми меня!
Больше всех отличился молодой нубиец, который приказал своему коню танцевать, и тот действительно начал заученно перебирать ногами. Все тянули руки за бакшишем. Лошади, верблюды и ослы фыркали, ревели, ржали…