Не без труда вся компания добралась до небольших извозчичьих пролеток, в которые были запряжены ослы. По широкому бульвару, тянущемуся вдоль Нила, доехали до гостиницы «Катаракт» и заняли номера на втором этаже с окнами, выходящими на заросший пальмами остров, что делил Нил на два почти равных рукава.
– Это Слоновый остров[136], – сообщил Патрику Абир.
– По-французски – Элефантина. В европейской географии принято это название, – добавил Вильмовский.
– Так он слоновый потому, что такой большой? – спросил Патрик.
– Нет-нет, – улыбнулся Абир. – Когда-то до этих мест добирались африканские слоны.
– Как там много садов…
– Да, но прежде всего Элефантина знаменита ниломером, его в 1870 году восстановил хедив Исмаил, и множеством храмов.
– Ради бога, не говорите мне больше о храмах, – вздохнул Новицкий. – Они на меня давят. Храм должен быть полон людей, тогда он живет… А эти здесь напоминают о смерти.
Все умолкли, стоя на балконе, наблюдая, как садится солнце. На скалистых вершинах шла удивительная игра цветов. Розовый цвет переходил в фиолетовый, чтобы затем уступить темно-синему. Горизонт, поначалу желтый, стал пепельным, потом серым, наконец появилась луна, слабо осветившая наступившую тьму.
Новицкий никак не мог заснуть, все ворочался на неудобной кровати, стоящей в комнате, которую они делили с Вильмовским. Где-то около полуночи он услышал приглушенный голос друга:
– Тадек, спишь?
– Да нет…
– Салли переживает эту трагедию гораздо сильнее нас.
– Верно. Вся ушла в себя. Вечно в печали. Ее не волнуют даже обожаемые пилоны, барельефы и гипостили… И молчит!
– Попробуй ее немного развлечь.
– Но как? – уже не впервые задался этим вопросом Новицкий.
– Займись этим, Тадек, подумай. Поговори со Смугой и Абиром. Возьми ее куда-нибудь с Патриком. Покажи что-нибудь… У тебя лучше всех получится.
– У меня? Да я ведь испытываю то же, что и она, – сдавленно произнес Новицкий. – Может, лучше Смуга?
– Смуга с Абиром пусть займутся экспедицией, в этом они мастера.
– Пусть меня кит слопает, если я справлюсь с таким заданием, Анджей.
– Справишься, раз надо. Салли угасает на глазах. Нельзя этого допустить. Достаточно того, что я потерял… что мы потеряли одного ребенка. – У Вильмовского задрожал голос.
Когда рассвет окрасил серые скалы Элефантины, а противоположный, высокий берег осветили солнечные лучи, придающие растениям и виллам оттенок песка, Патрик выручил Новицкого из трудной ситуации.
– Тетя! – обратился он к Салли, с надеждой заглядывая ей в глаза. – Пойдем погуляем.
– Куда, сынок? – спросила она мягко, но без тени интереса.
– Просто походим немного.
– Иди с кем-нибудь другим.
– А я… хочу с тобой. Пойдем! – решительно настаивал Патрик.
Ему помог Вильмовский.
– Идите-идите и прихватите с собой Новицкого. Ему тоже будет полезно. А нам надо к мамуру[137].
– Только вы там поскорее все уладьте, – уже без протеста согласилась Салли.
Сначала они зашли на сук, местный рынок. Прикрытый в центре высокой крышей, базар не особо отличался от каирского или какого-нибудь другого базара на Востоке. Патрика больше всего привлекли товары из Нубии, их тут оказалось в избытке. Его очаровали щиты из рафии и соломы, он охотно попробовал поиграть на глиняных барабанчиках и не утерпел – купил один. Новицкий приобрел для Салли ожерелье из лотоса и еще одно, благоухающее, из сандалового дерева. Крики, жесты, ритмичные песни продавцов должны были привлечь покупателя. У Патрика потекли слюнки при виде халвы, и Новицкий заплатил за большой кусок, вспомнив, как сам обожал в детстве это лакомство. Салли приобрела немного арахиса, фиников, апельсинов. Потом ее внимание надолго приковала лавка с глиняной посудой, привезенной из Асьюта, славящегося своими гончарами.
Новицкий, имевший перед выходом из гостиницы длительную беседу с Абиром, с большой уверенностью, заинтересованно выполнял роль гида.
– Сначала поедем к каменоломням, посмотрим на тот знаменитый обелиск, что считают незаконченным.
Извозчик вез их дорогой, шедшей среди красных гранитных скал. Приехав, они встали, закинув головы кверху, чтобы разглядеть верхушку огромного столба из гранита.
– А почему он незаконченный? – Этот вопрос Патрика поставил в тупик Новицкого и повис в воздухе. Моряк не знал ответа.
– Он просто начал растрескиваться, – помолчав, коротко пояснила Салли. – Вот его и бросили, перестали над ним работать.
Моряк облегченно вздохнул. «Наконец-то хоть пару слов произнесла», – подумал он и как ни в чем не бывало спросил:
– Какой он может быть высоты?
– Свыше четырехсот метров. – Салли по-прежнему отвечала кратко и без особой охоты.
– Ну и зачем эту штуку строили? – не отступался Новицкий, в шутку подражая Патрику.
– Это связано с культом Солнца. Обелиск также использовали как стрелки солнечных часов. Эти огромные столбы вырезали из гранита в Асуане и развозили в храмы по всей стране.
– Что ты такое говоришь, голубка? Ведь эта игрушка весит тонн четыреста!
– Может, и больше, – равнодушно подтвердила Салли.
– Тетя, а я видел такой большой столб в Лондоне!
– Конечно видел. Уже в древности вошло в моду вывозить эти огромные обелиски. Этим занимались ассирийцы, римляне, а совсем недавно начали и французы, англичане и американцы. Именно в Лондоне в 1880 году установили, как ее назвали, Иглу Клеопатры.
– Дядя! – с энтузиазмом воскликнул Патрик. – Вот вырасту и привезу тебе в Варшаву такой подарок.
– Не стоит, малыш, – ответил Новицкий. – В Варшаве есть колонна Сигизмунда.
При упоминании о Варшаве Салли погрустнела еще сильнее и больше уже не вымолвила ни слова.
За обедом Смуга рассказал о посещении мамура:
– Он очень приветливо к нам отнесся. Выдал соответствующий документ, он называется здесь фирман, обязывающий власти оказывать нам всяческую помощь. Затем отослал нас к аге, местному военачальнику. Тот хотел откомандировать с нами отряд солдат, но мы, поблагодарив, отказались.
После еды вся компания отправилась пройтись по бульвару вдоль Нила. В голубых, чистых, спокойных водах реки отражались солнечные блики. Песчаные берега поросли светло-зеленой травой. Погруженная в мысли Салли шла рядом с Вильмовским. Патрик дурачился сзади, идя с Новицким. Абир и Смуга обсуждали предстоящую экспедицию, она обещала быть крайне опасной. Они никак не могли решить, брать ли с собой Салли и Патрика. Салли-то ладно – та решала за себя сама, а вот имели ли взрослые право подвергать мальчика опасности без согласия его родителей?
– И что нам с ним делать? – огорчился Смуга.
– Клянусь Аллахом! Кажется, я знаю, – ответил Абир. – У нас же здесь есть друзья.
– Ты имеешь в виду…
– Да, я имею в виду сыновей Юсуфа Медхата аль-Хадджа, – перебил Абир.
– Я не уверен…
– Они считают тебя героем. Ты же учил их стрелять! Ты запал им в душу! Они тебя хорошо помнят.
– Ну что ж! Может, это неплохая идея.
– Клянусь бородой Пророка! Своим появлением ты обрадуешь их сердца. А когда они еще узнают, что на старые раны пролит бальзам прощения, они окажут тебе горячий прием.
Смуга дал себя уговорить. Но решение навестить сыновей Юсуфа, живущих в Асуане, он принял не только из-за Патрика. Сыновья Юсуфа были купцами, ведущими торговлю с Суданом, водили караваны вглубь материка. Возможно, удалось бы выйти с ними вместе? Так или иначе, от них можно получить немало ценных сведений.
Но сначала Смуга и Абир поехали на извозчике в Шелаль, где кончалась линия железной дороги и находился речной порт. Им нужно было узнать, есть ли места на судне, идущем в Вади-Хальфу, и купить билеты или нанять какой-нибудь баркас. Новицкий охотно составил бы им компанию, но отказался от этой мысли, поняв предупреждающий жест Вильмовского. Вчетвером, вместе с Салли, вновь позволившей Патрику себя уговорить, они направились на лодочную пристань в Асуане, откуда вместе с гидом поплыли на фелюге к плотине у первого порога на Ниле.
– Туда нельзя, – гид показал на восточный берег. – Вода сильная, большая, быстрая. Нельзя.
Проплывая между островками и скалами, они с удовольствием отдались очарованию поездки. День был знойный, но их освежали ветер и прохлада воды. Даже Салли немного повеселела, подставляя лицо ветру, вытирая с него водяные брызги. Вскоре они добрались до легендарной красно-бурого цвета асуанской плотины. Прошлись по ее верху. По одну сторону вода, устремляясь через несколько открытых шлюзов, с шумом падала в многометровую пропасть, с другой – расстилалось озеро.
– Я преклоняюсь перед гением англичан, – сказал Вильмовский.
– Ну, наверное, они еще и неплохо заработали на этом строительстве, – заметил Новицкий.
– Не сомневаюсь, но выиграл на этом прежде всего Египет.
Еще до полудня они попали на лодочную пристань на восточной стороне, поблизости от деревни Шелаль, откуда вместе со Смугой и Абиром должны были плыть на остров Филе. Друзья уже ждали их.
– У меня хорошая новость, – сразу же сообщил Смуга. – Послезавтра мы отплываем в Вади-Хальфу. Это будет быстрее всего.
Они сели в лодку с тремя гребцами.
– Я сам с удовольствием посмотрю, что стало с великолепным ансамблем храмов, посвященных Изиде и выстроенных на острове Филе в эпоху Птолемеев. Все имеет свою цену, – с грустью сказал Абир. – Строительство плотины привело к затоплению этого красивого островка. Летом островок полностью выходит из воды, а в это время года видны лишь колонны.
– Филе! – вздохнула Салли. – Место паломничества для древних египтян, греков, римлян. Можно сказать, последний оплот римлян, последнее убежище для спасающихся от преследователей коптов… Филе! Залитый водой Филе, – добавила она с сожалением.
– А вы знаете, что через монастырь, где расположен храм Изиды, проходит тропик Рака? – Вильмовский по-своему старался отвлечь всех от тяжелых мыслей, но в основном почти безуспешно.