Кисуму не мог оторвать от него глаз.
– Он хотел меня извести. Наслал льва, чтобы тот меня убил… Наслал льва… – шептал он почти в беспамятстве и уже сам не знал, о ком говорит – о сыне или о злом духе.
– Значит, ты понял, вождь. Пусть тебя бережет твой амулет, – уже спокойно проговорил колдун и тяжело поднялся.
Кисуму проводил его, потом снова сел и стал внимательно смотреть на Автония, и чем пристальней становился его взгляд, тем больше он замечал в глазах сына хищные отблески, какие запомнились ему в глазах льва.
Агоа тем временем снова рассказывала сказку:
– Однажды удав боа обвился вокруг лианы, чтобы побаловаться, как это делают маленькие мальчики. Как раз мимо проходил слон. Когда он увидел, что змей совсем беззащитен и сам себя связал, слон довольно рассмеялся. Он теперь был хозяином жизни и смерти пронырливой бестии.
«Смилуйся надо мной, слон! Смилуйся!» – умолял его змей.
«А что мне от этого будет?» – Слон поднял хобот и стал раскачивать лиану.
«Обещаю, что, когда бы ты меня ни позвал, я всегда приду к тебе на помощь».
Слон задумался. В его большой голове появилась мысль, что неплохо было бы иметь такого мощного союзника.
«Смилуйся, слон! – снова просил его боа. – У меня столько маленьких деток… Нехорошо лишать жизни их отца».
«И то правда», – подумал слон, но вслух сказал:
«А ты имел жалость к моим детям, которых душил в изгибах своего громадного тела? Да у них и возможности не было просить тебя о милости. Душил – и все… Брр…» Слон тряхнул и раскачал лиану. Боа взлетел к самым верхушкам деревьев.
«Не заслуживает милосердия тот, кто сам не знает жалости. Но я дам тебе шанс… Если ты успеешь развернуться и упасть на землю быстрей, чем я подниму и опущу хобот, чтобы тебя раздавить, ты будешь свободен».
А змею только того и надо было. Он и со слоном вел разговоры не потому, что рассчитывал на жалость, а просто искал способ выбраться из западни. Только слон начал опускать хобот, как боа молниеносно спустился на землю и обвился вокруг слона.
«Ха! Ха! Ха! – засмеялся он. – Теперь ты, господин слон, в моей власти. А у меня в сердце нет жалости. Так что умри!»
И змей стал кусать слона в его толстый живот. Однако слон перенес укусы спокойно, ведь у него на животе очень твердая кожа. Так же спокойно он поднял ногу и прижал шею змея. Тот застонал от боли, отпустил слона и снова стал умолять его. Но в ответ слон размозжил ему голову.
«Нет милосердия к тому, кто сам не знает жалости», – повторил он и хоботом забросил тело змея высоко на деревья, где над ним стали издеваться злые обезьяны.
Агоа закончила рассказ, а дети наперебой стали просить новую сказку.
– Расскажи, как змея соревновалась с леопардом.
– Нет! Об обезьянах и охотнике.
– О том, как газель обманула леопарда.
Кисуму с сожалением положил конец этой сцене. Он кивнул жене, чтобы она шла за ним, и сурово посмотрел при этом на Автония. Когда Агоа подбежала к нему, он наклонился и произнес:
– Ригилах-Сукуо.
Агоа с трудом подавила крик ужаса, прижав руку к губам. Перевела взгляд на играющего с детьми Автония. Мальчик казался веселым, а его увечье почти не было заметно.
Барабан колдуна не смолкал всю ночь. Колдун исполнял ритуальный танец, предшествующий жертвоприношению. Для него это был и танец победы. Он одолел вождя. Весы, определяющие, кто управляет в деревне, явно качнулись в его сторону.
В деревне никто не спал, все в ужасе прислушивались к звукам барабана. Им вторили джунгли своими ночными, таинственными голосами. К утру барабан затих, умолкли и джунгли. Раздавалось лишь тысячеголосое птичье пение. Наступал новый и прекрасный жаркий день. Люди поднимались, чтобы заняться своими трудами, ночные животные ложились спать, дневные выходили на охоту.
В деревне Кисуму этот порядок был нарушен. Из нее как раз выходило жуткое шествие, направляющееся к землям пастушьих племен бахима. Так хотел колдун, он объявил, что злые чары пришли оттуда. Вели плачущего Автония, корову, козла, собаку, несли кур.
Термиты (Termitidae) называются также белыми муравьями, потому что они, подобно этим насекомым, живут большими обществами и устраивают большие гнезда… 〈…〉 Термиты живут только в жарких странах… 〈…〉 Тело их продолговато-овальной формы, сверху несколько сплющено, голова и грудь занимают почти половину тела, лапки четырехчленистые и все одинаковой величины, крылья большие… легко отпадают, глаза обыкновенно выпучены и расположены по обеим сторонам головы… у большинства видов имеется пара простых глазков; рот хорошо развит, в особенности верхняя губа, которая оканчивается зубчатыми челюстями… 〈…〉 Ноги тонкие, но очень сильные. Цвет термитов очень разнообразен и представляет различные переходы от бурого до черного и светлого. (А. Брэм. Жизнь животных, т. 3.)
Мальчик сквозь слезы смотрел на родную хижину, на озеро.
Процессия шла мимо пригорка над водопоем, где лев напал на его отца, мимо полянки, где часто прятался Автоний. На ней стояли холмики термитов. Он любил наблюдать за ними с тех пор, как отец привел его на эту полянку и стал тихонько постукивать по твердым, как броня, земляным холмикам. Молодые термиты кучками выскочили наружу, подумав, что идет дождь.
Кисуму велел то же делать и сыну. Собранные таким способом насекомые служили острой приправой к однообразной и невкусной каждодневной пище. Автоний часто приходил сюда, понимая, что термиты необыкновенно подвижны и обладают страшной силой. Куда бы они ни отправились, после них оставалась пустыня. Они способны очистить местность от падали или съесть целое дерево с корнями, стволом и ветками. Термиты пробуравливали в нем туннели, проникали в него изнутри и снаружи. Из остатков дерева они строили свои дома высотой в несколько метров, которые невозможно было разбить.
Автоний и восхищался термитами, и завидовал им. Он не сумел бы этого толком выразить, но старался им подражать. Невзрачный, тихий, увечный, он в то же время был уверен, тверд и подвижен, подобно своим любимым термитам. Из двух противоположных, казалось бы, предназначений этих африканских муравьев – уничтожать и строить – Автоний подсознательно выбрал для себя второе.
Сперва из земли, а потом из дерева он стал создавать похожие на сооружения термитов замки и изваяния.
И вот теперь с покорностью и сожалением сын вождя прощался с любимой полянкой, со своими братьями-термитами. Прощался он и с лучшим другом.
Два года назад Автоний наткнулся как-то на разоренное гнездо, следы крови и не умеющего летать и еще не оперившегося как следует птенца. Он поднял птенца, ощутил в ладонях его тепло, а затем стук крохотного сердца. Птенец быстро рос и вскоре сравнялся с мальчиком в росте. Когда он начал летать, Автоний был уверен, что птенец быстро о нем забудет. Вовсе нет. Птенец возвращался, постукивал коротким, широким клювом с острым крючком на конце, выпрашивал лакомство.
Автоний все еще думал о птенце, когда процессия достигла земель бахима. Люди Кисуму украдкой пересекли пограничный ручей, миновали полосу буша и снова углубились в джунгли. Здесь они остановились на самом краю, их путь закончился. Автоний в голос рыдал. Стражники переломали ноги животным, чтобы те не могли убежать, зарезали кур. Мальчика привязали к дереву, чтобы принести в жертву, вместе с которой из деревни должны были уйти злые духи. Колдун торжествовал, не подозревая, что совсем близко затаилась настоящая опасность.
События в Каире и Долине царей сильно поколебали то чувство всемогущества, которым давно уже упивался Железный фараон. Эти события пагубно отразились на его делах, сузили территорию деятельности. Его унизили, заставили скрываться. Он тяжело переживал свое унижение, но здесь, в Африке, вблизи озера Альберт, у него оставалось еще достаточно сил, чтобы властвовать без помех. Тут он мог приумножить богатства, начать восстанавливать утраченное.
С давних пор его люди, укрывшись близ тропинок в джунглях, хватали женщин, детей, одиноких мужчин либо просто выкупали их у вождей, чтобы потом продать в рабство. Теперь Фараон решил поставить это дело с большим размахом. Местность по берегам озера Альберт стала его временным пристанищем, государством, в котором живущие здесь негры были просто рабами. Фараон решил «очистить» территорию, по очереди захватывая деревни. На его пути встала и деревня Кисуму.
Ночь, выбранная для нападения, была сухая, тихая. Люди в деревне Кисуму безмятежно спали. Перед рассветом на краю джунглей показались отблески факелов. Через минуту хижины уже ярко пылали. Люди выбегали из них, устремлялись в сторону буша, чтобы укрыться в высокой траве. Но буш тоже горел. Им оставалось погибнуть в огне либо вернуться и попасть в руки нападавших. Многие пытались обрести спасение в джунглях, и кое-кому это удалось.
Людьми Фараона предводительствовал метис[156] по прозвищу Клинок. Это прозвище он получил из-за мастерского владения саблей, своим излюбленным оружием. Шестидесятилетний старик наглядно подтверждал известное изречение: «Бог создал белого, бог создал черного, а дьявол – метисов». Был он упитанным, но не толстым, коренастым, приземистым, с безжалостными глазами навыкате. Курчавые черные волосы, мясистые негритянские губы придавали лицу метиса выражение холодного равнодушия. Сидя по-турецки в чем-то вроде паланкина с навесом, который несли четверо невольников, одетый в легкие восточные одежды с кораллами на шее и золотыми браслетами на руках, он умело руководил отрядом из тридцати отпетых головорезов. Происходили они из разных частей Африки, но в основном из Занзибара, и из суданских племен под названием руга-руга[157], с незапамятных времен занимавшихся ловлей рабов. Опыт в этом деле у них накопился немалый. У некоторых наймитов имелось огнестрельное оружие, большинство же были вооружены саблями и дубинками. Каждый держал в руках узкое длинное копье и щит.