– А я видел. Мы как-то притаились рядом с водопоем, используя сооруженный охотниками мачан[170]. Вообще я не люблю такой охоты. Охотник посиживает себе в безопасности и комфорте и стреляет, как по мишеням.
– Да уж, герои, – согласился Новицкий. – Сперва залезают со страха на дерево, а потом отважно стреляют.
– Но я не об этом хотел рассказать. К водопою подошли зебры. Сверху мы видели, как к ним подкрадываются львы. Великолепное, доложу вам, зрелище! Ловкие, гибкие и бесшумные, как кошки, они ползли против ветра, который дул со стороны предполагаемой добычи. Львов было пятеро. Они окружили водопой и напали. Атака удалась только частично. Две зебры упали сразу же: одна с перерезанным горлом, вторая с перебитым хребтом. Остальные стали в круг, головами друг к другу, и лягались. Один молодой лев, не такой, видимо, еще осторожный, попробовал ухватить зебру за брюхо, но попал под копыта и еле спасся. Вот и ответ на твой вопрос, Тадек. В таких стычках не обходится без ран. Отсюда и происходят слабые, живущие в одиночку особи. Не исключено, что нечто подобное приключилось и с нашим львом.
Смуга помолчал, затем вернулся к интересовавшей их теме:
– Было бы хорошо, если бы он появился возле деревни как можно быстрее.
– Мы можем заставить его это сделать, – ответил Вильмовский. – Взрослому льву требуется ежедневно по крайней мере пять килограммов мяса, и он способен за один раз съесть хоть сорок килограммов.
– Ничего себе заморыш! – восхитился Новицкий.
– Да уж! Наш лев, наверное, голодный, значит пустится на поиски пищи, а ведь львы, как известно, питаются и падалью. Бросим им часть твоей добычи, Анджей. Оставим на пастбище тушу антилопы.
– Что ж, стервятники без труда привадят нашего льва, а вечером приглашение повторят гиены. Обязательно придет, поверьте моему нюху! – добродушно заверил Новицкий. – И великому белому колдуну очень пригодится львиная шкура, – шутя добавил он, выпрямившись во весь свой могучий рост.
– Лучше уж мы подарим ее вождю, – с улыбкой заметил Смуга.
– Вообще-то, больше других ее заслужил Мунга. – Вильмовский, как всегда, старался быть справедливым.
– Милостивые господа! Давайте не будем делить шкуру неубитого медведя… то есть, я хотел сказать, льва, – рассмеялся Новицкий. – А теперь к делу!
Остатки туши антилопы они оставили на прилегающем к джунглям пастбище, а сами сели к небольшому костру, наблюдая за кружащими над падалью стервятниками. Ожидалось, что лев появится со стороны леса. Вильмовский предлагал соорудить небольшую зерибу, она обеспечивала бы безопасность, но Новицкий не хотел об этом и думать. На этот раз его поддержал Смуга.
– Негры сочтут нас трусами, – возражал моряк.
– Зериба ограничит нам поле зрения при стрельбе, – добавил опытный охотник, это был более веский довод.
Ожидание затягивалось, с тем большим интересом друзья слушали рассказы Смуги об охотничьих приключениях, хотя он сразу предостерег, что фантазия людей, охотящихся на животных, сравнима лишь с фантазией североамериканских индейцев.
Ни одна птица этого подсемейства [грифовых. – Примеч. ред. ] не приобрела такой известности, как стервятник, белый сип, курица фараонов (Neophron pernopterus). Он изображен на древних египетских памятниках; египтяне и евреи воспевали его как эмблему родительской любви. Преобладающий цвет его густого оперения – грязно-белый. 〈…〉 Стервятник далеко не глуп, так как точно отличает того, кто ему полезен, от того, кто ему вредит. Нельзя его также назвать и ленивым; напротив, он очень деятелен и часто по целым часам упражняет свои крылья ради одного только развлечения. 〈…〉 Для отдыха он выбирает скалу и по возможности избегает деревьев, так что совершенно отсутствует в больших лесах; нередко его приходится видеть сидящим на старых зданиях, храмах, мечетях и памятниках. (А. Брэм. Жизнь животных, т. 2.)
– Был у меня когда-то знакомый, которого местные жители называли «Джо – одна пуля», так великолепно он стрелял. О нем говорили, что он попадает в лимон с расстояния в четыреста ярдов[171].
– Фью, – присвистнул Новицкий.
А Смуга усмехнулся и продолжал рассказ:
– Как-то вечером он отправился на охоту. Зверь попался ему сразу же на краю леса. Это оказался сидящий на ветке дерева леопард, что само по себе было прямо-таки вызовом судьбы, поскольку хищник при виде человека тут же исчезает. Джо моментально вскинул карабин, взвел курок, прицелился и выстрелил. Леопард исчез. Промах!..
– Со всеми бывает, – прокомментировал Вильмовский.
– Говорят ведь: «Солдат стреляет, а Господь Бог пули носит», – добавил Новицкий.
– Это еще не конец. На следующий вечер Джо снова направился в те же места и на том же дереве увидел того же леопарда. И вновь Джо промахнулся. Леопард одним прыжком скрылся в зарослях.
– Что, этот Джо охотился в одиночку?
– Именно что нет. Его сопровождал следопыт-масаи, наш общий знакомый Мешерье. Представляете, как страдало самолюбие охотника? Леопард сделался его наваждением. Когда следующим вечером они вышли в степь, то снова увидели хищника на том же дереве. Заметив охотников, леопард лениво потянулся и зевнул, – во всяком случае, так уверял Джо.
– Жаль, что он еще не повернулся к нему задом, – тихонько засмеялся Новицкий.
Вильмовский же спросил:
– На этот раз попал?
– Ничего подобного. Это продолжалось пять дней подряд. На шестой пришел успех, но только половинчатый. Раненный в затылок леопард больше не появлялся.
– А он, часом, не засмеялся на прощание? – спросил развеселившийся Новицкий.
– Ну, скажем, презрительно кашлянул, как павиан, – закончил свой рассказ Смуга.
– Я слышал, леопарды опаснее львов, – высказался Вильмовский.
– Совершенно верно, они более гибкие и ловкие. А весят в два раза меньше. Нападают абсолютно бесшумно, не предупреждают ворчанием, как иногда львы. Или прыгают почти на два метра. Кое-кто утверждает, что леопарды единственные из всех животных убивают для удовольствия. Довольно часто они живут в пригородах африканских городов вместе с койотами, лисами, енотами. Мы как-то окружили леопарда в пригороде Найроби, у него не было никакой возможности убежать. Так он скрылся в лесной чаще, и его не учуяли там даже собаки. А следующей ночью он убежал.
– Так, может быть, леопарда надо считать царем зверей? – задумался Вильмовский. – Масаи говорят, что царь саванны – это слон, наследник трона – буйвол либо носорог. Лев – он такой ленивый! Когда он сыт, рядом могут спокойно пастись импалы, гну, у них великолепное обоняние, зебры с их прекрасным слухом и страусы, эти благодаря длинным шеям издалека видят опасность. Страус, когда он беспокоен, прячет голову в песок, импала фыркает, томи предупреждающе бьет копытом, а потом подскакивает и несется что есть сил.
Надвигались сумерки, солнце уже коснулось линии горизонта. В кустах прошелестел ветерок, и наступила темнота. Львы отлично видят ночью, и охотятся они до того времени, пока не взойдет луна. Ее сияние действует на них возбуждающе, они нервничают. Однако тот лев, которого ждали охотники, нападал обычно после полуночи, не раньше: временами он даже предпочитал раннее утро – так, по крайней мере, об этом говорили негры. До полуночи оставалась еще пара часов. Ночь была ясной.
– Придет ли? – в который уже раз беспокоился Вильмовский.
– Надо ждать, – неизменно отвечал Смуга.
Они снова замолчали, вслушиваясь в тишину ночи.
– А часто среди хищников встречаются людоеды? – спросил Новицкий Смугу.
– Чаще всего на человека охотятся тигры. Бывает, что и леопарды, и даже львы. В Кении широко известна история полковника Паттерсона, инженера на строительстве моста через реку Цаво.
В эту минуту до них донесся скулеж, переходящий в смех. Автоний, давно уже сладко спавший рядом с Вильмовским, вскочил, широко раскрыв глаза. Охотники тоже вздрогнули.
– Гиены. Приманивают льва, – сообразил Смуга.
– Брр, – вздрогнул Новицкий. – Какой жуткий хохот. Я их прогоню.
Он взял из костра тлеющую головешку и бросил ее в сторону, где лежала падаль. Мелькнули какие-то тени с ощерившимися зубами. Моряк швырнул в ту сторону горящую палку, одновременно выстрелив в одну из прыгнувших гиен. Она свалилась на землю. Остальные разбежались.
– Теперь падали будет больше, – сказал он, вновь садясь к костру, а Смуга вернулся к своему рассказу.
Немного животных имеет такую фантастическую историю, как гиены. Еще древние ученые передавали о них самые невероятные вещи, вроде, например, того, что собаки теряют голос и разум, если на них упадет тень от гиены; что эти хищники изумительно подражают голосу человека, чтобы подманивать к себе жертвы; что они разрывают могилы и похищают трупы и т. д. 〈…〉 Туловище у них вытянутое, шея толстая, голова большая, морда некрасивая, кривые передние ноги длиннее задних, на всех конечностях по четыре пальца; уши грубой формы, мало покрытые шерстью; глаза расставлены косо, вечно бегают, страшно блестят и имеют отталкивающее выражение. Толстая, неподвижная шея, короткий пушистый хвост, длинная лохматая шерсть, переходящая на спине в щетину, наконец, сам цвет ее – темный, мрачный, – все это производит неприятное впечатление. Кроме того, гиены принадлежат к ночным животным, обладают отвратительным голосом, каким-то адским хохотом; далее, они страшно прожорливы, жадны, распространяют скверный запах, ходят уродливой, хромающей походкой. (А. Брэм. Жизнь животных, т. 1.)
– Из-за нападений двух львов-людоедов пришлось на пару недель прервать строительство железной дороги. Паттерсон не имел ни малейшего опыта в такого рода охоте, тем не менее рискнул. Он пристрелил одного хищника, а второго заманили в металлическую клетку. Однако нервнича